«Для такого путешествия не нужен повод» Париж влюбил в себя миллионы людей. Как он стал легендой мирового туризма?

Неверно думать, что опыт, в том числе опыт путешественника, стал товаром в недалеком прошлом. Еще в начале ХХ века туристам в Париже предлагали экскурсии по канализационным сетям, моргам, скотобойням, табачным фабрикам, правительственным типографиям и фондовой бирже. Профессор ландшафтной архитектуры Калифорнийского университета в Дейвисе Дин Макканелл в 1976 году выпустил книгу «Турист. Новая теория праздного класса», в которой проанализировал социальный феномен туризма и взаимодействие праздного наблюдателя с объектами рассматривания. На русском языке книга вышла в издательстве Ad marginem. С разрешения издательства «Лента.ру» публикует фрагмент текста.

На заре XX века в Париже туристам предлагали экскурсии по канализационным сетям, моргам, скотобойням, табачным фабрикам, правительственным типографиям, прядильням, монетному двору, по фондовой бирже и на заседание верховного суда.

Эти учреждения и их деятельность представляют собой конкретные материальные репрезентации самых важных общественных институтов: закона, экономики, промышленности, равновесия человека и природы, жизни и смерти.

<...> Я выбрал Париж для изучения демонстрации работы потому, что в то время он был центральным пунктом туризма. Париж мог похвастаться развитым комплексом туристических услуг, еще не ставших однообразными и скучными; не было в нем и коммерциализированных достопримечательностей, которые едва ли отражают первоначальную структуру туризма. В развитии современного Лондона, Сан-Франциско или Рима были периоды, которые также смогли бы подойти для такого исследования, но ни один из них не подходит больше и не описан подробнее, чем Париж. <...>

Особые поводы для посещения (навестить друга, посетить ярмарку, церемонию, религиозную святыню; деловые и научные интересы; покупка чего-то особенного) уступили место новой идее, что путешествие в Париж не требует каких-либо причин, кроме желания увидеть город и его достопримечательности. Судя по путеводителям по Парижу того времени, в городе было достаточно приличных мест, где мог остановиться ограниченный в средствах турист.

«Путеводитель по Всемирной выставке в Париже 1900 года» начинается так:

Большинство гостей Парижа в 1900 году приедет не только на выставку, но и чтобы увидеть сам город. Для многих путешествие через Ла-Манш станет событием всей жизни. В этом путеводителе мы постараемся помочь тем, кто хочет получить от путешествия как можно больше и в полной мере насладится им без особого труда и затрат. Наш путеводитель предназначен не только для тех, кто, не обращая внимания на цену, останавливается в фешенебельных отелях, обедает в гранд-кафе и ходит за покупками на рю де ла Пэ, однако информация такого рода тоже будет в нем представлена. <...> В «Парижской выставке» можно найти советы о том, как дешево посмотреть Париж, где найти хорошую и недорогую гостиницу, как сэкономить деньги.

В качестве документации я выбрал два путеводителя, один из которых процитирован выше: «Англо-американский практический путеводитель по Парижской выставке: 1900» (London: William Heinemann, 1900), другой — знаменитый «Париж и окрестности с маршрутами из Лондона в Париж: руководство для путешественников», выпущенный Карлом Бедекером (Leipzig: Karl Baedeker, 1900). <...>

Кажется, что им движет чувство ответственности (пусть порой и вынужденное) и стремление составить путеводитель, который будет содержать описание всего, что открыто для туристов. И хотя результат не соответствует академическим стандартам этнографии и антропологии, это лучшая из существующих работ по этнографии современных городов.

<...>

Фондовая биржа

Поскольку биржа всегда была открыта для тех, кто приходил туда вести торговлю, вход на первый этаж был свободным. Над первым этажом располагалась галерея для зрителей. Бедекер так описывает происходящее на бирже:

За бурной деятельностью лучше всего наблюдать с галереи. <...> Крики, оглушающий шум и возбужденные жесты игроков производят самое неприятное впечатление. В беспорядочном шуме можно различить постоянно повторяющиеся слова: «J’ai ...; qui est-ce qui a ... ?; je prends; je vends!» [«У меня есть ... у кого есть ... ? я покупаю; я продаю»]

Опять-таки, автор путеводителя подразумевает, что читатель знает французский, и не считает нужным переводить звуки шума с французского на английский. Также в тексте подразумевается высокий социальный статус читателя, который не испытывает потребности в том, чтобы зарабатывать деньги.

Бедекер смотрит сверху вниз на людей, занятых заработком.

