Ликвидировал Бандеру, сверг Хрущева и воевал с Брежневым. Как жил самый молодой босс КГБ и почему его ждало забвение?

18 августа 1918 года, ровно 105 лет назад, в объятом Гражданской войной Воронеже родился Александр Шелепин — человек, который стал одной из ключевых фигур советской политики середины XX века. Он сделал фантастическую карьеру: много лет руководил комсомолом, в 40 лет возглавил КГБ и организовал ликвидацию Степана Бандеры. Никита Хрущев сделал Шелепина секретарем ЦК КПСС, заместителем председателя Совета министров СССР и председателем Комитета партийно-государственного контроля. Такой набор должностей превратил Шелепина в одного из самых влиятельных людей в стране и сосредоточил в его руках огромную власть.
В 1964 году Шелепин организовал заговор против Хрущева и добился его смещения, рассчитывая взять власть в свои руки, однако Леонид Брежнев, которого Шелепин считал временщиком, оказался хитрее. В итоге могучего советского босса ждали забвение и нищета. «Лента.ру» — о взлете и падении Железного Шурика.

***

«А что, мужики, не забить ли нам козла?» — спрашивает Леонид Брежнев.

«А зачем? Одного уже забили!» — парирует Александр Шелепин под дружный хохот товарищей.

Дело происходит в бане, где члены Президиума (Политбюро) ЦК КПСС пьют пиво, обильно закусывают и постоянно шутят — весело отмечают победу над опостылевшим им Никитой Хрущевым, которого свергли в октябре 1964-го. Теперь у СССР новые боссы — Шелепин и Брежнев. Так показал драматичный момент отечественной истории режиссер Игорь Гостев в своей картине «Серые волки», вышедшей в 1993 году.

Пока еще заговорщики вместе, но вскоре они по очереди падут, и останется только один.

«Стал руководителем КГБ в сорок лет. Не рановато ли?»

В какой-то мере Шелепину повезло: он оказался в Московском горкоме комсомола после волны репрессий 1930-х, во время которых еще учился в институте на историческом факультете. Массовые чистки не обошли стороной и руководящие органы ВЛКСМ, выбив лучших работников. Шутка ли — был арестован и уничтожен даже первый секретарь ЦК ВЛКСМ Александр Косарев.

Во время советско-финской войны Шелепин получил обморожение ног, а в начале Великой Отечественной отбирал комсомольцев для заброски в немецкий тыл. Прошла через него и Зоя Космодемьянская. Есть версия, что именно по этой причине на Шелепина обратил внимание Сталин.

Шелепин быстро рос и через несколько лет, в 1952-м, уже встал во главе комсомола. На этой работе он вырастил целое поколение руководителей областного и республиканского уровня — секретарей обкомов, заместителей министров. Почти в каждом регионе среди начальства появились выходцы из комсомола, искренне уважавшие Шелепина и считавшие его кем-то вроде батьки. Его друзья заняли высокие должности в КГБ, МВД, в Государственном комитете СССР по телевидению и радиовещанию и в ТАСС.

Большие перспективы Шелепина разглядел не только Сталин, но и Хрущев. По словам полковника КГБ в отставке Олега Хлобустова, первый секретарь ЦК КПСС относился к Шелепину и Семичастному с уважением, выделял их и считал будущими руководителями страны.

«Никита Сергеевич прекрасно знал, что многие его коллеги по ЦК КПСС в той или иной степени причастны к сталинским репрессиям, тогда как Шелепин и Семичастный никакого отношения к ним не имели, — рассказал историк спецслужб «Ленте.ру». — Для него это было важно. Хрущев доверял обоим, видел у Шелепина большие политические амбиции и задатки организатора. Именно Шелепин и Семичастный организовали проведение VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов. Это было очень серьезное и очень масштабное общественно-политическое мероприятие, призванное продемонстрировать достижения СССР через 12 лет после завершения Великой Отечественной войны. Организационная работа ВЛКСМ была высоко оценена и стала трамплином для их дальнейшего служебного продвижения».

