«Прежние рецепты не работают» Франция хочет вернуть себе былое влияние в Африке. Как этому мешают Россия и Китай?

Президент Франции Эммануэль Макрон не оставляет попыток изменить негативное отношение африканских стран к Франции и вернуть ей былое влияние на континенте. Ради этого он объявил об окончании неформальной опеки над бывшими колониями и пообещал, что Франция перестанет вмешиваться во внутреннюю политику африканских государств. Обеспокоенность французского лидера вполне объяснима — за последние годы Россия, Китай и Турция заметно укрепили свои позиции на континенте, реализуя военно-политические и экономические проекты, в то время как Франция лишь сокращает свое присутствие. В интервью «Ленте.ру» эксперт международного дискуссионного клуба «Валдай», старший преподаватель факультета международных отношений СПбГУ Алексей Чихачев рассказал, как Франция пытается вернуть себе доминирующее положение в Африке и почему Россия и Китай стали препятствием на этом пути.

«Лента.ру»: Недавние переговоры президента Франции Эммануэля Макрона и председателя Китая Си Цзиньпина прошли на фоне активизации политики Китая в Африке. В чем суть конфликта?

Алексей Чихачев: Главное противоречие между Францией и Китаем кроется в том, что на африканском континенте Китай выступает как гораздо более инициативный экономический игрок. КНР давно стала первым экономическим партером Западной Африки, где находится большинство бывших колоний Франции, которые та привыкла считать своей исторической сферой влияния.

В руках Китая находится значительная часть суверенных долгов африканских стран, он также развивает очень крупные инфраструктурные логистические проекты в рамках своей концепции «Одного пояса — одного пути», в том числе и на африканском континенте.

Франции здесь особо противопоставить нечего, проектов становится все меньше. Основой ее присутствия на континенте была прежде всего военная сила, но сейчас с завершением операции «Бархан» она тоже исчезает.

Как Франция переживает ослабление своего влияния на континенте?

Очень болезненно. В ноябре минувшего года произошло официальное завершение миротворческой операции «Бархан» в Сахельском регионе, ставшей откровенной неудачей Франции. Террористические группы не удалось победить, и к власти в странах региона пришли новые силы, не готовые сохранять союз с Францией.

Особенно если они делают это, используя инструменты, которых у Франции уже нет.

То есть Франция на данном этапе уже не способна эффективно конкурировать, скажем, с Китаем и Россией?

Некое остаточное влияние, конечно, у нее остается. Говорить, что сейчас Франция полностью потеряла влияние в Африке, я бы не спешил. Но совершенно очевидна тенденция сокращения французского влияния.

Кроме того, есть «мягкая сила», потому что все-таки это страны, преимущественно говорящие на французском языке. Франция выступает здесь как держава, активно использующая свои образовательные возможности и культурную политику.

Но в любом случае можно сказать, что Африка стала ареной противостояния великих держав?

Да, разные державы используют собственные карты, которые они разыгрывают в отношениях с африканцами. Конечно, это противостояние ведется разными методами, его можно назвать гибридным. Одновременно оно происходит в военно-силовой и экономической плоскости, в сфере публичной дипломатии и «мягкой силы».

Кроме того, добавляется фактор, которого никогда не было в истории раньше. Сами африканские государства тоже приходят к собственной суверенности, как бы другие державы за них ни конкурировали.

Прежние рецепты работать не будут, и тот, кто придумает новые инструменты взаимодействия и начнет активно их внедрять, и будет пользоваться не только влиянием, но и уважением на африканском континенте.

Почему, кстати, Африка остается привлекательной для Франции?

Во-первых, это во многом фактор ресурсов. Стоит вопрос о контроле над урановыми рудниками в Нигере, нефтью и газом Гвинейского залива. Неслучайно сейчас французское руководство больше всего говорит про переключение своего внимания на тот регион вместо Сахеля.

Другой важный фактор — это наличие африканской диаспоры. Во Франции живет значительное количество этнических африканцев, выходцев из этих стран. По линии диаспоры контакты тоже активно поддерживаются.

Наличие особых отношений хотя бы с частью этого динамично развивающегося континента — это все-таки важный показатель великодержавного позиционирования Франции, который остается еще с колониальных времен.

Какие у страны при этом долгосрочные внешнеполитические цели на континенте?

