Объявлен шортлист конкурса фотографии «Прямой взгляд» — одного из немногих, призванных поддерживать в России независимую фотожурналистику. Премии, которые получат победители, более чем скромные — 30 тысяч рублей. Однако фотографы участвуют в конкурсе не ради денежного вознаграждения. Идея конкурса — поощрять фотопроекты, созданные с позиции уважения и защиты человеческого достоинства и прав.
В этом году организатор конкурса, Центр документальной фотографии FOTODOC при Сахаровском центре, решил сосредоточить внимание фотографов на проблемах взаимоотношений человека с обществом и государством. Оказалось, что таких проблем все больше, а надежды на их мирное разрешение почти не остается. Все работы участников шортлиста пронизаны болью и ощущением безнадежности. «Лента.ру» публикует самые яркие проекты конкурса.
Фото: Александр Васюкович
Проект белорусского фотографа Александра Васюковича посвящен детям, родившимся с когнитивными, ментальными нарушениями и церебральным параличом. В Белоруссии от них часто отказываются семьи, отказников отправляют в детские дома, где растят фактически в изоляции от общества. Когда им исполняется восемнадцать, их переводят в психоневрологические интернаты, где жизнь продолжается точно так же: в изоляции, бездействии, пережидая жизнь до самой смерти, пишет Васюкович.
Фото: Александр Васюкович
«За последние два года я фотографировал в трех подобных учреждениях. В общей сложности две тысячи детей и двенадцать тысяч взрослых находятся в сорока шести учреждениях. Это закрытые учреждения с непрозрачной отчетностью. Иногда сотрудник, обеспокоенный отсутствием финансирования, необходимой еды и персонала, может высказаться, но он рискует быть уволенным», — рассказывает автор фотосерии «Расти, жить и умереть как растение».
Фото: Sandra Hoyn
29-летняя Аурелия приняла добровольное решение умереть. Молодая жительница Нидерландов страдает серьезными психическими заболеваниями. У нее пограничная депрессия, тревожность, расстройства пищевого поведения. Она прошла все возможные лечения и терапии, которые ее измотали.
«Я бы хотела жить, но я хочу положить конец моим страданиям. Единственный способ достичь этой цели — умереть», — считает Аурелия.
В Нидерландах эвтаназия официально разрешена, но не для всех психически больных. В 2017 году «Клиника конца жизни», дающая разрешение на эвтаназию, отклонила 457 заявок из 503 от людей, страдающих от психических заболеваний. 31 декабря 2017 года Аурелии поступил телефонный звонок из клиники: ей разрешено умереть через 26 дней. Врачи клиники по проведению эвтаназии подтвердили, что борьба Аурелии за исцеление не имеет перспектив. Фотограф Сандра Хойн провела последние дни Аурелии бок о бок с ней.
Фото: Sandra Hoyn
«Я сопровождала Аурелию на протяжении последних недель. В Нидерландах, где живет Аурелия, с 2002 года официально разрешена эвтаназия. Ежегодно несколько тысяч человек на законных основаниях заканчивают свою жизнь при поддержке врачей, потому что их боль невыносима, и нет никаких шансов на выздоровление. Когда страданий становится слишком много для жизни?» — задалась вопросом Хойн.
Аурелия говорила, что не хочет, чтобы люди убивали себя. Но она хочет, чтобы тот, кто действительно хочет положить конец своей жизни из-за страданий, имел шанс на самостоятельное решение и поддержку врача. Не один, не после передозировки, не после прыжка под поезд или с высокого здания, а дома, в их собственной постели, в окружении близких.
«Может, пришло время поговорить о том, что психически больные люди достигают момента, когда их страдания становятся невыносимыми, и правильнее помочь им закончить свою жизнь, чем пытаться облегчить их боль и страдания?» — вопрошает автор проекта.
Фото: Jens Schwarz
Themmuns (англ. сленг — «мы и они») — фотопроект о молодежи в Северной Ирландии. Здесь продолжается противостояние между католиками и протестантами, республиканцами и лоялистами.
