«Ядерное оружие не решит наши проблемы» Чем грозит миру новая гонка вооружений и какой будет война будущего?

Саммит НАТО в Мадриде в июне 2022 года стал началом новой эры военной напряженности в мире. В Североатлантическом альянсе впервые официально заявили о российской и китайской угрозе мировому порядку. Но если раньше слова чиновников лишь сотрясали воздух, теперь они подкрепляются реальными действиями: НАТО активно поставляет оружие Украине, наращивает военный контингент в непосредственной близости от российских границ и увеличивает военные расходы. Все это вынуждает Россию серьезно укреплять свою обороноспособность, включая модернизацию ядерных сил. «Лента.ру» в рамках проекта «Неизвестное будущее» поговорила с научным сотрудником Центра международной безопасности ИМЭМО РАН Дмитрием Стефановичем о том, начнут ли великие державы новую гонку вооружений, насколько реальна угроза применения ядерного оружия и какими будут войны будущего.

«Лента.ру»: Почему в последнее время эксперты и политики все чаще ведут разговоры о возможном применении оружия массового поражения?

Дмитрий Стефанович: Проблема в том, что в последнее время слишком много людей позволяют себе говорить и комментировать тему ядерной войны, в том числе с «позитивной» стороны: дескать, применение оружия массового поражения решит все проблемы. К тому же в высших эшелонах власти и экспертном сообществе практически не осталось людей, которые реально представляют, что такое ядерное оружие и как оно работает, — иными словами, они не были на испытаниях, не видели последствий.

Конечно, все знают о трагедии Хиросимы и Нагасаки и смотрят видео, которые публикует «Росатом» и их американские коллеги.

Ядерное оружие не сравнится с тем вооружением, которое применяется в нынешних конфликтах в разных регионах мира.

Но есть и проблема концептуального характера. Когда ядерное оружие появилось, оно воспринималось просто как более мощное оружие. И сейчас многие именно так его и воспринимают. Однако по прошествии лет сложилось понимание, в том числе и у военных, что воевать с применением ядерного оружия на поле боя очень сложно и опасно. Благодаря этому пониманию ядерное оружие сегодня остается лишь элементом сдерживания.

А в чем проблема с его применением на поле боя?

В условиях боевого применения ядерного оружия толком невозможно ничего планировать. Не говоря уже о колоссальных человеческих потерях, значительно страдает вся инфраструктура. Возникают проблемы со связью и коммуникациями, нарушается снабжение армии, в результате надо сильно постараться, чтобы сохранить собственные войска в такой войне. Есть и другая проблема — межконтинентальные ракеты, так называемое стратегическое ядерное оружие. Никто не даст гарантию, что в ответ на применение в зоне боевых действий тактического ядерного оружия не последует более разрушительный стратегический ответ.

Потому что к ядерному оружию с некоторыми исключениями применимо все то, что мы считаем «нормальным» по отношению к обычному вооружению, — например, его массированное применение, удары по центрам принятия решений и так далее.

То есть, с одной стороны, будет попытка ограничить масштабы применения ядерного оружия, потому что политики и военные все же опасаются эскалации. С другой — если, например, противник поймет, что есть угроза его центрам принятия решений и системам управления ядерными силами, то он, скорее всего, применит ядерное оружие первым.

В массовом сознании сегодня есть страх перед применением оружия массового уничтожения?

Был замечательный документ, опубликованный администрацией бывшего президента США Дональда Трампа, так называемый Nuclear Posture Review — обзор ядерной политики США. Документ был далеко не совершенный, с большим количеством противоречий и абсолютно виртуальными, выдуманными тезисами о российской ядерной доктрине. Тем не менее он всех заставил взбодриться и вспомнить о том, что ядерное оружие — это реальность, что оно никуда не делось.

Затем ядерное оружие ушло с повестки дня, пока в 2020 году Россия неопубликовалаофициальный документ — «Основы государственной политики в области ядерного сдерживания». Это документ, который прояснил некоторые подходы российской стороны в этой области. После этого ядерное оружие вновь вернулось в повестку дня.

Все говорят, например, о ядерной угрозе в контексте событий на Украине. Зачем это делается — сложно понять. Тезисы, которые звучат на эту тему из уст официальных лиц, сводятся к тому, что этого никогда не случится, если другая сторона не применит ядерное оружие первой. Такое ощущение, что все эти разговоры ведутся из-за нехватки предметных обсуждений реальной ситуации в мире.

Ядерное оружие следует и впредь воспринимать исключительно как элемент сдерживания или пришло время понять, что это в первую очередь средство нанесения удара? Возможно, первого…

Споры относительного этого ведутся как внутри стран, так и на международном уровне, как минимум в экспертном сообществе: надо ли модернизировать ядерное оружие, надо ли вводить в эксплуатацию новые системы и ставить их на вооружение, надо ли продолжать совершенствование боезарядов. У меня здесь мнение абсолютно однозначное: надо.

