«У нас больше союзников, чем кажется» Почему философ Александр Дугин отвергает либерализм и каким он видит будущее мира?
00:45, 13 ноября 2023В условиях глобальных вызовов Россия нащупывает свой особый путь и свою национальную идею. Один из тех, без кого сложно представить осмысление роли и места России в современном мире, — наш современник Александр Дугин — политолог, философ и идеолог евразийства. Его идеи получили признание не только в нынешней России, но и за ее пределами, а геополитика, в рамках которой он развивает свою теорию, благодаря ему приобрела вес не только в университетских кругах, но и в правящей элите. Новые реалии требуют новой идеологии, которая выразится в новом шаге в будущее, уверен Александр Дугин. В ответ на гегемонию западного мира России следует предъявить свою большую идею и стать центром мировой альтернативы либеральному миропорядку. Четвертая политическая теория Александра Дугина опирается на такие понятия, как социальная справедливость, многообразие, солидарность, национальный суверенитет и традиционные ценности. «Лента.ру» в рамках проекта «История русской мысли» поговорила с философом о том, на чем основана его антилиберальная идеология, каково современное состояние национальной идеи в России и почему умирает западный мир.
«Лента.ру»: Что такое Четвертая политическая теория и как вы пришли к ее созданию?
Александр Дугин: Четвертая политическая теория — это результат осмысления опыта западной политической философии за последние несколько столетий, то есть философии, которая претендует на универсальность.
Когда я думал, какая политическая идеология оптимальна для России, я обратил внимание на то, что все споры ведутся между национализмом и либерализмом, национализмом и коммунизмом, и коммунизмом и либерализмом.
На самом деле все возможности сводятся к трем огромным макроидеологиям: либерализму, социализму и национализму с их версиями
Либерализм, социализм и национализм — три большие идеологии, которые доминировали в XIX — XX веках. Большими их называют потому, что любая из реальных политических доктрин этого периода может быть отнесена к одной из этих идеологий. Эти идеологии образовались в процессе постепенной трансформации традиционных политических мировоззрений, которая окончательно завершилась в период буржуазных революций в Европе.
Большие идеологии имеют определенную философскую основу и представляют собой не столько конкретную политическую программу преобразований, сколько осмысление картины мира, общества и способов их развития. Они не представляют собой систему взглядов в строгом смысле слова, а состоят из совокупности концепций, принципов и идей, лежащих в основе платформ политических партий.
Для социализма характерно стремление к реализации идей социального равенства и социальной справедливости, достижение которых предполагается в том числе через общественную собственность на средства производства. Характеризуется общественным или государственным контролем над экономикой, а также политикой, направленной на создание гармоничной социальной организации и борьбу с несправедливостью. Последователи марксизма называют социализм первой фазой коммунизма.
Либеральные принципы предполагают, что власть государства должна быть ограничена набором неотчуждаемых прав и свобод, которые являются основой общественного и экономического порядка. При этом возможности государства и церкви влиять на жизнь общества ограничиваются конституцией. Важнейшими составляющими либерализма признаются право частной собственности, свобода слова, свобода совести, право на легальное участие в политической борьбе.
Доктрина национализма сформировалась на рубеже XVIII — XIX столетий и сделала возможной интерпретацию европейской политики как соперничества равных народов, каждый из которых имел уникальный путь развития. Из этого следовало, что, во-первых, нации как биологические организмы развиваются с разной скоростью, а во-вторых, что судьба наций определяется не текущим положением дел, а той глобальной особой миссией нации, критерием успеха которого является соответствие ее культуры и политики чертам национального характера.
Основополагающим принципом национализма является тезис о ценности нации как высшей формы общественного единства и основы в государствообразующем процессе. Национализм стремится к созданию государства, которое охватывает территорию проживания определенной нации и отстаивает ее интересы на внутри- и внешнеполитической арене. Большинство исследователей наций и национализма сходятся в том, что гражданский и этнокультурный компоненты нации сложно различить. Неотъемлемой чертой любой нации при этом является не только то, что все ее члены есть граждане определенного национального государства, но и то, что все они говорят на общем языке, имеют общую культуру, самосознание и во многих случаях общее происхождение. Что интересно, национальная идентичность составляет заметную часть идентичности индивидуума, который идентифицирует себя в качестве члена той или иной нации. Соответственно, эта нация имеет право на политическое самоопределение. В этом смысле национализм вовсе не противоречит индивидуализму и либеральному принципу уважения к личности.
Классик теорий модернизации, американский социолог Баррингтон Мур-младший выделял три типа модернизации (перехода от традиционного общества к современному): либеральный (по этому пути пошли в свое время Великобритания и Франция), коммунистический (путь России и таких восточных стран, как Китай) и фашистский (путь Италии, Испании, Португалии, Японии, Германии).
