«Если может швед, то и мы сможем» Уроки IKEA и диван для Путина: как миллионы людей полюбили мебель из России?
00:01, 1 июня 2022
В результате западных санкций с российского рынка ушли или приостановили свою работу компании, ставшие уже привычной частью повседневной жизни россиян. В частности, на неопределенное время прекратила работу шведская IKEA, окончательно хлопнул дверью датский JYSK. У многих россиян эти новости вызвали растерянность: где теперь покупать мебель, предметы домашнего дизайна и обихода? Но в действительности причин для волнения нет. Почти 60 процентов продаваемой в России мебели делается у нас в стране. За последние годы в России выросла гигантская мебельная индустрия, которая покрывает любые потребности россиян. Тысячи больших и малых фабрик уже много лет выполняют заказы любой сложности. О хорошей и разной российской мебели и о том, как западные санкции стимулировали быстрейшее развитие отрасли, «Лента.ру» рассказывает в рамках проекта «Время роста».
***
«Был у нас такой случай, — рассказывает Макс Ибрагимов, основатель Калининградской мебельной фабрики «Максик». — Нужно было сделать апгрейд трех самолетов администрации президента России: мягкая мебель, диваны и все такое. Выбирали между нами и очень известной швейцарской фирмой. Заказчик смотрит образцы и уверенно так говорит: "Сразу видно — это вот Швейцария, а это — Россия". А вот и фиг, все наоборот! Мы тогда этот заказ получили и все очень красиво и качественно сделали. На этих самолетах Путин летает».
Президентские самолеты — далеко не самое важное и уж точно не самое сложное из того, что научился делать Макс Ибрагимов за 30 лет работы. А учиться ему, как и всем новым российским мебельщикам, приходилось фактически с нуля.
Советская мечта
В СССР мебель, как и многие другие товары народного потребления, была дефицитом. Советские фабрики десятилетиями перевыполняли план по производству одной и той же унылой мебели для госучреждений, столовых, школ и больниц. На импортные гарнитуры записывались в очередь, ждали их годами. Продавцы и грузчики мебельных магазинов считались важными людьми, знакомство с ними — большим блатом. Мебель чешская, румынская и из ГДР была лучшего качества, но почти вся одинаковая, поэтому разнообразием интерьеров советские квартиры не отличались: придя в гости, люди чувствовали себя как дома. Именно эту схожесть обыгрывал Эльдар Рязанов в своей «Иронии судьбы».
«Моя мама работала участковым терапевтом, — рассказывает москвич Сергей Смирнов. — Кто-то из больных записал ее по блату на чешский гарнитур — помню, он назывался "047/2". Примерно через год мы получили открытку, где было указано, что очередь подошла и его можно купить. Собрали деньги и пошли в магазин. О том, чтобы выбрать что-то другое, речь вообще не шла. Когда привезли и поставили — у всех была большая радость. Точно такие же гарнитуры были в квартирах у троих моих друзей».
Люди постарше помнят, как сложно было достать обычные книжные полки из ДСП, унылые кухонные шкафчики, у которых не закрывались дверцы, отклеивалась пластиковая облицовка, не задвигались ящики. Даже обычная тумбочка под телевизор могла оказаться дефицитом, а о том, чтобы выбирать мебель по своему вкусу, речь вообще не шла. Купить импортный шкаф, диван или стенку уже считалось удачей и поводом для зависти.
Были, конечно, мастера, которые могли кустарным способом изготовить и затем смонтировать одежный шкаф для прихожей, но приличный материал, не говоря уже о фурнитуре, достать было очень сложно.
Узбекский Буратино
Откуда берутся в России мастера? Как из разрухи 1990-х выросли компании, способные не только торговать недрами страны, но и производить товары, за которые и перед Европой не стыдно?
Вот, к примеру, Макс Ибрагимов, тот, который своей мебелью обставил самолеты президента, а позже восстанавливал орган в Кафедральном соборе Калининграда.
Первая половина истории его жизни типична для «рожденного в СССР». Максом он стал почти полвека назад в армии. А до этого был Мухтаром-Али Хасанбеевичем. Родился в кишлаке Бергалик под Ташкентом. В семье было восемь детей. После четвертого класса родители отдали его в ташкентский художественный интернат — мальчик хорошо рисовал, да и одним ртом в семье стало меньше.