В 1957 году первый секретарь ЦК ВЛКСМ безоговорочно поддержал первого секретаря ЦК КПСС в борьбе с так называемой антипартийной группой и вошел в круг его доверенных людей. Упрочивший свою власть Хрущев решил поставить Шелепина во главе КГБ: он боялся чекистов и хотел видеть их начальником полностью своего человека.

Если верить Шелепину, он несколько раз отказывался от этого поста, поясняя, что ничего не смыслит в столь специфической работе, и подчинился приказу о назначении только в порядке партийной дисциплины. Хрущев же довольно потирал руки: теперь могучий КГБ был у него в кармане. Напутствуя протеже, он просил устроить так, чтобы его не прослушивали. В 1958 году Шелепин сменил комсомольские стройки на шпионские игры, оставаясь при этом гражданским: погоны он по каким-то причинам так и не надел.

«В конце 1950-х годов Шелепин был искренне предан Хрущеву и не предпринимал никаких серьезных действий без его согласия», — уверял комсомольский деятель Владислав Швед.

Хрущев запретил вести слежку за партийными работниками и прослушивать их телефонные разговоры, велел приструнить (а в идеале уволить со службы) генералов, добиться, чтобы чекисты отчитывались о проделанной работе партийным комитетам.

Шелепин начал с глобальных преобразований. Понизил управления до отделов, лишил многих привилегий и сократил аппарат, отправил на пенсию большое количество опытных оперативников, которые зачастую не имели даже базового образования, и заменил их образованными «комсомольцами». На первых порах они слабо представляли круг своих обязанностей, зато энергии было хоть отбавляй.

Генералам все это, естественно, не очень нравилось. Как вспоминал Сергей Бельченко, в то время первый заместитель председателя КГБ, у него произошло сразу несколько серьезных конфликтов с Шелепиным — из-за «бездумных», по выражению ветерана спецслужб, приказов сократить все, что можно. Серьезной ошибкой своего нового шефа Бельченко считал его демонстративное недоверие к старым кадрам и стремление перекроить органы госбезопасности. Если верить Бельченко, Шелепин «не считался ни с научными авторитетами, ни с опытными профессионалами и был убежден, что сам все знает». Их конфликт завершился отставкой Бельченко по состоянию здоровья.

В 1959-м в КГБ появился специальный отдел, занимавшийся операциями по устранению бежавших на Запад врагов советской власти. Шелепин сделал ставку на электронную разведку и работу дешифровщиков, которые читали иностранную шифропереписку, возродил культ Дзержинского как чекиста-идеалиста (его и называли Железным Шуриком по аналогии с Железным Феликсом), проявлял чуткость к рядовым сотрудникам. При этом старые генералы смотрели на своего шефа искоса и не верили в привносимые им в работу элементы демократии, считая их чистой показухой.

По выражению публициста Леонида Млечина, Шелепин стал, возможно, самым либеральным руководителем органов госбезопасности за всю советскую эпоху. Советник многих вождей Федор Бурлацкий, во время перестройки получивший широкую известность как автор книг о людях и событиях эпохи, напротив, называл Шелепина неосталинистом и утверждал, что он стремился вернуть прежние порядки.

Писатель Хлобустов с такой характеристикой не согласен.

«Считаю это слишком радикальной оценкой его личности, — объяснил он. — При этом Шелепин действительно говорил, что надо восстановить ленинские нормы, пересмотреть отдельные вопросы политики, в том числе вытекающие из решений XX съезда. Я не считаю, что он был сторонником жестких репрессивных мер и стремился их проводить на практике, но и самым либеральным руководителем КГБ Шелепин тоже не был. У сотрудников КГБ он оставил не самую добрую память. У него было определенное высокомерие, он упивался властью, данной ему Хрущевым. В своей деятельности он не скрывал линию "я начальник, ты дурак"».

Одним из важнейших событий начального этапа пребывания Шелепина на посту председателя КГБ стала американская выставка в Сокольниках в июле 1959 года, где состоялись знаменитые «кухонные дебаты» между Хрущевым и вице-президентом США Ричардом Никсоном.