Франция стремится сделать так, чтобы африканские конфликты не затрагивали ее напрямую.

Полностью в равноправных отношениях Франция все-таки не слишком заинтересована, но ей важно переложить больше ответственности на плечи самих африканцев, чтобы они со своими конфликтами и кризисами справлялись самостоятельно, а Франция могла бы им оказывать консультационную помощь и отслеживать происходящее в регионе.

То есть страна стремится иметь все выгоды — от доступа к ресурсам до фактора диаспоры и «мягкой силы» — и при этом самой ответственности за происходящее в Африке уже не нести.

В начале марта президент Эммануэль Макрон объявил об окончании эпохи «французской Африки». Это просто слова или действительно происходит изменение стратегии?

Конечно, Франция говорит об этом уже далеко не первый раз. Наверное, все французские президенты со времен Франсуа Миттерана заявляли о том, что эпоха «Франсафрик» закончилась, но рецидивы все равно имеются. Даже сам Эммануэль Макрон сообщал о конце эпохи «Франсафрик» еще с начала его первого президентского срока в 2017 году.

Его задача — запустить этот процесс по-настоящему, не прибегать к использованию старых методов, таких как проведение военных операций и поддержание клиентелистских связей с местными элитами.

Но получится у него это или нет, пока судить сложно. Пока что, можно сказать, операцию «Бархан» при всей критике он все-таки завершил и перспективы какой-то новой большой операции, которая бы опять напоминала времена «Франсафрик», не прослеживается. В этом плане действительно происходят достаточно серьезные изменения, но все должно пройти проверку временем и практикой.

То есть на данном этапе политика Франции на континенте претерпевает кризис?

Тревожные тенденции, безусловно, есть, но говорить о том, что это крупномасштабный кризис, я бы не стал. Эммануэль Макрон говорит о том, что Франция будет делать ставку на молодежь, переосмыслит свое военное присутствие, будет иначе оказывать солидарную помощь развитию, но за этим должна последовать конкретика. Ее не видят даже сами африканцы, как это говорят их эксперты, журналисты и ученые.

А пока я бы сказал, что это не кризис, а, наверное, такой тупик, из которого надо выбираться.

В чем конкретно заключается обновленная стратегия и какие у Франции есть инструменты для ее осуществления?

Самое главное — это переформатирование военного присутствия, то есть отказ от крупных дорогостоящих военных операций.

Второе — сохранение присутствия в тех странах, которые пока еще дружественно относятся к Франции: Сенегал, Кот-д'Ивуар, Габон, Бенин и Конго. То есть ставка на тех союзников, которые еще остались.

Третий момент — это новая концепция помощи развитию. Президент говорит, что надо не просто выделять деньги в одностороннем порядке из бюджета Франции на помощь беднейшим странам, а осуществлять так называемые солидарные инвестиции с перспективной возможной отдачи для самой французской экономики. Происходит определенная коммерциализация помощи развитию.

И наконец, «мягкая сила». В первую очередь, это ставка на молодежь. Формирование нового имиджа Франции не как государства, которое угнетало африканские страны в прошлом, а государства возможностей для африканцев, которые могли бы приезжать во Францию и строить свою карьеру в спорте, политике, науке и так далее. Здесь ролевой моделью выступает знаменитый футболист Киллиан Мбаппе.

Франция хочет показать, что она страна возможностей для африканцев, здесь они могут получить образование, открыть свой бизнес. Поэтому формирование нового позитивного имиджа — это еще один крупный кирпичик новой стратегии.

Материалы по теме:

Сытый — голодному.Почему Россия решила закрепиться в Африке и как страны Запада пытаются ей помешать?

5 августа 2022

«Это переломный момент»Почему России выгоден союз с Африкой и какую роль в нем играет ЧВК «Вагнер»?

11 апреля 2023

«Мягкая сила» действительно эффективна?

Критика в отношении дипломатии и действий президента присутствует. После каждого его турне по региону в африканской прессе обязательно проходит вал негативных публикаций о том, что Эммануэль Макрон опять приехал «учить жизни» и дальше выстраивать неоколониальную политику.

Думаю, само французское руководство понимает, что с поколением, которое сейчас руководит африканскими государствами, говорить уже достаточно сложно, нужно дальше делать ставку на поколение следующее, чтобы через 10-15 лет эта критика постепенно ушла. Эта работа вдолгую, и прямо сейчас конкретных результатов «мягкой силы» не видно.