По итогам референдума по брекзиту 2016 года Северная Ирландия должна покинуть ЕС. Местные протестантские лоялисты в основном поддерживали брекзит, а католические ирландские республиканцы голосовали преимущественно против. Один из основных пунктов Белфастского соглашения 1998 года — открытие границ между Северной Ирландией и Ирландской Республикой, которая по сценарию брекзита становится внешней границей Европейского Союза. Сейчас мирное соглашение может быть расторгнуто Северной Ирландией, и вновь вспыхнут прежние конфессиональные и этнополитические конфликты.
Фото: Jens Schwarz
«В своем проекте я документировал повседневную жизнь молодежи обеих сторон и выяснил больше об их проблемах, окружении и образе жизни. Подобные наблюдения часто выявляют больше сходства, чем различий», — говорит автор серии Йенс Шварц.
Фото: Анастасия Руденко
Дни смотра полезных дел — ежегодное мероприятие в исправительных учреждениях Вологодской области, которое проводится с 1964 года. Каждое лето представители гражданского общества и журналисты имеют возможность посетить тюрьмы, чтобы увидеть жизнь заключенных. По итогам специальная комиссия, назначенная властями, определяет победителя. Она оценивает качество повседневной жизни заключенных, их условия труда, развлекательные мероприятия (концерты), обстановку и прочее. В августе 2017 года я посетила 8 исправительных учреждений — редкая возможность для СМИ увидеть жизнь во ФСИН, правопреемнике ГУЛАГа.
Фото: Анастасия Руденко
Дни смотра полезных дел — это тщательно спланированные мероприятия, разработанные администрацией для создания «позитивного» образа российской тюремной системы, которая остается в значительной степени нереформированной со времен Сталина.
Фото: Дарья Асланян
Ирина, тихая маленькая женщина, живет в небольшом поселке в России. Выросла в детском доме. После окончания школы она вышла замуж и родила детей. Но муж начал пить, стал агрессивным, и в конце концов они развелись. Она работала, воспитывала детей, купила небольшой дом. Однажды Ирина пришла в церковь и с тех пор старалась жить согласно Евангелию, это стало ее отдушиной. Но случилась беда: младшего сына Сашу сбила машина, он получил сильную черепно-мозговую травму и впал в кому.
Фото: Дарья Асланян
Тогда Саше было 7 лет, он год лежал без движения. Матери удалось научить его заново говорить, держать предметы в руках. Ирина ухаживает за Сашей уже 11 лет. Вспоминая аварию, она все время повторяет, что когда Саша упал с капота той машины, он упал прямо перед храмом, перед иконой Божьей Матери. Это символично для нее. Ведь в христианстве мученичество — это прямой путь к богу.
Фото: Антонио Арагон Ренунцио
Примерно два десятилетия назад в Буркина-Фасо появились группы вооруженной самообороны, созданные в основном для борьбы с грабежами, воровством и вооруженными нападениями. Эти ополченцы, известные на языке моси как «коглвего», стали законом и заняли территорию, где полицейские и военные силы отсутствуют в полностью коррумпированной системе. Традиционная униформа, оружие прошлых веков. Их методы — нетрадиционные методы допроса, хлысты, цепи, мачете, экстремальное наказание.
Фото: Антонио Арагон Ренунцио
Принципы сорока солдат Коглвего в Гоудрине, которые охраняют и присматривают более чем за 53 тысячами жителей, предельно ясны: «Если кто-то не любит Коглвего, — это из-за того, что они воры».
Фото: Ezra Acayan
Более 27 тысяч человек погибли в результате двухлетней войны с наркотиками на Филиппинах. В 2016 году Родриго Дутерте стал президентом Филиппин. Его предвыборное обещание бороться с наркотиками любыми способами помогло ему победить на выборах: он угрожал тем, кто связан с употреблением и продажей наркотиков смертной казнью, призывал к самосуду и позволил полиции действовать жестоко.