«После Фестиваля молодежи и студентов американцы попробовали развернуть очень активную вербовочную деятельность, установление контактов с привлечением [граждан СССР] к негласному агентурному сотрудничеству, — рассказывает Хлобустов. — По инициативе Шелепина был создан документальный фильм "По черной тропе", где показана разведдеятельность иностранных военных атташе в Москве и конкретных сотрудников американской национальной выставки по идеологической обработке советских граждан».

15 октября 1959 года советский агент Богдан Сташинский, выходец из среды украинских националистов, подкараулил Бандеру возле дома, проник в подъезд и поразил его ампулой с ядом. Враг советской власти остался лежать на ступеньках, по которым катились купленные им минутами ранее помидоры. Сташинский сумел скрыться и уже в декабре на Лубянке получал из рук Шелепина орден Красного Знамени (награждал Железный Шурик и Рамона Меркадера, устранившего Льва Троцкого).

Власти ФРГ отреагировали на операцию КГБ крайне болезненно. Сташинский вскоре совершил побег на Запад и, вероятно, под влиянием своей супруги-немки сдался западногерманской полиции. Суд признал Шелепина организатором операции, целью которой был Бандера, и выписал ордер на его арест. Эта история создала ему дурную репутацию на Западе.

«Он не знал, что с этой властью делать»

В 1962 году карьера Шелепина ушла на очередной виток. Передав дела в КГБ своему другу Владимиру Семичастному, он возглавил Комитет партийно-государственного контроля при ЦК КПСС и Совете министров СССР.
В разное время этим органом руководили такие крупные фигуры, как Валериан Куйбышев, Станислав Косиор, Всеволод Меркулов, Вячеслав Молотов и другие. Структура Комитета дублировала правительство и аппарат ЦК КПСС. Комитет мог самостоятельно проводить расследования, наказывать провинившихся и передавать дела в прокуратуру и суд. В том числе допускалось проверять работу силовых ведомств — КГБ, МВД и Минобороны.

Это обеспечивало подчиненной Шелепину структуре совершенно особое положение в системе власти, а его самого ненавидели и боялись. При этом и нити управления КГБ, как считали многие, продолжали оставаться в его руках — через Семичастного. Многие партийцы даже не разделяли их и рассматривали как единый тандем: «комсомольцы» были настолько близки, что и жили в одном доме, проводили вместе не только рабочее, но и свободное время.

К 1964 году Хрущев поссорился практически со всеми своими соратниками, которых начала раздражать заносчивость первого секретаря, его презрение к чужому мнению и грубое поведение, порой граничащее с хамством.
В разговорах между собой его окружение — да и не только оно — обращало внимание на формирование нового культа личности, теперь — хрущевского. Недовольство стареющим Хрущевым стремительно росло и в конце концов вылилось в нечто, что одни современники назвали заговором, а другие — дворцовым переворотом.

«Замысел и план свержения Хрущева исходил от Шелепина и группы его комсомольских друзей», — утверждал Бурлацкий.

Шелепин действительно общепризнанно считается мозговым центром операции по смещению своего недавнего благодетеля. Он будто бы не скрывал амбиций лично возглавить Советский Союз и в своих устремлениях опирался на старых, проверенных друзей по комсомолу. Прежде всего — на Семичастного и Николая Месяцева. Оба они, разумеется, видели себя на позициях рядом со своим лидером.

Как вспоминал Семичастный в конце 1990-х, к осени 1964 года о заговоре «трепали везде», полностью забыли о конспирации и его идейные вдохновители. Хрущева пытались предупредить через сына Сергея и зятя Алексея Аджубея, однако партийный босс отказывался верить в нависшую над ним опасность и лишь расхохотался, услышав, что «пацаны» Шелепин и Семичастный решили выступить против него. Впрочем, Хрущев был далеко не первым, кто поплатился за излишнюю самоуверенность и неумение разглядеть перемену настроений в ближнем круге.

Как известно, первый секретарь отдыхал в Пицунде, когда ему позвонили из Москвы и попросили срочно вылететь на Пленум ЦК КПСС. Хрущев нехотя согласился прервать отпуск и неожиданно услышал от товарищей испепеляющую критику: в атаку на него пошли единым фронтом, его обвиняли в фатальных просчетах в экономике и хамстве. Недавние соратники выступали поочередно. Брежнев заметил, что если Хрущев развенчал культ Сталина, когда его уже не было, то они (он говорил «мы») развенчают культ Хрущева при его жизни. Был неумолим к своему наставнику и Шелепин.