В СССР было принято срочную армейскую службу проходить вдали от дома. Восточного человека, узбека Ибрагимова, отправили на крайний запад страны, в Калининградскую область. А там море и рассказы о дальних странах, увидеть которые можно было только став моряком. После армии Макс семь лет плавал морозильщиком на рыболовецких судах. Заходили на два-три дня в иностранные порты, покупали там джинсы, пластинки, магнитофоны. Когда возвращались — продавали, благо при обычном советском дефиците на импорт всегда был спрос.
В перестройку рыболовецкий флот развалился, и Макс списался на берег. Устроился на стройку маляром. Хотел купить кооперативную квартиру, но фирма испарилась вместе с деньгами. Осталась лишь куча отходов от ДСП — на стройке делали полы, а обрезки древесно-стружечных плит просто выбрасывали. С другом-плотником решили делать из них кухонные диванчики-уголки. Обтягивали их дерматином, которым в то время было модно обтягивать двери. Кухни в квартирах были маленькие, и диванчики для них — тоже миниатюрные. Спинку для экономии места привинчивали прямо к стене, под сидением делали ящик для круп, сахара и картошки. Маленькие диванчики стали называть «максиками».
Кухонные уголки-«максики» пошли на ура. В местной психбольнице Макс с товарищами взяли в аренду помещение и открыли в 1992 году свою маленькую фирму-кооператив. Стали понемногу развиваться. Скопировали несколько польских предметов популярной мебели. Цыгане заказали диваны из красного велюра с золотыми пуговицами. Думали, что дело это протянет года два и развалится, но вышло по-другому.
«Знаешь, кто по национальности Буратино? — Макс делает серьезное лицо. — Узбек! Потому что сказано: “Папа Карло взял чурку и выстрогал из нее человека”. Из меня сделал человека Карло Копеллини, очень известный итальянский мастер, мебельщик, дизайнер»
«В 1990-е годы я ездил в Польшу и смотрел, какая там мебель, а потом делал такие же модели у себя. И продавал ее вагонами по всей стране. Был же дефицит, — продолжает Макс Ибрагимов. — А потом понял, что у поляков дешевая серийная мебель. А я же художник! Поехал в Италию на выставку и встретил там Карло. Он меня познакомил с итальянской культурой, с итальянскими моделями мебели. И я решил, что мне обязательно нужно делать такую же».
В СССР подобных моделей мебели тогда не делали. Нужно было ехать учиться в Италию. Макс собрал своих сотрудников, сделал им заграничные паспорта, визы в Германию, Австрию, Швейцарию, Италию — шенгена тогда еще не было. Они сели в автобус и поехали через все эти границы. В Италии сняли квартиру и начали всему учиться. А когда вернулись в Россию, стали делать настоящую итальянскую мебель и возить ее на выставки, где никто не верил, что они это сделали сами. Не верили, что в России можно делать такую мебель.
«Папа римский чуть в обморок не упал»
К 750-летию Кенигсберга-Калининграда мебельщики Макса полностью воссоздали сгоревшую во время войны Валленродтскую библиотеку Кафедрального собора, где несколько десятилетий работал великий философ Иммануил Кант. Восстановили в соборе и орган. Немецкая фирма «Александр Шуке» из Потсдама сделала акустику — 8250 акустических труб и 120 регистров, а всю деревянную часть — основу, резьбу, гербы, фигуры из дерева, инкрустацию, позолоту — делал «Максик».
Специально «под собор» создали на фабрике экспериментальную мастерскую, собрали художников-резчиков, способных реконструировать фасад по архивным фотографиям. Сложнейшей, буквально ювелирной работой стало распятие с четырехметровым крестом из мореного дуба.
Такое дерево находят в реках, определяя его местоположение со спутников. Из ста кубометров поднятой на поверхность древесины в работу идет не больше десяти кубов. Цена материала соответствующая.
«Почему я решил использовать именно мореный дуб? Потому что возраст этого дерева — более двух тысяч лет, он рос в то время, когда Иисус ходил по земле, — рассказывает Макс Ибрагимов. — Приезжал ксендз из Ватикана и был поражен нашей работой. Доложил об этом папе римскому. В то время у них был Бенедикт».