Однако, например, национализм вовсе не совпадает ни с фашизмом (идеологией абсолютизации государства), ни с нацизмом (абсолютизацией расы). Эта идеология, безусловно, модернистская (домодернистский мир вообще не знал института нации в современном виде, то есть как гражданского сообщества). Так, российский политический мыслитель Сергей Сергеев отмечал, что национализм нигде не господствует сам по себе, он всегда образует определенный симбиоз с другими идеологиями — с либерализмом, коммунизмом, фашизмом и так далее. Например, идеологиями многих государств Европы в XIX веке была национал-демократия.
При этом, как считает Александр Дугин, современные политические идеологии возникли в Новое время и свою окончательную форму получили в XIX — XX веках. Причем среди них первой идеологией был либерализм, отражающий ценности и нормативы буржуазного общества. В ходе противостояния между либерализмом, коммунизмом и национализмом в ХХ веке либерализм одержал верх над оппонентами и конкурентами, в результате чего стал последней и единственной на сегодняшний день большой идеологией.
Я обратил внимание на то, что эти три политические идеологии, за пределами которых вообще ничего не существует, на самом деле являются продуктом западной истории, западной политической культуры Нового времени. В принципе они претендуют на то, что ими исчерпываются все возможные выборы.
Если мы чуть-чуть отстранимся от собственных представлений (какими бы они ни были), то мы сразу поймем, что мыслим в рамках одной из этих идеологий, если мы хоть как-то политически мыслим
Углубившись в историю любой из этих идеологий, мы сразу увидим, что речь идет о современной западной истории, о Западе последних столетий, где эти три идеологии и родились. Соответственно, как бы мы ни действовали в рамках этого выбора, этой триады, мы все равно оказываемся под влиянием Запада. В любой из этих идеологий заложен исторический опыт Запада, западноевропейского развития, западноевропейского модерна.
Модерн — это и исторический период (современная эпоха), и совокупность конкретных социокультурных норм, установок и практик, возникших в эпоху Просвещения в конце XVII — первой половине XVIII века. Модерн связан с появлением политических институтов, включая современное национальное государство и массовую демократию, больших идеологий, среди которых либерализм, социализм и консерватизм; с разделением труда; с возникновением институтов экономики, массового промышленного производства и рыночной экономики.
Модерн характеризуется представлением о мире как открытом для преобразования посредством вмешательства человека. «Это общество — точнее говоря, комплекс институтов, — которое, в отличие от любой предшествующей культуры, живет в будущем, а не в прошлом», — писал британский социолог Энтони Гидденс.
При этом три политические теории, на преодолении которых основана Четвертая политическая теория Александра Дугина, принадлежат целиком именно к парадигме модерна. А их альтернатива, сама Четвертая политическая теория, обращается, по мнению философа, к парадигме традиции.
Сам Александр Дугин писал о парадигме модерна так: «Парадигма модерна появилась в Европе в Новое Время и была построена на отказе от высшего принципа, относительном умалении его значения, отказа от вертикальной иерархии, от качественного пространства, телеологии и сакральной эсхатологии (Страшного Суда и воскресения мертвых). Модерн вывел человека на центральное место в мироздании, утверждая принцип антропоцентризма, и заявил о необходимости принципиального освобождения человеческого индивидуума от всех коллективных идентичностей как ложных обременений. Модерн заговорил о препонах на пути освобождения человека в лице институтов церкви, общественной морали, веры. Модерн породил автономного индивидуума, атеизм, либерализм, идею однонаправленного времени, количества, линейного прогресса, экономизма, консьюмеризма, приоритета становления перед вечностью, доминации материи(материализм). Модерн представляет собой полное отрицание Традиции, традиционного общества».
Вместе с тем парадигма традиции организована на принципах теоцентризма (божественного творения и Бога в центре мира,) телеологии, иерархии, человека как места присутствия души и частицы Божественного духа. Человек здесь осмыслен не как отдельный экземпляр, несвязанная единица, атом, индивидуум, а как соборное существо, ответственное перед Богом и обществом.
«Эта парадигма утверждает принципы сакральности общества, приоритета вечности перед временем, качественного пространства со священными ориентациями. В этой холистской парадигме всё взаимосвязано, в ней есть иерархии, вертикальные многоуровневые соподчиненности, благодаря которым открывается анизотропное пространство — поверхность и глубина вещей, верх и низ, право и лево, и все эти измерения неоднородны и содержательны», — считает Александр Дугин.