«У вас сосредоточена власть, вы ею стали злоупотреблять — боялись, — обратился он к Хрущеву на пленуме. — Нетерпимая обстановка. Культ личности полностью сложился. Вера в вас падала, падала. Самомнение непомерное. Характеристика, данная Лениным Сталину (тот обвинял своего преемника к грубости — прим. «Ленты.ру»), полностью относится к вам. Окружили себя сомнительными людьми. Темп за десять лет — упал. Национальный доход с 11 до 4 процентов упал. С империалистами мы должны быть на страже. Отступаете от главной линии. Кубинский кризис — авантюра, жонглирование судьбами народа. Вы сказали: "Октябрьскую революцию совершили бабы"».

Оказавшись буквально прижатым к стенке, Хрущев частично признал свои ошибки и согласился исправить допущенные недочеты, однако дать ему такую возможность, конечно, не собирались. 14 октября 1964 года Хрущева отправили в отставку со всех постов «по состоянию здоровья». На посту первого секретаря ЦК КПСС его сменил Брежнев, а в должности председателя Совета министров СССР — будущий автор экономической реформы Алексей Косыгин. Хрущева отправили на пенсию, которую он коротал на даче, втихаря надиктовывая мемуары на магнитофон.

Любопытное свидетельство о дне отставки оставил Петр Шелест, в ту пору первый секретарь ЦК Компартии Украины. Он видел, что, выходя из зала заседаний, понурый Хрущев остановился перед Шелепиным и шепнул ему:

Знал ли он в тот момент о предательской роли Железного Шурика или по-прежнему считал его своим союзником, так и осталось загадкой.

«Руководители — это не ангелы и не святые»

«После отставки Хрущева осведомленные и весьма близкие к высшей власти люди говорили, что Брежнев — фигура слабая и временная и скоро его сменит Шелепин, — писал в биографии Железного Шурика публицист Млечин. — Его [Шелепина] имя гремело. Шелепин был моложе и энергичнее Брежнева. И в нашей стране, и за рубежом многие были уверены, что он вот-вот станет главой государства».

По наблюдению зятя Хрущева, главреда «Известий» Аджубея, «Шелепин ни в грош не ставил Брежнева, да тот по силе характера не годился [ему] и в подметки». Многое обещало Шелепину победу в предстоящей схватке с Брежневым. И он к ней готовился. «Однако не учел, что силу ломит не только сила, но и хитрость, — констатировал Аджубей. — И тут ему было до Брежнева далеко».

В первое время после смещения Хрущева они оставались едины и вроде бы дружили, встречались семьями, — это подтверждал близкий друг Шелепина, партийный деятель республиканского масштаба Валерий Харазов. По словам дипломата, а позже гендиректора ТАСС Леонида Замятина, Брежневу сначала был нужен сильный человек, который имел бы ключи к КГБ и поддержал его как лидера партии и государства. Но чем дальше, тем больше между ними возникало проблем. Брежнев не доверял Шелепину, во время отпуска или командировок оставлял на хозяйстве других людей. Да и нашептывали ему всякое.

В начале 1965 года СССР готовился отпраздновать 20-летие Победы в Великой Отечественной войне. Особое внимание уделял этому юбилею только начинавший по-настоящему осваиваться в новом качестве Брежнев. При этом Шелепин еще, видимо, не смирился с потерей шансов на высшую власть в стране и прислал собственный доклад для выступления на празднике — он получился столь объемным, что первый секретарь в шутку назвал его диссертацией.