Но объективно его применение будет означать конец если не всего мира, то как минимум обширных его частей.

Полный отказ от ядерного оружия сделает мир более безопасным?

Это избавит нас от ядерного апокалипсиса, но не от войн. Неядерное вооружение тоже способно приводить к большим разрушениям. Мы это видели в Сирии, в Ливии, в Ираке, а сейчас видим на Украине. Наш биологический вид весьма успешен в создании средств уничтожения себе подобных.

Сейчас, в принципе, есть концепция неядерного сдерживания, она прописана даже в российских доктринах. Но это очень спорный подход. Хотя бы потому, что нельзя быть уверенным, что твой противник будет бояться возможного применения неядерного оружия в той же мере, в какой он опасается ответного применения ядерного оружия.

Может ли некая хакерская группировка получить доступ к управлению ядерным оружием и спровоцировать его запуск?

Короткий ответ: нет. И связано это в первую очередь с тем, что во всех странах система боевого управления ядерными силами отделена от всего остального. Более того, проблема информационной безопасности и уязвимости таких систем осознается на всех уровнях управления. Ни об одном таком случае не известно. Так называемые ядерные инциденты чаще связаны с банальными ошибками. Например, когда вместо неядерной боевой системы загружается ядерная, как это случалось в США.

Еще одна проблема связана с американскими ядерными зарядами, которые хранятся в Европе. Постоянно предпринимаются усилия по повышению защищенности этих хранилищ на военных базах, но столь же постоянно происходят какие-то набеги антиядерных активистов. Но даже если предположить, что террористы захватят ангар, в котором находится американское ядерное оружие, они все равно не смогут его применить, потому что десятилетия опыта привели к созданию многоуровневой системы кодов доступа и защищенности. Поэтому я не считаю, что это реальная угроза.

И в этом смысле я соглашусь с мнением, которое было особенно популярно 10-20 лет назад, что главная ядерная угроза — это ядерный терроризм. Мне кажется, эта угроза недостаточно хорошо осознана и серьезные меры по ее минимизации не приняты.

Может ли конфликт на Украине перерасти в третью мировую войну, как того опасаются на Западе?

Мировая война в том понимании, которое у нас было в первой половине XX века, сейчас просто невозможна, потому что она очень быстро приведет к уничтожению участников конфликта. Что интересно, сейчас практически не употребляется термин «война» в официальных документах и речах. Это связано с тем, что война как способ решения конфликтов запрещена Уставом ООН. При этом у нас все время употребляют словосочетания «вооруженный конфликт» и «военный конфликт», как будто это что-то другое.

Сравнительно недавно отечественные военные ученые писали, что война определяется несколькими важными факторами. На внутреннем уровне — это военное положение в стране, перевод всех сфер жизнедеятельности на военные рельсы. Вовне война обычно заканчивается каким-то документальным урегулированием в том или ином виде — мирной конференцией, мирным договором, зафиксированной капитуляцией одной из сторон. Этого всего в большинстве конфликтов современности нет.

И в этом смысле маловероятно, что существует реальная угроза перехода войны на уровень мировой, с тотальным уничтожением. Мировых войн нет, потому что существует ядерное оружие.

Почему многие эксперты заговорили о возможном окончательном переходе от традиционной конвенциональной войны к войне технологий?

Это дело ближайшего будущего. То, что мы наблюдаем сейчас на мировой арене, — это межгосударственные конфликты, которые могут очень долго тлеть без перехода к боевым действиям. Проводятся информационные операции, поддерживаются какие-то национально-освободительные движения в тылу противника, вводятся санкции… Все это часто воспринимается как часть конфликта в целом, есть даже модный термин «гибридные войны», который применяют сейчас практически ко всем действиям России, хотя на самом деле концепция родилась как раз на той стороне.

Если судить по выступлениям российских официальных лиц, примером гибридной войны служит ситуация в Сирии: формально ни одна из западных стран не объявляла войну сирийскому правительству, включая даже Турцию, которая ведет там боевые действия вполне открыто, не говоря уже про коалицию, которая боролась когда-то с «Исламским государством» (ИГ, террористическая группировка, запрещенная в России), а теперь просто продолжает там находиться.

Но из-за экономического давления, из-за поддержки Западом так называемых умеренных повстанцев, из-за регулярных израильских ударов по сирийской территории и проведения отдельных боевых операций Сирия фактически находится в состоянии конфликта с половиной мира.

В современных конфликтах наносятся аккуратные удары — не только по экономике, кибер- и информационной среде, но и оружием — по вполне конкретным военным и инфраструктурным объектам.

То есть технологическое развитие максимально раздвигает границы любого конфликта?