Фото: Ezra Acayan
Убивают и дилеров, и потребителей. Организация Объединенных Наций обратилась с призывом к филиппинскому правительству расследовать убийства, совершенные во внесудебном порядке и привлечь виновных к ответственности, но этого не произошло. Война продолжается.
Фото: Federico Vespignani
В районе так называемого Северного треугольника, в который входит Гондурас, Сальвадор и Гватемала, за последние сорок лет насилие стало частью жизни. Людей не только убивают — они исчезают. Уличные банды, такие как MS-13, управляют населением с помощью страха. «Смотри, слушай и молчи» — это девиз, который можно встретить в этих странах повсюду. В ответ на рост организованной преступности и насилия правительство трех стран объявили бандам открытую войну. Однако автор проекта Федерико Веспиньяни считает, что прекратить насилие с помощью насилия — утопия.
Фото: Federico Vespignani
Судебный антрополог Израиль Тикас занимается поисками исчезнувших. «Главное, что заставляет меня делать это — боль семей, которые потеряли своих близких, они похожи на зомби, их сердца исчезли вместе с их сыновьями», — говорит мистер Тикас.
Фото: K M Asad
«Тяжело ходить в течение трех дней без еды и воды, но еще мучительнее думать о доме и вещах, которые пришлось оставить», — делая глоток воды, говорит пожилая женщина-рохинджа, сбежавшая из Мьянмы.
Из-за жестокого обращения в Мьянме в 2017 году десятки тысяч рохинджа были вынуждены бежать из страны. Они поселились в соседней Бангладеш, где продолжают жить по сей день. Слово «рохинджа» в Мьянме — табу. Правительство государства отказывает им в гражданстве, считая нелегальными иммигрантами из Бангладеш.
Фото: K M Asad
Преследование и маргинализация рохинджа начались с 1982 года, когда вступил в силу закон, лишивший гражданства один миллион представителей этой народности. Фактически их оставили без доступа к медицинскому обслуживанию и образованию. Вскоре по стране прокатилась волна насилия. Военные называют эту кампанию операцией против группы боевиков-террористов. Наблюдатели говорят, что, хотя вооруженные повстанцы рохинджа существуют, но их общее количество невелико, и они плохо вооружены, отмечает автор серии «Бегство рохинджа».
Преследования повлияли на всю этническую группу — деревни были сожжены дотла, поступают сообщения о том, что военные заминировали территорию, чтобы те, кто бежал, не могли вернуться. Армия настаивает, что рохинджа — нарушители границ, но сами они напоминают, что жили на этой земле на протяжении многих поколений. «Они, конечно, не могут быть людьми из ниоткуда. Тогда кто они?» — поднимает вопрос фотограф.
Фото: Karl Mancini
В ночь на 2 апреля 2016 года конфликт в Нагорном Карабахе снова перешел в активную фазу. Противостояние получило название «Четырехдневная война», однако в сущности война в Карабахе (или Арцахе, как его называют местные) никогда не заканчивалась, а случаи регистрируются почти каждый день и в армии Карабаха, и среди азербайджанских военнослужащих. Побывавший на спорной территории фотограф Карл Манчини решил рассказать, каково живется карабахским женщинам, братья, отцы и сыновья которых служат в армии.
Фото: Karl Mancini
Фактически у каждой женщины Арцаха есть близкий родственник — военнослужащий. «Женщины живут в ожидании возвращения родных, но именно благодаря им жизнь в стране продолжается. Они занимают важные посты в правительстве, принимают решения, имеющие важное значение для будущего этой части мира, скрытой в горах Кавказа. От роли матери до министра по делам молодежи и культуры, от простого сотрудника в салоне красоты до полицейского и главы верховного суда, женщины — душа Карабаха», — считает фотограф.