В своей «программе» Шелепин предлагал совершить крутой поворот к прежним временам: например, выступил за восстановление «доброго имени» Сталина, пересмотр решений XX и XXII съездов, отказ от утвержденных гарантий против рецидивов культа личности, за ликвидацию совнархозов и возвращение к ведомственному принципу руководства, за установку на жесткую дисциплину труда в ущерб демократии, за возврат к линии на мировую революцию и отказ от принципа мирного сосуществования, провозглашенный Хрущевым. Со слов читавшего «диссертацию» Федора Бурлацкого, ее автор ратовал за восстановление дружбы с Мао Цзэдуном за счет полных уступок ему в отношении критики культа личности и общей стратегии коммунистического движения, за очередной пересмотр отношений с Югославией и конфронтацию с Иосипом Броз Тито, как во времена Сталина.

Все это не могло не беспокоить Брежнева, тем более что Шелепин вел себя довольно вызывающе. Он демонстративно ходил без охраны, возражал против выноса портретов вождей во время демонстраций на Красной площади, раздражал товарищей по партийному руководству разговорами о том, что члены Политбюро оторвались от народных масс, старался сам за себя везде платить и тем самым ставил остальных в неудобное положение.

Когда же Шелепин подготовил записку о том, что высшим руководителям необходимо вести себя скромно и не награждать себя любимых орденами, к нему стали относиться с опаской, а вскоре и с нескрываемой ненавистью.

«Руководители — это не ангелы и не святые, а люди, как все, и, стало быть, как все люди, они имеют недостатки, — говорил он. — Есть эти недостатки и у меня».

В общем, по части симпатий партийцев суровый и жесткий Шелепин сильно проигрывал всегда улыбчивому и обаятельному Брежневу, лучше всех в ЦК КПСС умевшему ладить с людьми.

Тем не менее еще в 1966 году ни один человек в СССР не понимал, кто же утвердится в итоге в роли лидера — Брежнев или Шелепин. Как вспоминал по этому поводу главред журнала «Коммунист» перестроечных времен Наиль Биккенин, каждый первый секретарь обкома, которому требовалось обсудить какой-либо вопрос с первым лицом государства, отправлялся в кабинет сначала к одному, а затем к другому.

Есть мнение (и оно довольно часто мелькает в мемуарах очевидцев эпохи), что Шелепина погубила несдержанность его друзей — Семичастного, Месяцева и других. Будто бы те, общаясь с региональными чиновниками различного уровня, постоянно твердили: Брежнев, мол, фигура временная, готовьтесь встречать настоящего руководителя. Разумеется, эти слухи не могли не дойти до генсека (изначальное название должности вернули как раз в 1966 году). Он нервничал, злился и думал, как бы поскорее избавиться от опасного конкурента и его группы поддержки.

«Брежнев методично отодвигал Шелепина и дискредитировал его команду, — писал об этом периоде Млечин. — Пошли разговоры о том, что "комсомольцы" пытаются захватить власть в стране и партии. Человек 30-40 из окружения Шелепина разослали кого куда, в основном послами в малозначимые и далекие страны».

Годом расправы над шелепинцами стал 1967-й. Как раз подвернулся повод перетряхнуть верхушку КГБ: Светлана Аллилуева, дочь Сталина, отказалась возвращаться в СССР из-за границы. Серьезная политическая карьера Семичастного завершилась, когда ему было всего 43 года. В дальнейшем он — между прочим, генерал-полковник — прозябал на ничтожном для его уровня посту заместителя главы Совета министров Украины. В Киеве Семичастный просидел аж до 1980-х, перенес инфаркт и напрочь утратил былое влияние, довольствуясь ролью местечкового полуначальника.

Шелепина же назначили на должность председателя Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов (ВЦСПС). Став профсоюзным вожаком, он утратил прежнее влияние в партии, хотя и оставался членом Политбюро. Публицист Млечин в юности встречал Шелепина в санатории в Железноводске. Он был одним из немногих, кто решался на общение с опальным политиком: почти все сторонились его, словно прокаженного, и опускали глаза, когда Шелепин проходил мимо. Считалось, что дружба с противником Брежнева губительно скажется на служебных перспективах.

Уже потом ходили слухи, что в провокации мог быть замешан КГБ — Юрий Андропов якобы хотел угодить Брежневу дискредитацией Шелепина. Как бы то ни было, Железного Шурика исключили из Политбюро и перевели на совсем уж низкопошибную работу в Госкомитет СССР по профессионально-техническому образованию, а в 1984-м генсек Константин Черненко отправил его на пенсию. Это была история льва, который хотел, но так и не смог стать царем зверей.