Принятие либерализма, социализма или национализма заведомо означает, что мы считаем Россию частью западноевропейской цивилизации, и даже более того — в ее секулярной (светской) версии, что мы принимаем западные постулаты без всякой критики и без всякой дистанции
То есть вы предлагаете России сделать следующий шаг в развитии политики после либерализма, социализма и национализма?
Размышляя над тем, каким политическим и идеологическим путем надо идти России, я пришел к выводу, что в рамках этого выбора мы всегда будем обречены на копирование Запада, и Запад во всех отношениях окажется впереди.
А если мы принимаем западную модель, то рано или поздно логика приведет нас к тому, что надо выбирать ту идеологию, которая победила на самом Западе, — то есть либерализм. А значит, признавать, что либерализм является своеобразным резюме политической истории мировых идеологий и дальнейший поиск собственного пути не нужен.
Потому что если Запад пришел к выводу, что либеральная идеология восторжествовала и произошло это необратимо и финально, то Россия как часть западного мира обречена рано или поздно на либерализм
Конечно, мы еще можем попробовать национализм (коммунизм-то мы уже попробовали) — еще одну версию западной модели, но мы все равно придем к либерализму, пусть и окольными путями.
А либерализм — это то, что меня (и, я думаю, большинство нашего народа) не устраивает. Так и появилась идея Четвертой политической теории — идея о том, что нам нужно выйти за пределы западноевропейской политической мысли и сделать шаг вперед. Мы должны искать вдохновение и мировоззрение в политике за пределами современного Запада
Разумеется, обращаться тут можно как к несовременному, так и к незападному спектру политических учений. В этом и смысл Четвертой политической теории.
И когда я ее оформил, то заметил колоссальный интерес к этой проблеме во всем мире.
Надо понимать, что многие представители западных народов не удовлетворены ни победой либерализма, ни необходимостью выбирать между этими тремя политическими теориями. Что уж говорить о прочих странах и культурах — там Четвертая политическая теория стала лозунгом деколонизации политического сознания
Эта идея получила колоссальное распространение, и либералы принялись бороться с ней самыми жесткими способами. Потому что, предложив выйти за пределы западноцентричного политического мышления Нового времени, я попал в точку, и именно этого больше всего и бояться правящие либеральные элиты. И с коммунистами, и националистами они обращаться научились, научились их нейтрализовывать и побеждать, даже использовать в своих интересах.
А Четвертая политическая теория — это тот вызов, с которым они никогда не сталкивались и даже само существование которого отрицали. Поэтому Четвертая политическая теория — это наша судьба
Но все три западные идеологии были ответом на ту конфигурацию миропорядка, которая существовала на момент их возникновения. Что предлагает Четвертая политическая теория?
Начинается она с того, что проводит серьезнейший глубокий анализ, деконструкцию трех существующих на сегодня политических теорий. Либерализм в качестве главного субъекта оперирует индивидуумом, коммунизм — классом, а национализм — нацией или расой. Все эти концепты — тоже часть западноевропейской политической философии Нового времени. И вот для того, чтобы построить Четвертую политическую теорию, надо отказаться от этих оснований.
Потому что, пытаясь думать о политике, мы все равно склоняемся к одному из этих трех вариантов.
Мы настолько загипнотизированы западноевропейским способом мышления, что за его пределами никаких горизонтов не видим
Чтобы преодолеть эту завороженность, предлагается обратиться к такой категории, как экзистенция — существование, или dasein.
Либо необходимо обратиться к категории народа, причем не как граждан или нации, а как культурной общности, которая живет сквозь века. Категория народа как раз мыслится в Четвертой политической теории как субъект, как главная основа, и народ понимается экзистенциально.
То есть в этом смысле народ существует перед лицом гибели, это всегда соотношение с войной, с концом, с возможностью не быть, как в учении о Москве как Третьем Риме — именно потому, что Четвертому Риму не бывать.
В народе присутствуют и предыдущие поколения, мертвые и будущие, то есть еще нерожденные. Поэтому народ — это категория включающая в себя время. Это не то, что существует в один конкретный момент, народ существует всегда, он существовал до и будет существовать после
Сущность народа глубоко связана с актом любви, причем не только к своей стране, но и в семье, в браке, потому что в браке рождаются не просто индивидуумы, а рождаются русские люди. Народ работает сквозь энергию могущества любви и существует на грани гибели, поэтому любовь и война составляют необходимость для бытия народа.
Другими словами, Четвертая политическая теория — это не западноевропейское представление о народе?
Да, представление о народе как о метафизическом явлении. И тут мы сразу обращаемся к русским славянофилам, к евразийцам, к православному пониманию народа как носителя миссии, которому явлена высокая богоносная функция в истории.