Да, потому что 100 или 200 лет назад, чтобы уничтожить какой-то объект на территории противника, войска должны были продвинуться вглубь вражеской территории ровно до этого объекта или же корабли должны были приблизиться к вражеским берегам. Сейчас все это происходит гораздо проще — например, применяются ракеты большой дальности.

И вот это очень большое изменение, которое, как мне представляется, в перспективе окажет еще большее влияние на архитектуру безопасности в мире вообще и в Европе в частности.

Вопрос не в том, сколько у кого будет танковых дивизий на линии соприкосновения, а в том, сколько у кого пусковых установок и крылатых ракет, способных поразить ключевые объекты на территории противника. Хотя, как показывает ситуация на территории Украины, в Сирии и Ираке, большие механизированные соединения сухопутных войск рано списывать со счетов, у них тоже есть свои задачи.

Но если мы говорим о достижении глобальных целей на вражеской территории, бесконечно долгом конфликте, то в этом случае все большую роль играет именно высокоточное оружие большой дальности. И самая главная проблема — риск перехода к ядерному конфликту — наличие неядерного оружия, которое способно тем не менее решать стратегические задачи. Потому что наличие такого оружия создает у обладателя иллюзию возможности управления эскалацией. Грубо говоря, мы уничтожим завод на вражеской территории, но ведь они же не сбросят на нас за это ядерную бомбу, потому что мы же не использовали ядерное оружие.

Какую роль в конфликтах будущего будут играть беспилотные системы?

То, что у нас будет все больше беспилотных систем в качестве средств поддержки, это, как мне кажется, решенный вопрос. Причем речь идет не о том, что все вертолеты и танки станут беспилотными. Будет сеть разведывательных и ударных систем или модулей разных видов базирования на разных платформах, которые будут взаимодействовать при помощи операторов. Основной вопрос состоит в том, как эти машины будут между собой коммуницировать. Потому что, конечно, человек останется в центре процесса, но часть решений на поражение тех или иных целей будут принимать сами машины.

И здесь возникают огромные проблемы, требующие решения с точки зрения гуманитарного права, правил вооруженных конфликтов и защиты гражданского населения. На этот счет ведутся очень жесткие дискуссии на самых разных площадках. Однозначного ответа нет, потому что есть позиция, согласно которой заставить машину соблюдать гуманитарное право гораздо проще, чем человека. Другое дело — как его кодифицировать в машиночитаемом виде, это еще не решенная задача.

Еще один тренд — увеличение числа автономных боевых систем. Но пока непонятно, насколько эффективно удастся все это связать в единую систему, потому что сама по себе замена пилотируемого аппарата на беспилотный даст эффект разве что в том, что будет меньше человеческих потерь и меньше расходов на подготовку пилотов. Однако повышения эффективности не произойдет, это будет не революционное, а эволюционное развитие.

Когда появились различные виды высокоточного оружия, многие эксперты говорили, что теперь мы сможем радикально снизить разрушения, уменьшить потери среди мирного населения. Но, как показала практика, это совершенно не связанные вещи.

Поэтому вопрос, какими будут изменения в сфере беспилотных систем, очень сложный. Возможно, будет гораздо меньше ожесточения у людей на поле боя, потому что большую часть потерь будут составлять машины, — соответственно, будет меньше военнопленных со всеми сопутствующими проблемами. Более широкое применение беспилотных систем наверняка изменит вооруженные конфликты, но вряд ли стоит говорить, что все изменится радикально.

Приведет ли развитие беспилотных систем к сокращению вооруженных сил?

Переход к более компактным вооруженным силам напрямую зависит от того, что будет с международной безопасностью в целом — как на региональном, так и на глобальном уровне.

То есть надеяться, что в обозримом будущем все военные проблемы смогут решать ограниченные контингенты с подавляющим технологическим преимуществом, пока не приходится. В пользу этого говорит, например, наращивание вооруженных сил в Германии и Польше.

Другое дело, что в среднесрочной перспективе мы с европейцами сможем найти какую-то архитектуру учета взаимных интересов в сфере безопасности и в оборонной сфере. И вот тогда, возможно, мы вернемся к переговорам о необходимости сокращения вооруженных сил на континенте.

Появление гиперзвукового оружия можно считать революцией в военных технологиях?

Идее создания ракетно-планирующего оружия и гиперзвуковых крылатых ракет не один десяток лет. Сейчас у нас появились нужные материалы и нужные технологии. В принципе, нет никаких сомнений в том, что те системы, которые стоят на вооружении у России, работают должным образом и демонстрируют все заявленные характеристики. Некоторые даже применяются в вооруженном конфликте на Украине. Но это тем не менее эволюционное, а не революционное развитие.

Эти ракеты могут стать решающим фактором в будущих вооруженных конфликтах?