«Оба старика находились в состоянии беспокойства»

Во время перестройки была рассекречена записка Шелепина от 3 марта 1959 года, адресованная Хрущеву: в ней председатель КГБ предлагал «ликвидировать все дела по операции, проведенной органами НКВД в соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года», — иными словами, уничтожить комплекс документов о расстреле взятых в плен Красной армией польских офицеров. В документе указывалось, что по решениям специальной тройки НКВД СССР были уничтожены 21 857 человек. По официальной версии, с ними расправились немецкие оккупанты. В записке подчеркивалось, что эта версия «прочно укрепилась в международном общественном мнении». Проще говоря, КГБ хотел уничтожить все улики, указывавшие на причастность НКВД к этому преступлению, чтобы не всплыли настоящие факты.

Как известно, при Михаиле Горбачеве СССР частично признал свою вину в этом. Вернее, ответственными за расправу над поляками в 1990 году назвали бывших руководителей советской госбезопасности — Берию и Меркулова, приговоренных к высшей мере в начале 1950-х. Предание огласке документов по катынскому расстрелу продолжилось при Борисе Ельцине, а записка Шелепина стала одним из главных доказательств причастности СССР к трагедии.

Ее подлинность неоднократно пытались поставить под сомнение, разоблачали и называли подделкой, призванной дискредитировать советские органы. Однако доводы отрицателей вины СССР в уничтожении польских военных чаще всего не выдерживают критики, тем более что Шелепин лично подтвердил подлинность записки в декабре 1992 года. Во время допроса в качестве свидетеля бывший вершитель судеб, а теперь глуховатый пенсионер объяснил следователю Главной военной прокуратуры Анатолию Яблокову, что «ему подсунули эти документы», когда он лишь три месяца находился в должности председателя КГБ, и он подписал их, «практически не вникая в суть этого вопроса».

Шелепин божился, что на первых порах не чувствовал себя профессионалом в этой области и во всем доверял подчиненным. Сам он якобы знал о преступлении в Катыни и других местах не больше обычных граждан — то есть только то, что писали в газетах. Кстати, Шелепин считал, что документы в итоге были уничтожены. О том же написал в своих мемуарах Горбачев. Подтвердил он и подлинность записки Шелепина.

«У меня сложилось впечатление, что оба старика [Семичастный и Шелепин] находились в состоянии какого-то беспокойства по поводу происходящего в стране и тревожного ожидания того, что они снова станут объектами пристального общественного внимания, — отмечал Яблоков, который впоследствии стал адвокатом и участвовал во многих громких делах. — В ходе допроса по их настоянию делались перерывы для просмотра всех информационных новостей по всем телевизионным каналам, которые они жадно впитывали в обстановке полной тишины и напряженного внимания».

Сохранилась и характеристика, которую следователь дал двум боссам ушедшей эпохи. На его взгляд, чисто визуально в той паре выделялся отнюдь не Шелепин, который, прежде чем ответить на очередной вопрос, обстоятельно советовался со своим товарищем.

«По сравнению с высоким, крепким, самоуверенным Семичастным, ощущение властности и силы которого усиливалось всей его внешностью — крепким телосложением и крупной головой с резкими, тяжелыми чертами лица, Шелепин очень проигрывал, — отмечал Яблоков. — Ниже среднего роста, с мелкими чертами лица, Шелепин имел вид обычного пожилого русского человека».

В 2010 году президент Дмитрий Медведев распорядился выложить сканы документов о расстреле поляков на сайте Росархива — была среди них и записка Шелепина (сейчас электронные материалы недоступны). В 2015-м подлинность записки Шелепина в интервью «Радио Свобода» (внесено Минюстом в реестр иноагентов) подтвердил директор (сейчас — научный руководитель) Государственного архива Российской Федерации Сергей Мироненко.

Пожилого москвича Александра Шелепина не стало 24 октября 1994 года.
В конце жизни он очень жалел, что при переходе на службу в КГБ не оформил генеральское звание, которое дало бы ему прибавку к пенсии.