«Они мечтают о мире для создания нового будущего для своих детей. Они любят, упорно борются, часто страдают молча и верят в традиции. Они храбрые и хрупкие. Это их история», — отмечает Манчини.
Фото: Karl Mancini
В шортлист попал еще один фотопроект Манчини. Он посвящен жестокому обращению с женщинами в Аргентине. В 2012 году в уголовном кодексе государства появилось новое понятие — феминицид — убийство женщин, караемое пожизненным заключением. Тем не менее количество убийств в стране растет. По статистике, каждые двадцать восемь часов от насильственной смерти умирает одна женщина.
Весной 2015 года после череды жестоких преступлений было создано общественное движение «Ni una menos» («Ни одной больше») против женского насилия.
8 марта 2018 года в Буэнос-Айресе полмиллиона женщин приняли участие в демонстрации организации. Движение распространилось на другие страны Латинской Америки, а также Европу и США.
Фото: Karl Mancini
Автор серии отмечает, что издевательства над женщинами происходят с одобрения правоохранительных органов. Коррумпированная полиция часто отказывается принимать заявления, и женщины страдают от домашнего и психологического насилия в течение многих лет. Зеленый шарф, который носят тысячи женщин в стране, стал символом борьбы за право самостоятельно принимать решения.
Фото: Мария Гельман
«В России множество предубеждений к людям с ментальной инвалидностью. Их не считают за полноценных людей, не берут на работу и не верят в их обучаемость. Чаще всего у них нет друзей, они редко выходят из дома. Но есть место, где все по-другому. "Светлана" — уникальная социальная деревня в России, в Ленинградской области», — рассказывает Мария Гельман, побывавшая в поселении.
В «Светлане» вместе с воспитателями и волонтерами свободно живут люди с различными умственными и физическими особенностями развития. Это место — не интернат и не клиника. Никто не ходит в белых халатах и не запирает двери. Жители отказываются от разделения на роли «больной» — «здоровый» или «нормальный» — «ненормальный». Каждый ценится как личность, и все трудятся на общее благо. Жители верят, что важно не в то, какой ты, а каким можешь стать.
Фото: Мария Гельман
В «Светлане» около сорока жителей. Четыре больших дома, огород, ферма, пекарня, столярная мастерская и многое другое. Здесь живут натуральным хозяйством, все жители работают. В деревне совместные трапезы, баня по выходным и спектакли по праздникам. Люди с особенностями свободно гуляют, работают, дружат и любят. Они реализуют себя в любой трудовой или творческой деятельности. Например, те, кто раньше не мог держать самостоятельно ложку в руках — теперь пекут хлеб или играют в спектаклях.
Полную версию фотосерии Гельман «Лента.ру» публиковала в июне.
Фото: Натела Григалашвили
Духоборы, или, как они называют себя — «воины-духи», — русское религиозное движение, близкое к протестантизму, которое появилось три века назад в России, в Тамбовской губернии. Там побывала Натела Григалашвили.
Изгнанные русским царем и переехавшие в Грузию, духоборы основали восемь деревень в Джавахетском районе, крупнейшей из которых была Гореловка. Они считают Джавахети святой землей, а Гореловку считают центром духоборства. В советское время колхоз «Гореловка» был вторым из самых богатых во всей стране. Духоборы отличались от остальных трудолюбием и дисциплиной.
Они отвергают материальное проявление веры — кресты, иконы, даже священные и церковные ритуалы. Они говорят, что бог везде и во всем, особенно в человеческой душе, и каждый человек сам является храмом.
Фото: Натела Григалашвили
Григалашвили отмечает, что последние двадцать лет были особенно трудными для духоборов. Молодежь вынужденно покидает деревню из-за отсутствия образования и работы, а новые владельцы домов, мало знакомые с культурой духоборов, разрушают и меняют внешний вид уникальных российско-украинских жилищ, интерьер, уничтожают орнаменты.