Евразийство как идеология формировалось под сильным влиянием концепции философа Николая Данилевского о культурно-исторических типах и противостоянии славянского и романо-германского миров на континенте. В основе евразийского учения лежат представления о грядущем «закате Европы», отрицание европоцентризма, вера в самобытный исторический путь России, антизападничество и изоляционизм.
Евразийцы, среди которых философ и лингвист Николай Трубецкой, географ и экономист Петр Савицкий, утверждали, что Россия не является европейской страной, она есть Евразия — особый культурно-географический мир, который характеризует уникальное ландшафтно-климатическое пространство, особый этнокультурный ареал, преобладание православия и тесная связь культуры туранских народов (финно-угры и тюрки) с русскими.
Судьбы этого мира, считают евразийцы, вершатся отдельно от жизни стран к западу от нее (Европа), а также к югу и востоку (Азия), хотя тяготеет Россия скорее к Азии. Поэтому страна не должна идти по европейскому, западному пути развития, у нее свой особый путь и особое предназначение.
Народ становится категорией абсолютной, которая, если угодно, отсутствует в других формах политической философии
Далее мы строим политическую систему, отталкиваясь от такого понимания народа. А именно: у нас должны быть народная власть, народная экономическая система, наша политика должна быть направлена на сохранение и защиту народа.
И даже само государство рассматривается не как надстройка над народом, а как дерево, которое растет из народных корней. Представление о народе как о главной исторической категории, как о субъекте истории и обусловливает то, какой должна быть политика
«Народное» не означает отсутствия иерархии. Из народа со временем вырастают герои, которые формируют воинский класс, и интеллектуалы, то есть жрецы. Это те ветви народа, которые тянутся в небо, и так народ вытягивается в некую пирамиду.
Эта народная пирамида фактически позволяет нам развить учение о народном государстве и о народных функциях этого государства, что в принципе отчасти проделали славянофилы, евразийцы, представители русской религиозной философии.
Политическая философия, основанная на центральности понятия «народ», позволяет быстро и самостоятельно выстраивать политическую идеологию, которая не будет ни правой, ни левой, но при этом объяснит нам и консервативные, и левые этапы нашей политической истории
Четвертая политическая теория не только открывает нам горизонты будущего политического творчества, одновременно с этим она и ключ к дешифровке русской политической истории. Это русский взгляд на нас самих, на наше прошлое, настоящее и будущее.
С учетом происходящего сейчас в мире — каким может быть первый шаг в построении народного государства применительно к современной России?
Если мы последовательно встанем на этот путь и пойдем по нему, мы освободимся от колониальных форм мышления.
Потому что мыслить в категориях универсальности западных критериев, теорий и представлений об истории, политике, обществе и философии — значит оставаться в рамках колонизации, то есть мыслить себя не своим собственным сознанием
Это характерно для постколониальных государств, большая проблема для Азии, Африки и Латинской Америки.
В ментальном смысле Россия тоже была колонией Запада в течение нескольких столетий. Об этом хорошо говорили евразийцы, выдвинув тезис о «романо-германском иге» — периоде, когда Россия находилась в состоянии интеллектуального порабощения Западной Европой. Эту ситуацию надо изменить и утверждать русскую цивилизацию с точки зрения самостоятельности.
Романо-германский мир евразийцы рассматривают как злейшего врага России-Евразии. Выступая против отождествления западноевропейской культуры с общечеловеческой, Николай Трубецкой призывал «безжалостно свергнуть и растоптать кумиры тех заимствованных с Запада общественных идеалов и предрассудков». Евразийцы разделяли характерное для славянофильской мысли убеждение, что западный мир находится в состоянии упадка, а на смену ему идет мир евразийский.
Русский народ, полагали евразийцы, нельзя сводить к славянскому этносу: с их точки зрения, он включает в себя и тюркский (туранский). Монголо-татарское иго, по их мнению, было благом для России, поскольку именно от монголов русские переняли государственную идеологию и способность к объединению континента в единое государственное целое.
Николай Трубецкой также считал, что социализм и коммунизм как европейские идеи являются порождением романо-германской цивилизации, с которой России необходимо порвать.
«Стремление к освобождению от романо-германского ига теперь налицо во многих колониальных странах (...). В туманной дали как будто открываются перспективы грядущего освобождения угнетенного человечества от ига романо-германских хищников. Чувствуется, что романо-германский мир стареет, и что его старые изъеденные зубы скоро окажутся неспособными терзать и пережевывать лакомые куски порабощенных колоний (...).