Но вот в долгосрочной перспективе эта стратегия может оказаться эффективной и перестроить восприятие страны на контенте. Тем не менее нет гарантии, что выросшее поколение африканцев будет уже более по-доброму относиться к Франции, потому что другие государства тоже не будут терять время даром и, возможно, примут какие-то шаги на опережение.

А насколько сильны антифранцузские настроения, в чем они конкретно выражаются?

Заметны они по опросам общественного мнения и выступлениям африканских политических деятелей. Далеко не везде Францию тепло встречают, что прослеживается как в тоне общения африканских президентов с Эммануэлем Макроном, так и на совместных пресс-конференциях.

Во Франции поняли, что прямо сейчас эти настроения никак не изменить, и нужно двигаться дальше, чтобы хотя бы впоследствии про французское колониальное прошлое постепенно забывали.

Франция способна в перспективе прийти к реальным партнерским отношениям или страны никогда не будут равными? Термин «неоколониализм», которым все чаще бравируют политологи и журналисты, применим к этим отношениям?

Термин «неоколониализм» был применим в период 1960-1980 годов, когда страна выстраивала систему «Франсафрик», неформальной опеки над своими бывшими колониями. Поэтому сейчас Францию упрекают в том, что она до сих пор устранила не все элементы этой системы.

Что касается перехода к равноправным отношениям, все будет зависеть от множества других факторов и от позиций игроков в регионе. В том числе, какое влияние Франция будет иметь в меняющемся мире, насколько она будет сильной державой. Думаю, что в итоге они хотят прийти к какому-то симбиозу: иметь «особые» отношения с африканскими государствами, но прежде всего строить их на прагматичной основе.

Тем не менее проблема в том, что Франция не так много может предложить самим африканцам.

При этом, понятно, оценить эффективность новой политики очень сложно...

Да. Во-первых, это должна быть последовательная методичная работа всех задействованных структур. Французское агентство развития (AFD), министерство обороны, министерство экономики и многие другие должны образовать синергию своей политики, а с этим у Франции есть проблемы.

На африканском направлении есть определенная какофония этих ведомств, выступающих со своими повестками дня.

Тем более президент свою стратегию пока что обозначает лишь общими контурами, а править ему остается не так уж долго. Многое будет зависеть от позиции уже следующего руководства страны, согласится ли оно подхватить посыл Эммануэля Макрона о переосмыслении африканской стратегии.

Критерии успеха, кроме того, особо никто не предлагает, и конкретных параметров, по которым можно судить об эффективности стратегии, никто тоже не озвучивает.

А чем, кстати, вызван отход от концепции присутствия в регионе военного контингента?

Переосмысление прежнего подхода связано в первую очередь с его неэффективностью. Французские войска присутствовали в Сахеле более восьми лет, и конкретных результатов они там добиться не смогли. Террористические организации продолжили свою активность, даже со временем начали ее расширять. Тактические успехи были в виде уничтожения отдельных полевых командиров, но системно это ситуацию не меняло.

Потери среди самих французских военнослужащих тоже росли. В их восприятии даже один погибший военнослужащий за рубежом — это уже повод для национального траура. А чего говорить, когда почти за восемь лет накопилось более 50 человек. По французским меркам эти потери достаточно тяжелые.

Другие различные военные структуры, которые действуют более гибко, не по таким моделям, как регулярные французские войска, проявили себя и достигли местами гораздо больших результатов, чем французы.

На ваш взгляд, есть предпосылки к тому, чтобы Франция вернула себе доминирующую роль в Африке?

О доминирующей роли говорить достаточно сложно. Сейчас доминирующие позиции Запада в целом в международных отношениях и вообще в международной системе находятся под большим сомнением.

Как раз недавно об этом говорил министр иностранных дел России Сергей Лавров на заседании Совета Безопасности ООН. С похожим посылом выступают Китай и Индия.

Франции придется делить это пространство со множеством других акторов и, самое главное, признавать их статус на континенте. Пока с этим большие проблемы, потому что говорить о какой-то позитивной роли России в Африке французская сторона категорически отказывается.

Поэтому важным показателем, что французская стратегия действительно поменялась, станет ее готовность признать определенное место под солнцем и для других держав в Африке тоже.