Да, они быстрее, точнее, с более высокими показателями преодоления противоракетной обороны. Конечно, гиперзвуковые планирующие крылатые блоки летят дольше, чем обычные боеголовки межконтинентальных баллистических ракет. Но они менее заметны. Их главная особенность в том, что их траекторию невозможно просчитать. Они позволяют наносить точные удары по объектам в глубине вражеской территории: военные базы, склады вооружений и в первую очередь центры принятия решений.

По всему миру появляется все больше надежных зонтиков противовоздушной обороны. Поэтому, во-первых, авиацию в зоны поражения заводить нельзя. Во-вторых, обычные дозвуковые крылатые ракеты будут эффективно сбиваться — соответственно, нужно что-то более надежное.

Как долго будет сохраняться преимущество гиперзвука?

Так как они заявляются как средства поражения центров принятия решений или особо важных объектов, то в ближайшее время эти объекты будут просто прикрывать существующими системами ПВО и ПРО. Кроме того, можно обеспечить передовое базирование радиолокационных станций или создать беспилотники, которые будут обнаруживать пуски и уточнять траектории непосредственно по ходу движения ракеты. Но пока сложно говорить о том, насколько эффективны будут эти меры. Не исключено, впрочем, что в поисках противоядия от гиперзвуковых ракет появятся и более эффективные средства против обычных ракет. То есть не стоит полагать, что это преимущество останется навсегда.

Каковы перспективы развития лазерного оружия?

Попыткам использования для противоракетной и противовоздушной обороны оружия направленной энергии, одним из частных случаев которого является лазерное оружие, не один десяток лет.

У лазера, в отличие от системы ПРО, нет проблемы боезапаса. Пока есть энергия, можно моментально перехватывать те или иные цели — скорость света, как известно, превосходит все остальные. Но к моменту перехвата лазерная установка должна находиться в нужном месте, и остается проблема обеспечения ее достаточной мощности.

Сейчас, впрочем, развивается идея малых подвижных ядерных реакторов. Недавно появилась информация, что в США к 2024 году представят работающий прототип, есть соответствующие разработки и в России. Возможно, если в этой сфере произойдет качественный скачок, если появятся безопасные и транспортабельные атомные реакторы, то это станет серьезным стимулом к появлению именно лазерных систем с противоракетным потенциалом. Но даже в этом случае они будут использоваться на тактическом оперативном уровне, о перехвате систем межконтинентальной дальности речи не идет.

Как будет выглядеть кибервойна будущего?

Принципиальные изменения вряд ли произойдут. Информационное противоборство заключается, с одной стороны, в том, что один участник конфликта пытается влезть в сети другого, помешать передаче данных внутри сетей противника и заменить эти данные своими. С другой стороны, это попытка воздействовать на массовое сознание населения на территории противника.

Самое интересное и неприятное: киберпротивоборство, информационное противоборство, радиоэлектронное противоборство фактически не имеет границ. Мы его видим в любой среде, а в перспективе оно в какой-то момент коснется системы управления космическими аппаратами. Это будет очень опасно. Возможно, здесь мы сможем найти взаимопонимание и наладить координацию, потому что создание проблем противнику в космосе неминуемо сказывается на всех.

Квантовые технологии могут найти применение в военной сфере?

Квантовые технологии позволяют обеспечить крайне защищенную невзламываемую связь, которая может работать на больших расстояниях и обеспечивать максимальную надежность данных. Это полезно и в военной сфере, потому что связь в конечном счете определяет успех той или иной операции — неважно, в состоянии вооруженного конфликта или в состоянии мира.

Квантовые вычисления, предположительно, повысят эффективность обработки больших массивов данных и, например, смогут привести к более высокоэффективному поиску подводных лодок. Есть предположение, что в перспективе это может подорвать ядерное сдерживание, потому что сейчас наиболее живучий элемент ядерных сил — подводные лодки с баллистическими ракетами на патрулировании. Если их можно будет эффективно обнаружить и уничтожить до того, как они нанесут удар, то, соответственно, их сдерживающая роль будет серьезно скомпрометирована.

Есть другая и проблема, связанная с тем, что в космосе все больше спутников, которые собирают все больше информации. Эти объемы информации можно автоматизированно обрабатывать. И есть мнение, что на определенном этапе технологически развитые страны будут в реальном времени иметь картинку с расположением всех подвижных ракетных комплексов с межконтинентальными баллистическими ракетами своих оппонентов. И, соответственно, будут иметь возможность так же оперативно их уничтожать, подрывая ядерное сдерживание.

Но, как показывает практика, это понимание существует в том числе и у людей, которым по долгу службы положено заниматься повышением выживаемости этих систем. То есть технологии, которые способствуют обработке больших данных для поиска, могут применяться и для повышения скрытности.