В «Практическом путеводителе» фондовая биржа описана в другой манере:

Это единственное в Париже, а возможно, и во всем мире зрелище такого рода. <...> Здесь можно увидеть игроков и финансистов всех видов: от миллионера, банкира, джоббера, кулисье, ремисье (зазывала, который находит клиентов для брокера) до бедных неудачников, постоянно надеющихся отыграться, или служащих на пенсии, которые играют здесь так же, как другие на скачках.

В отличие от путеводителя Бедекера, здесь биржа описывается как место, где может оказаться человек любого статуса, а «бедным неудачником» называют только того, кому не удается заработать, а не всех, кто вынужден этим заниматься, и даже тех, кому удается зарабатывать значительные суммы. Позиция «Практического путеводителя» отражает полную победу промышленного капитализма над снисходительными представителями старого образа жизни, которых еще можно было встретить в то время. Процесс зарабатывания денег превратился из чего-то «неприятного» в восхитительное зрелище.

Морг

<...> Бедекер пишет о морге кратко и вежливо: «Это тягостное место привлекает многих зрителей, в основном из низших слоев общества». За более полным описанием обратимся к «Практическому путеводителю»:

Морг — это здание, где тела неизвестных, найденные на улицах или в реке, выставлены для опознания. <...> Это зловещее на вид здание, построенное в 1864 году, состоит из центральной части, где в комнате с охлаждением выставлены трупы, и двух крыльев. <...> В левом крыле находится кабинет секретаря, прозекторская и помещение, где проходят юридические процедуры (то есть подозреваемый в убийстве допрашивается в присутствии тела предполагаемой жертвы — эта методика часто приводит к признанию в преступлении). <...> В дальнем конце [выставочной] комнаты в мрачной полутьме на чугунной плите под стеклом холодильника лежат трупы. Люди приходят сюда посмотреть на трупы так же, как в других местах смотрят на новинки моды или цветущие апельсиновые деревья. <...> Впечатление, которое производят эти ряды тел, гораздо менее ужасающее, чем кажется, за исключением жертв убийства. Самоубийцы и утопленники выглядят так, будто они забальзамированы или спят.

Рассказ о виде покойников из числа рабочего класса иллюстрирует то, как демонстрация даже самого ужасного предмета нормализует его. Однако у такой нормализации есть свои пределы.

Отношение туриста к трупу — не только отношение жизни к смерти, но также и отношение порядка к беспорядку.

Тело, оказавшееся под стеклом холодильника, ассоциируется со скоропостижной и неестественной кончиной, а возможно, и с распущенным образом жизни, приведшим к ней. И хотя трупы выставлены якобы для опознания, они также служат иллюстрацией важности общественного порядка и надлежащего ухода из жизни, при котором человек сохраняет свою идентичность до последнего момента.

Демонстрация случайной смерти и ее осуждение отражает некоторые недавно возникшие различия общественного статуса. В современном обществе рабочие разделяются на три типа. Первый образуют те, кто вынужден работать, но имеет привилегию «сделать карьеру», которая приведет к тому, что считается «успехом», — это журналисты, юристы и другие профессиона- лы, собственники, высокопоставленные служащие и прочие менеджеры. Во второй входят те, кто работает день за днем, неделю за неделей, год за годом, те, кто перед уходом на пенсию будет заниматься тем же, чем занимался в начале своей карьеры, те, кто в состоянии выжить, но не «преуспеть», — клерки, квалифицированные рабочие, наемные работники всех типов. И наконец, те, кто выполняет тяжелую случайную работу, — рабочая сила, которую поддерживают пособие по безработице и биржа труда: мойщики посуды, сборщики фруктов и представители других субпролетарских профессий.

Морг заставляет встретиться лицом к лицу пред ставителей всех трех типов.Туристы из числа среднего класса смотрят на представителей «низших слоев общества», которые, однако, не кажутся им настолько низкими,чтобы нельзя было посмотреть на их смерть. Далее следует основная масса посетителей, которая была достаточно прилична и организованна, чтобы остаться в живых и появиться на публике. И наконец, те, кто умер насильственной смертью и/или остается неопознанным.
Представители рабочего класса, пришедшие в морг из-за смерти своих товарищей, оказываются здесь на туристической территории. Во время посещения парижского морга живые шокировали Марка Твена больше, чем мертвые:

Входили мужчины и женщины, некоторые жадно оглядывали помещение, прижимаясь лицом к прутьям решетки, другие, рассеянно взглянув на труп, отворачивались с разочарованным видом. Я решил, что эти люди ищут сильных ощущений и посещают морг так же регулярно, как другие — театр. Когда один из них равнодушно поглядел за решетку и ушел, я невольно подумал: «Это тебе нервы не щекочет. Человек, которому начисто отстрелили голову, — вот что тебе нужно».