Россия может сразу стать во главе этого всемирного движения. И надо признать, что большевики, которые своими экспериментами, несомненно, в конце концов привели Россию к неизбежности сделаться иностранной колонией, в то же время подготовили Россию и к ее новой исторической роли вождя за освобождение колониального мира от романо-германского ига», — писал Николай Трубецкой в 1922 году в статье «Русская проблема».
Для этого нужно выделить традиционные ценности, оформить код нашей цивилизации, фундаментальный алгоритм ее становления.
Нужно осмыслить наш народ и нашу цивилизацию как субъект истории, а не как периферию Европы. Вот это утверждение России как цивилизации, а не государства (то есть чего-то большего, чем государство), — это стартовая позиция
То есть Четвертая политическая теория — это лишь приложение к осознанию самих себя носителями уникального русского логоса.
И вот этот русский логос позволяет предложить свой взгляд на все мировые процессы: отношение к Западу, к не-Западу, отношение к самим себе, дать ответы вообще на любой философский вопрос. Все это должно исходить из русского цивилизационного логоса, потому что все нарративы, с которыми мы работаем сейчас, западноцентричны. И мы оказываемся в положении колонии.
Четвертая политическая теория предполагает начало народно-освободительной борьбы России за статус самостоятельной цивилизации со своими кодами и понятиями, а позже применение этого инструмента к абсолютно разным аспектам нашей жизни
Вы предлагаете освободиться от некой коллективной идентичности человечества…
По сути дела, никакого единого человечества, как нас учит западная либеральная глобалистская идеология, нет.
Человечество состоит из цивилизаций, из культур, и эти культуры самобытны и имеют совершенно различное представление о самых базовых аспектах бытия и о самом бытии. И Россия — одна из этих цивилизаций, но не западная (хоть и может ее понять), она самостоятельная
Этот русский логос находится у нас в зачаточном состоянии, потому что на месте той интеллектуальной элиты, которая была бы носителем этого русского логоса, у нас существует колониальная администрация из представителей колониального господства, надзирателей над русскими, которые считают себя посланниками западной цивилизации. Они занимаются нашей цифровизацией, модернизацией, они нас учат и говорят, что прогрессивно, а что — нет.
Такая ситуация сложилась несколько столетий назад и до сих пор длится. Сейчас, в условиях специальной военной операции России на Украине, когда мы столкнулись лоб в лоб именно с Западом, мы имеем уникальный исторический момент, когда русский логос может заявить о себе в полный голос.
То есть, по вашему мнению, перед каждым из нас стоит сегодня вопрос: вы за человечество в его культурном многообразии или за универсальную механическую цивилизацию?
Дело в том, что я очень много лет, даже десятилетий занимался изучением западной цивилизации. Я знаю ее куда лучше, чем либералы. И я понимаю природу восхищения Западом.
Но Запад сегодня совсем не такой, каким он был раньше. Это уникальная цивилизация, которая представляет собой пик вырождения, агрессивной дегенерации
Нынешний западный мир отошел от своих традиционных ценностей и превращается в механическое мертвое пространство, которое уничтожает всю оригинальную культуру, включая и собственную идентичность.
Перед каждым из нас действительно стоит необходимость огромной работы, но избавиться от очарования Западом можно не только путем обращения к незападным культурам (хотя это тоже путь), а еще и через понимание того, что сам Запад — традиционный или критический по отношению к магистральной либеральной линии — готов найти для нас аргументы в лице, например, традиционалистов.
Традиционализм — это консервативная идеология, критикующая состояние современного общества, отклонившегося от некой исторически изначальной, а стало быть, идеальной социокультурной модели, сохраняемой в корпусе особого знания — как правило, эзотерического.
В основе идеологии лежат три идеи: наличие изначальной традиции надчеловеческого происхождения, полученной человечеством в незапамятные времена, но с веками утраченной; абсолютная несовместимость современной западной культуры и цивилизации с изначальной традицией; возможность восстановления традиции через групповые метафизические практики.
Традиционалисты выступают против современного мира, порожденного, по их мнению, эпохой Просвещения и Великой Французской революцией, и основных его ценностей: эгалитаризма (то есть идеи равенства прав и возможностей), плюрализма, демократии и секуляризма (отделения государства от церкви).
Развитием традиционализма стал консерватизм, который приобрел черты, более адекватные историческому и общественному процессу в период модерна, воспринял идею индивидуального и общественного развития.
Расцвет и политико-философское обоснование традиционализма пришлись на XVII — XIX века. В числе его теоретиков — такие мыслители, как Эдмунд Бёрк, Жозеф де Местр, Луи де Бональд.