Папа римский чуть в обморок не упал, когда узнал, что все это сделал мусульманин. Но потом сказал — мол, бог один, просто мы идем к нему каждый по своей дороге. А я человек современный, я понимаю, бог — он един. Интересная работа была…
Интересная работа — это то, что обычно делает для своих заказчиков Макс Ибрагимов. А среди них люди весьма известные и по большей части творческие: Дмитрий Харатьян, Гарик Сукачев, Вячеслав Бутусов, Юрий Шевчук… Почему так много рокеров? Сейчас Максу уже 63, он остепенился, полысел и отпустил животик, а было время — ходил в черной косухе с длинной густой гривой и устраивал в Калининграде крутейшие рок-концерты.
В этом году «Максику» исполняется 30 лет. Фирма делает редкие, красивые и абсолютно уникальные вещи. Это уже не просто мебель, а вложение денег в предметы искусства. Калининградца Макса Ибрагимова знают все мебельщики России. Знают как веселого человека, оптимиста-оригинала и большого мастера.
«Люди звонят в справочную: "Я забыл, как его зовут. Он нерусский, делает диваны". Справочная дает мой номер. Вот что такое слава!» — Макс улыбается, и черт его поймет, серьезно он говорит или иронизирует.
Мне повезло, что Горбачев принес стране перемены, а Ельцин сделал так, что я смог работать. Я художник. Делать интересную мебель — это искусство. Я иду на работу — и мне это нравится. Самое главное, что мне никто не запрещает делать мебель. Мне больше ничего не надо. Я счастливый человек, ведь я занимаюсь тем, что мне нравится. Это такое счастье!
Саратовская Италия
К своему мебельному счастью люди приходят разными путями. Иногда кажется, что дорогу им указал счастливый случай. Но это так только кажется. Всегда все решает сам человек, его трудоспособность, находчивость, смелость и, конечно, везение. Без него нашему человеку никак.
«Как мы к мебели пришли? — переспрашивает саратовец Юрий Федоров, глава мебельной компании «Эванти». — Да все как-то спонтанно получилось. Занимались производством металлических дверей. Целый завод металлоизделий был у нас в бизнесе. Потом, по случаю, начали продавать бельгийскую мягкую мебель. В 1998 году таможня стала дорожать, деньги брали за килограмм веса. Тогда мы с бельгийцами договорились, что у них будем брать только комплектующие, а все остальное делать у себя в Саратове. Шили, кроили, каркасы, которые из Бельгии получали, клеили, красили… А кончилось тем, что все стали делать сами — от и до».
Когда саратовская фабрика приобрела известность и репутацию, а ее диваны и кровати уже продавались по всей стране, там начали осваивать выпуск корпусной мебели. В 2014 году саратовцы уже производили все, что нужно для дома. Общий ассортимент выпускаемой «Эванти» мебели достиг 300 изделий. На этой цифре решили пока остановиться. Появляется в ассортименте что-то новое — значит, что-то старое из него убирают. Широкий ассортимент хорош для продаж, но сложен в технологии и удорожает процесс. Нужен баланс.
До 2014 года предприятие в основном конкурировало с российскими производителями в сегменте рынка «средний +» и выше. После 2014 года — уже с Италией. Конкурировали весьма успешно, не уступая итальянской мебели в качестве и при этом продавая свои изделия существенно дешевле. Ведь саратовскую мебель не нужно было везти в Россию через границы и таможни, да и зарплата у российских работников ниже, чем у европейских. Так что к импортозамещению саратовские мебельщики оказались вполне готовы.
Все нас пугают санкциями. А что они нам могут сделать? Все мастера полностью наши, как и дизайнерские решения. Мы уже давно ничего не копируем, как это было в самом начале. Следим за мебельной модой и выбираем наиболее перспективные направления. Заходит на рынок, к примеру, хай-тек, и мы смотрим, что можем сделать в этом направлении. Есть у нас модерн, есть неоклассика... Быстро реагируем на спрос, оцениваем объемы рынка и работаем сразу в нескольких популярных направлениях
«Конечно, санкции усложнили нам работу, — продолжает Юрий Федоров.— Ведь мы, как любое другое сложное производство, зависим от поставщиков. Взять поролон — это химия. Несколько компонентов производится в России, но другие приходится импортировать. Фурнитуру всю привозим. Попробовали покупать китайскую — оказалась нормальная. Лакокрасочные материалы из Италии и Испании заменяем на турецкие. Лес у нас свой. С плитными материалами тоже все нормально. А вот обивочные материалы у нас не производит никто, так что это опять Турция. Может быть, Китай. Если Германия не будет с нами торговать, мы найдем другие каналы, или, как в 90-е, будут челноки сумками возить, а не получится — сами все сделаем. Мы справимся».