<...>

Канализация

Парижская канализация, в которой иногда оказываются герои французских романов и играющие их актеры, свидетельствует о размахе движения, открывающего важнейшие зоны общественной деятельности для туристических посещений.

Вот что пишет современный турист:

Парижские водостоки! Это словосочетание овеяно аурой романтики и приключений, недостижимой для современной канализационной системы Лондона. При одном ее упоминании в памяти возникает Лон Чейни, прячущийся глубоко под землей в «Призраке оперы». Вспоминается и Жан Вальжан, многострадальный герой «Отверженных» Виктора Гюго, который спасся в подземных водостоках от смерти на баррикадах, когда за ним по пятам гналась полиция, а впереди были коварные зыбучие пески.

Мысль о том, что все общественные учреждения города, домашние, коммерческие, промышленные или культурные, — не важно, насколько несвязанными они кажутся на поверхно- сти, — связаны между собой под землей, будоражит прекрасно развитое воображение туриста. Бедекер, у которого вызвал отвращение запах табачной фабрики, не может скрыть энтузиазма относительно канализации:

На площади Шатле находится один из входов в огромную сеть канализации (Egouts), пролегающую под всем городом. Как правило, ее показывают публике во вторую и четвертую среду каждого летнего месяца. <...> Экскурсия, на которую, без сомнений, стоит отправиться даже леди, длится около одного часа и заканчивается на площади Мадлен. Это совсем не утомительно, ведь часть пути экскурсанты передвигаются на комфортабельных электромобилях, а другую часть — на лодках.

Уверенность автора в том, что каждый, у кого есть возможность, вне зависимости от пола и возраста, должен познакомиться с сумеречной подземной жизнью, сегодня подкрепляется способностью работников канализации превратить свой труд в предмет интереса туристов. Автор статьи в газете «Нью-Йорк Таймс» поговорил с ними:

Нет, в канализации нет ни трупов, ни преступников, ни ценностей. Нет, они никогда не слышали о том, чтобы здесь были зыбучие пески — вообще-то вся канализация забетонирована. Хуже того, они никогда не слышали о Вальжане. Единственная опасность, по их словам, — утонуть, если неожиданно поднимется вода. Канализационные рабочие больше не становятся жертвами «ужасной лихорадки», описанной Гюго, потому что им «постоянно делают прививки». Что касается ценностей, они их никогда здесь не видели. Заметив, что я расстроился, веселый, потрепанный жизнью работяга, у которого во рту едва ли осталась дюжина зубов, напомнил своему коллеге: «Конечно! Помнишь, было дело, ты нашел тут меч, завернутый в бумагу. Вот это была вещь!»

Эти скромные бледные джентльмены, работающие в городских недрах, развили способность, которой раньше обладали только писатели и режиссеры. Они со всей ответственностью вносят свой вклад во всеобщую драму работы. Выбирая (или придумывая) такие детали своей работы, которые, по их мнению, будут интересны туристам (опасность, прививки) или обязательно заинтригуют их (меч), они создают связь между людьми и таким образом вносят свой небольшой вклад в развитие солидарности в современном мире.

Как и сегодня, в 1900 году существовало распространенное представление о классе объектов articles de luxe (предметы роскоши) или articles de Paris, к которым Бедекер относит «ювелирные изделия и бижутерию, искусственные цветы, игрушки, изделия из кожи, резное дерево и т. д.». Эти предметы выделяли Париж среди других городов. Вместе с шаловливыми обзорами они составляют образ настоящего Парижа в сознании современного туриста. («Париж — город радости и развлечений».) Общая картина, которую они описывают, противоречит той, которая открывается посредством демонстраций работы. Парижские articles de luxe стали знаменитыми сувенирами. За этими приятными воспоминаниями скрывается представление о повседневной жизни Парижа. Они — ее мистификации. Демонстрации работы, даже если в конечном счете воспоминания о них были вытеснены из сознания туриста и забыты, не включали в себя создание articles de luxe или каких-то других исключительно парижских объектов. Демонстрировалась работа, необходимая для функционирования любого из современных обществ. Туристу, очарованному самым соблазнительным городом Запада, было позволено заглянуть за кулисы и увидеть за ними его основные функции, прежде всего разнообразие работ, и не просто работ, а работ принципиальной важности.

Перевод А. Боровиковой, Е. Изотова