Дед одного моего знакомого в 1918 году слушал выступление Владимира Ленина на митинге. Крепче всего с того дня он запомнил такую ленинскую фразу: «Россию надо проварить в железном котле». Уже в 70-е годы он рассказывал внуку об этом митинге и вспоминал ленинские слова.
«Сильно эта фраза его тогда напрягла, — говорил знакомый. — А семнадцать лет Колымы впечатление особенно закрепили».
На Колыме дед выжил благодаря тому, что долго занимался моржеванием — но не из-за того, что благодаря купанию в проруби стал физически крепким и выносливым, а ровно наоборот. Ныряя зимой в ледяную воду, он в конце концов застудил колено так, что нога больше не сгибалась. Хромого инвалида не отправили на рудники, и в 1954-м он вернулся в родную деревню. Встретился со старшим сыном, как раз тоже освободившимся из лагерей, куда тот попал после окончания войны за то, что был в немецком плену. Познакомился с младшей дочерью (жена была беременной, когда его забрали). Семья воссоединилась — редкий, кинематографической силы хеппи-энд. (Такие случаются в фильмах ужасов, где герои всю ночь отбиваются от вампиров, а наутро бредут, окровавленные, но победившие, в занимающийся рассвет.)
История про железный котел вспомнилась мне на этой неделе, когда коммунисты получили разрешение провести в Москве референдум по возвращению памятника Феликсу Дзержинскому на Лубянку. Конечно, разрешение это, как было замечено аналитиками, почти издевательское, и из затеи едва ли что-нибудь выйдет, кроме антипиара для самой КПРФ. Так что нет смысла толковать о том, что Дзержинский расстреливал взятых в заложники обывателей и с большой долей вероятности участвовал в заговоре с целью убийства германского посла Мирбаха. Зато фигура главы ВЧК — прекрасный повод поговорить о «железных котлах» и о том, что понимается под «величием страны».
Ведь многие сегодня вспоминают СССР как страну великую, в которой «был порядок». Но прежде, чем спорить о том, был СССР велик или нет, важно определиться с основными терминами — просто чтобы убедиться, что спор идет не о бузине в огороде и дядьке в Киеве.
Что такое «величие страны»? Перечислите все великие страны.
Чем лучше жизнь в «великой стране» по сравнению с обычной развитой страной?
Каковы признаки «порядка в стране»?
Оправдана ли «проварка страны в железном котле» ради Большего Блага?
Запрос на порядок и самоуважение есть в любом обществе, неважно, состоит оно из «ватников», «либералов» или тех, кто не попадает в рамки этих двух условных лагерей. Беда в том, что в нашем обществе нет ни малейшего понимания о том, что именно вкладывается в эти понятия другими сторонами. Могу сказать за себя: для меня «порядок» — это превалирование закона над любой сиюминутной идеей о Большем Благе. Для соблюдения этого правила нельзя, например, стрелять по парламенту из танков, как бы парламент себя ни вел, или фальсифицировать данные голосования ради «более лучшего» кандидата.
А вот для первого председателя Реввоентрибунала РСФСР Карла Дашевского «порядок» значил не торжество закона, а некую революционную справедливость. Он так и заявил в свое время: «Военные трибуналы не руководствуются и не должны руководствоваться никакими юридическими нормами. Это карающие органы, созданные в процессе напряженнейшей революционной борьбы».
И кто тут прав? Возможны варианты, есть, как говорится, поле для дискуссий.
Про ностальгию по СССР хочу сказать еще вот что. Мне кажется, психологически эта эмоция очень понятна. Когда мы (и я в том числе) пишем о том, что как же так, как можно в принципе страдать по стране, погубившей миллионы своих граждан в мирное время, по стране, где наши деды не только воевали, но и голодали, и доносили, и убивали (а это тоже трагедия — когда маленького, некрепкого моралью и разумом человека соблазняют на доносительство и убийства)...
Когда мы пишем все это, мы забываем о том, что человеку дорого то, во что он сильно вложился. Женщины годами не могут бросить мужа-алкоголика, потому что убили кучу сил на попытки сделать из него человека и не готовы принять то, что все это было напрасно. Мужчины тем сильнее увлекаются женщиной, чем больше подарков и уступок ей делают.
Любой проект, в который вложено много сил, психологически сложно признать неудачным, списать в убытки и забыть. А мы все — страна целиком, наши родители, бабушки и дедушки — сильно вложились в СССР. И именно те самые погибшие миллионы и мешают списать СССР как неудачный проект. У меня тоже сердце кровью обливается при мысли о том, на что ушли труды нескольких поколений, живших ради того, чтобы их потомки попали в сияющее государство победившего коммунизма. Тем не менее для любого неудачного проекта когда-то наступает момент, когда надо зафиксировать убытки и идти дальше, чтобы не прогореть окончательно.