В XX веке французский мыслитель Рене Генон сформулировал понятие «интегрального традиционализма» как некой уникальной формы эзотеризма (особого способа восприятия реальности, имеющей тайное содержание и выражение в психодуховных, мистических практиках), утверждающей инволюционный характер современного мира (полное и абсолютное неприятие современного деградирующего мира) и требующей от своих адептов восставать против него. это течение развивали итальянский философ Юлиус Эвола, румынский этнограф и религиовед Мирча Элиаде и другие.
Запад дал фундаментальную основу для критики самого себя. Задачу освобождения от влияния современного Запада (то есть глобализации и либерализма) нам облегчили сами западные гении.
Если мы начнем внимательно разбираться с западноевропейским наследием, то увидим, что и в Новое время многие из ярчайших мыслителей Запада были противниками того либерального капиталистического курса, который утвердился на Западе в качестве доминанты, — например, Освальд Шпенглер и Юлиус Эвола. И сегодня борьба с этим корневым Западом идет в полную силу. Но надо помнить, что у нас на Западе есть союзники, они снабжают нас аргументами, которые помогут нам освободиться.
В какой-то момент мы должны понять, что как бы ни была привлекательна западноевропейская цивилизация за пределами либерализма, наши соки и наша идентичность иные. И тут мы должны углубиться в нашу собственную историю, формирование нашего русского логоса, который связан с православием и с глубинным пониманием ценности справедливости
Вот это народное государственно-державное и религиозное начало в нас имеет самобытные черты с самого истока русской истории.
Это не значит, что мы должны быть враждебны Западу как таковому. Достаточно отбросить либеральную, глобалистскую, техническую нынешнюю западную цивилизацию и отказать ей в праве претендовать на нечто универсальное, всеобщее и определять судьбу человечества, и мы обнаружим другой Запад, который может оказаться нам очень симпатичен. Вот это каждый из русских людей нашей эпохи и должен проделать. Чтобы справится с этой работой, потребуются усилия целого поколения или даже нескольких.
А какой вы видите свою задачу в этой работе?
Свою задачу я вижу только в том, чтобы обозначить направления, подготовить интеллектуальную и философскую почву.
Мы должны укрепить собственную цивилизацию, глубоко понять западную и вступить в диалог с другими цивилизациями, помогая им освободиться от этого оккупационного, чуждого им глобалистского самосознания
У Гегеля есть идея, что у раба нет своего сознания, он заимствует его у господина.
Надо выйти из этого рабского состояния по отношению к Западу, отобрать у него право быть нашим господином, обрести собственное русское самосознание и триумфально утвердить его собственный логос — независимый, суверенный и свободный
В глобальном противостоянии с Западом у России сейчас есть союзники из числа других цивилизаций?
У России, безусловно, есть союзники. Если говорить словами Николая Трубецкого, это человечество. У него есть такая книга «Европа и человечество», где он говорит, что современная ему Европа, романо-германский мир, представляет собой узурпацию статуса человечества. И этот Запад утверждает, что он и есть человечество. Но как только мы ставим эту претензию под вопрос, то видим, что есть и другие сегменты человечества, которые против Запада.
Если Россия сейчас против Запада, то ее союзником является человечество
В первую очередь это те цивилизации, которые тоже осознали, что западная гегемония порочна и неприемлема. Например, Китай, который отстаивает свою идентичность и свои традиционные ценности. Подобного рода представление о Западе как о зле, колонизационном полюсе, пробуждается в Индии. Все более и более отчетливым становится восприятие Индии как независимой цивилизации, а не просто постколониальной. И Индия в этой нашей стратегии утверждения России как цивилизации является нашим союзником.
Не стоит забывать и про исламский мир, который бурлит и отбрасывает западную гегемонию. Латинская Америка тоже не находит взаимопонимания с глобалистским англосаксонским Западом, воспринимая его политику как колониальную. Пробуждается и Африка, заходя на третий виток деколонизации — деколонизации сознания.
Россия возглавила это многополярное восстание
Нашим союзником становится и та часть Запада, которая не согласна с доминированием либеральной глобалистской идеи. А ведь это немалая часть западного мира, это как минимум половина американцев — не только республиканцев, вроде бывшего президента Дональда Трампа, но и немалая часть левых демократов, — а также правые и левые популисты в Европе. Они уже «взрывают» Францию изнутри, постепенно раскачивая хватку глобалистско-либеральной элиты.
Западноевропейское человечество, которое отвергает глобализацию в ее ультралиберальной форме, — тоже наш союзник
Нас большинство, просто сейчас большая часть элит в мире — это агенты влияния либеральной гегемонии, и это проблема. На нашей стороне большинство, но наша собственная элита еще в значительной степени является агентурой нашего врага. Как только Россия сможет перевоспитать эту глобалистскую прозападную элиту, мы получим колоссальные ресурсы и внутри нашего общества, и за его пределами.