Заходите еще
За прошедшие годы российские мебельщики научились не только делать хороший продукт, но и качественно представлять его на рынке и правильно продавать. За 20 лет работы в России та же IKEA стала не только иконой стиля для домохозяек среднего класса, но и оказала серьезное влияние на запросы и менталитет отечественных потребителей и производителей. И многому их научила.
«Российская мебельная отрасль должна сказать IKEA спасибо, — считает генеральный директор Ассоциации предприятий мебельной и деревообрабатывающей промышленности России (АМДПР) Тимур Иртуганов. — Она научила наших мебельщиков работать. Показала, что можно и нужно работать не только с отдельными предметами или коллекциями, а со всем интерьером, чего раньше у нас практически не делали. Во многом благодаря тому, что IKEA поддерживала определенные стандарты сервиса для клиентов, наши мебельщики стали увеличивать срок гарантии для мебели, делать более удобным обслуживание, возврат и так далее».
«Я сидел на их диванчике лет 15 назад, мы тогда в Москве снимали квартиру, — делится впечатлением от первого знакомства с мебелью IKEA Юрий Федоров. — Диван мне не понравился — неудобный. Я тогда над ними посмеялся. И зря. Очень тогда ошибался. Как бизнес у них все было сделано очень точно. Простая, дешевая, рассчитанная на высокую производительность и технологичность мебель прекрасно у нас продавалась! Мы многому у них научились».
За последние годы рынок мебели в России действительно совершил эволюционный скачок. Он стремительно развивается. Почти 60 процентов продаваемой мебели делается в стране, и эта цифра постоянно увеличивается. Объем производства мебели в денежном выражении в России в 2021 году составил 310 миллиардов рублей, что в 1,5 раза превышает показатели допандемийного 2019 года и на треть — 2020 года. В стране работает более 25 тысяч мебельных предприятий. Именно поэтому, по мнению большинства экспертов, даже окончательный уход IKEA глобально на мебельный рынок не повлияет.
«Ничего страшного в санкциях для нас нет»
Времена, когда столяры-самоучки делали колченогие табуреты и это называлось отечественной мебелью, а полированная импортная стенка была пределом мечты, давно и безвозвратно прошли. Сегодня российские производители выпускают мебель всех ценовых категорий и любой степени сложности — от шкафа-купе в прихожую малогабаритной квартиры до инкрустированного янтарем резного стола из мореного дуба для арабского шейха.
«Ничего страшного в санкциях для нас нет, — говорит Александр Шестаков, генеральный директор Первой мебельной фабрики, президент Ассоциации предприятий мебельной и деревообрабатывающей промышленности России (АМДПР). — В отличие от многих других, мебельная отрасль в нашей стране последние пять лет не спала: занималась техническим перевооружением, закупала станки. Открылись новые предприятия, старые станки заменили на новые. Бояться не нужно. Мебель, которая делается у нас в России, по дизайну уже подтянулась к зарубежной, а по качеству еще и лучше, потому что у нас все материалы российские, натуральные. Есть проблема с фурнитурой — на 95 процентов она импортная. Например, мы лишились австрийской фурнитуры Blum, но ведь и китайцы не спят».
Похоже, как бы ни давили санкции, Россия без мебели не останется. И мебель эта будет разнообразная, модная и высокого качества. В стране есть талантливые мастера, а у мастеров — возможность для самореализации.
За 30 лет мы научились многому, в том числе и тому, как быть готовыми к форс-мажорам и как преодолевать трудности
Вот и веселого калининградского предпринимателя Макса Ибрагимова санкции совершенно не пугают. Он, как говорят в России, тертый калач. За годы работы ему не раз приходилось сталкиваться с форс-мажорами и преодолевать трудности.
— После каждого кризиса рынок очищается. Остаются самые здоровые и сильные компании. И после кризиса ты идешь в гору. С падением курса рубля моя продукция стала стоить на 15-20 процентов дороже, а производителям из Италии, Германии, Голландии пришлось поднять в России цены на 60-80 процентов в рублях. Таким образом, западная продукция становится слишком дорогой для потребителя, и мы извлекаем выгоду из санкций Евросоюза. Все можно всегда заменить, все можно сделать. Если может итальянец или швед — значит, и мы сможем. Западные политики даже не предполагают, что мы, русские, можем все выдержать.