«Я снимаю это сообщество уже три года, и каждый раз, когда я возвращаюсь, я вижу все меньше духоборов и больше разрушенных зданий, которые представляли их уникальную культуру. Те, кто покинул свои дома, смогли устроиться, но не могут найти покоя, потому что их родина здесь, в Джавахети, только здесь они могут найти мир», — сетует фотожурналист.
Фото: Сергей Строителев
«Связь» — это долгосрочная фотоистория о маленькой, но очень особенной семье из Санкт-Петербурга, в объективе Сергея Строителева.
Молодая женщина Надя пять лет назад работала волонтером в
психоневрологическом интернате под Петербургом. За это время она очень привязалась к одному из подопечных учреждения — шестнадцатилетнему мальчику Феде, у которого было несколько неврологических заболеваний, включая аутизм и умеренную форму церебрального паралича. Надя говорит, что увидела в глазах мальчика ум и доброту и захотела взять над ним опеку. Несмотря на бюрократические преграды и нежелание интерната способствовать усыновлению, после года посещений Надя сумела этого добиться.
Фото: Сергей Строителев
Надя и Федя живут в небольшой комнате в коммуналке. Жизнь Нади полностью посвящена ему, поскольку Федя не может оставаться в одиночестве ни на минуту. Семья подолгу гуляет по улицам города и в парках, Надя читает Феде книжки, смотрит с ним фильмы, играет, стараясь изо всех сил сделать его счастливым.
Иногда мальчик ведет себя агрессивно. Надя объясняет его поведение тяжелыми условиями в интернате и некомпетентностью персонала, который обращался с детьми ненадлежащим образом. «Федя успокаивается, когда чувствует ласку и контакт, а еще когда соединяет ниточки, создавая связь — то, что свойственно каждой семье, то, чего он был лишен», — замечает автор фотоистории Сергей Строителев.
По словам фотографа, на протяжении съемок его не отпускала мысль: а смог бы он поступить так, как Надя? Но до сих пор не может ответить на этот вопрос.
Фото: Светлана Булатова
1930-е годы были периодом массовых репрессий в СССР. В лагеря и под расстрел могли попасть любые люди, которые подозревались в связи с врагом — фермеры, священнослужители, политические деятели, члены партии, военные или интеллигенция. Одним из крупнейших мест массовых захоронений репрессированных было заброшенное поместье Левашово, пустошь к северу от Петербурга.
Фото: Светлана Булатова
Полвека оно оставалось секретным объектом. По данным УФСБ, на территории пустоши захоронено почти 19,5 тысячи человек. Их имена неизвестны, списки отсутствуют. Погибшим посвящена серия Светланы Булатовой «Пустошь памяти».
Фото: Татьяна Виноградова
Документальный проект «Девушки» посвящен проблеме проституции в России. По оценкам различных некоммерческих организаций, в российской секс-индустрии заняты около трех миллионов женщин.
Вопреки стереотипам, только небольшая часть женщин становится секс-работницами из-за наркозависимости, алкоголизма или крайней нищеты, отмечает фотограф Татьяна Виноградова. Секс-индустрия пополняется за счет тех,
кто оказался в тяжелом финансовом положении: большинство из них не могут найти работу и расплатиться по кредитам.
Фото: Татьяна Виноградова
Виноградова провела год в качестве волонтера проекта Silver Rose, в котором основное внимание уделяется профилактике СПИДа среди женщин-работниц секс-индустрии. Она посещала бордели и беседовала с их работницами.
«Я поразилась той простоте и повседневной обыденности, с которой героини рассказывали о своей жизни: о случаях физического и сексуального насилия со стороны клиентов, о незаконных действиях и вымогательствах полиции, о бандитских налетах с выстрелами и поножовщиной, о своем бесправии и абсолютной беззащитности», — вспоминает фотограф.
Виноградову не оставляет вопрос: почему женское тело, считающееся самым совершенным творением и созданное для поклонения и любования, ежедневно продается, эксплуатируется и безнаказанно подвергается насилию?