Народы видят Россию, ее лидера Владимира Путина, в авангарде многополярной революции. Схожие позиции и у Си Цзиньпина в Китае. Максимально суверенную политику стремятся проводить Реджеп Тайип Эрдоган в Турции и Нарендра Моди в Индии.
В борьбе за многополярный мир у нас куда больше союзников, чем мы можем себе представить
Но мы должны довести до конца русификацию наших элит, потому что наша правящая элита — не русская.
Мы сражаемся с анти-Россией в лице Украины, но анти-Россия есть и у нас
Это олигархи, западники, значительный сегмент нашей образовательной системы, который завербован грантами и сетями влияния западного мира. Борьба с этой анти-Россией — путь к открытию ресурсов в нашем обществе и за его пределами.
Кого из философов вы могли бы причислить к своим условным союзникам?
Я считаю себя евразийцем, но больше на меня повлияли критики Запада из числа традиционалистов: Рене Генон, Юлиус Эвола, Мартин Хайдеггер, Освальд Шпенглер. Это антилиберальные и антисовременные западные авторы.
В евразийстве я нашел самое близкое к европейским традиционалистам течение. И поскольку я русский человек и русский патриот, то я стал опираться на свою традицию
Но содержание всей критики претензий современного Запада на универсализм я взял у западных же традиционалистов. И только потом обнаружил у Николая Трубецкого, у Петра Савицкого, у Льва Гумилева очень близкие аналоги, но самобытные и самостоятельные. Есть они и в русской православной традиции — например, у Иоанна Кронштадского и Льва Тихомирова, в значительной степени — у Ивана Ильина. Есть подобные вещи и у народников. Они созвучны радикальной критике западноевропейской либеральной цивилизации.
Есть же вещи, которые нас объединяют. Нам есть о чем говорить, к примеру, с Польшей — традиционалистской, верующей страной. Просто надо это уметь делать, для этого нужно очень хорошо осознавать себя и знать их.
Все должны избавляться от нигилистического западного либерализма, который не позволяет ни одной культуре осознать себя и встать на собственный суверенный путь. С этой десуверенизацией мы должны бороться сообща
Поляки нас не любят, практически воюют с нами, но по сути своей это довольно консервативный славянский народ с особыми традиционными ценностями. И если бы не их историческая неприязнь к нам, они были бы нашими союзниками.
Многие вещи, если подходить к ним тонко, мы могли бы исправить, исправить очень острые и болезненные конфликты. Но для этого нам надо гораздо больше верить в самих себя и меньше слушать западные голоса
То, что происходит сейчас с Россией в плане разрыва связей с Западом, — это залог великого возрождения, очищения, возвращения к нашим истокам, к нашей идентичности. Это уникальный исторический шанс вновь стать самими собой.
Почему идеи евразийства актуальны для современной России?
Во-первых, евразийство — это то же самое, что представление об империи. На самом деле между представлением об имперской идентичности русской цивилизации и евразийством можно поставить знак равенства. Другое дело, что евразийцы, в отличие от других сторонников империи, подчеркивали позитивный вклад других народов в державостроительство на территории Российской империи (а позже — Советского Союза).
Есть русскоцентричная, националистическая версия империи. Она не является маргинальной, но евразийцы корректировали разрушительный эксцесс национализма, а именно — воздавали должное роли других, не восточнославянских народов, в создании империи. Николай Трубецкой называл это «общеевразийский национализм».
В 1921 году в Софии вышел сборник «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев», положивший начало евразийской идеологии. Основателями этого течения стали крупнейший лингвист, основоположник фонологии князь Николай Трубецкой, его соавтор и единомышленник филолог Роман Якобсон, географ и экономист Петр Савицкий, богослов о. Георгий Флоровский и многие другие деятели науки, культуры и политики первой волны русской эмиграции.
Идеологи евразийства часто рассуждали о национализме. Так, Николай Трубецкой говорил о выработке у интеллигенции патриотического сознания в виде общеевразийского национализма, который должен прийти на смену эксцентризму, когда основные культурные ресурсы находятся в неестественном состоянии подражания, имитации и в итоге — подчинения чужому центру. Для него антиподами общеевразийского национализма являются космополитизм и большевистский интернационализм, которые равным образом заслуживают решительного осуждения.
Соглашаясь со славянофилами в том, что русская культура и русская судьба неразрывно связаны с православием, Николай Трубецкой выступал против славянофильских представлений о славяно-русском мире как о культурном целом. Русская идентичность поэтому понимается не этнически, а пространственно — как производная от природно-географического существования народа, занимающего в истории свою территорию и сформировавшего здесь свои особенные ментальные характеристики.
Отрицание моноэтнического содержания русского национализма, согласно такой позиции, нисколько не принижает своеобразия русского национального сознания, в основе которого — религиозно-культурная и национальная идея Москвы как наследницы Византии и потому действительного средоточия христианского мира.
Вообще, слово «национализм» я не люблю, я против национализма, потому что это сугубо западная ложная теория. Но мысль-то была вот в чем.
Народы Евразии, народы империи создали единую цивилизацию, ядро которой — православный русский народ, вокруг которого сплотились другие народы, не менее важные для державостроительства
Все они принимали участие в наших победах, становились полноценной частью нашей элиты, и мы должны отдавать им должное, сохранять их идентичность, культивировать их пассионарность и привлекать их к созидательному творению во имя общего Отечества.
Евразийство — это ценность империи как государства, наделенного миссией, ценность общества, основанного на принципе справедливости. И даже если такой империи не было, то давайте ее построим.
Мы очень хорошо понимаем ценность справедливости. Советский период показал нам, что люди жаждут справедливости и готовы идти ради нее на крайние меры
Воссоздание нашей евразийской, русской империи должно учитывать этот фактор.
Еще одно отличие империи от национального государства для евразийцев в том, что в ней отсутствуют расизм и шовинизм.
Это открытая система, где представитель любой культуры и любой религии, который живет традиционно на территории Евразии, получает свободу выбора: сохранить свою собственную идентичность и жить в своем обществе либо стать частью имперской элиты и осваивать новые коды
Это свобода и для русского человека. Это естественно, и так было всегда — что в Российской империи, что в Советском Союзе. Сейчас надо объединить территории постсоветского пространства, это и будет евразийство.
Может Россия пойти по альтернативному пути? Например, создать моноэтническое государство.
Альтернативного пути у России попросту нет! Если мы попытаемся построить здесь моноэтническое государство, то просто уничтожим сами себя. Это будет исполнением плана Запада по расчленению России. Идеи русского национального государства — это абсолютная провокация. Потому что Запад понял, что либерализм Россия преодолевает достаточно легко, у нас нет никаких предпосылок для успеха либеральной идеологии, ее носителями становятся либо отщепенцы, либо совсем невежественные люди, неспособные к прочтению классических текстов.
А вот формулировки национализма опасны как раз потому, что ими могут соблазниться многие патриотически настроенные люди. Но это приведет к гибели нашей страны и нашего народа.
У России есть только один путь, и этот путь — имперский
Вы являете собой яркий пример того, как идеология превращается из невостребованной в актуальную и даже популярную. Чем вы объясняете этот феномен?
Я стараюсь максимально стереть свою индивидуальность. Я противник индивидуализма и индивидуальности в целом, человек должен стремиться к тому, чтобы вместо атомарной индивидуальности воплотить в себе более общие, видовые свойства.
Россия мне важнее, чем я сам и мое общество, а общество важнее индивидуальности. Россия — это то, чему я хочу дать слово, чтобы через меня говорил не я сам с моими представлениями, а логосы русского мира.
Я стараюсь искать истину и давать ей путь
Многие вещи, которые люди по своему невежеству считают придуманными или созданными мной, — это некоторая забытая всеми истина, и я стараюсь от этой истины далеко не отклоняться, минимально добавляя своего индивидуального и оригинального.
Надеюсь, у меня это получается — говорить не от себя, а от своего народа
Если мы будем так честно относиться к миру идей, понимая их фундаментальное превосходство над жалкими возможностями отдельного индивидуума, вот тогда, мне кажется, любой исследователь будет релевантен и будет вызывать интерес. Просто потому, что мы будем пытаться создать объективную карту действительности. Моя задача — помогать и содействовать прояснению этой карты, в которой каждый сможет проложить свои собственные траектории, собственные маршруты. Главное, чтобы их смог проложить мой народ, мое государство.
Что вы пожелаете молодежи?
Как можно быстрее перестать быть молодежью. Я считаю, что быть молодым — это быть неготовым. Детство — очень тяжелый период, потому что с тобой обращаются как с предметом, хотя в тебе уже живет бессмертная душа.
Мне нравятся дети, которые хотят поскорее стать взрослыми, мне нравятся молодые люди, которые не хотят быть молодыми
Когда кого-то причисляют к молодежи — это, на мой взгляд, искусственное унижение человека, его будто бы считают ментальным инвалидом. На мой взгляд, быть молодым и признавать себя молодым — это быть идиотом и радоваться этому. Переставайте быть молодыми, становитесь взрослыми. Плюньте вы на эту молодость.
