«Русским можно стать, евреем или японцем нужно родиться» Эмигранты разных лет — о жизни вне России и тоске по родине

Развал СССР в 1991 году, экономический дефолт 1998-го, вооруженный конфликт в Южной Осетии в 2008-м, украинский кризис 2014-го — политические и экономические события в разные годы вынуждали россиян к эмиграции. Кому-то в другой стране удается влиться в местное общество, а кому-то заграница так и остается чужой. Кто-то возвращается в Россию. «Лента.ру» поговорила с эмигрантами и репатриантами разных лет — теми, кто сумел хоть немного почувствовать себя своим в чужой стране, и теми, кто себя там не нашел.

«Вдруг стало страшно. Кто я? Куда я попала?»

Елена Грин (имя изменено), в 1993 году репатриировалась в Израиль:

Почему я уехала? Ответить на этот вопрос сейчас уже непросто. Мне было 27, а в молодости мы, как правило, легки на подъем. Большую роль сыграла организация «Память» (основанная в 1980 году ультраправая антисемитская организация — прим. «Ленты.ру»). Впервые тогда осознала, что я не совсем своя в той стране, в которой живу. Я всегда испытывала страх перед толпой людей. Боялась подойти, полагая, что меня могут оскорбить и обидеть.

На дворе стоял 1993 год. Мною двигало и любопытство. Отправляясь в поездку, я, конечно, не знала, что уезжаю навсегда. Я инженер, работала на заводе, который к тому времени уже выпускал не пойми что.

Это было интересное и вместе с тем очень сложное и немного страшное время. Многое походило на балаган, закон тогда не особо соблюдался. Приходилось крутиться, а не работать. Я более классический человек, люблю порядок. Я любила Петербург, любила искусство и готовилась к семейной жизни. Да, в стране появилась свобода слова. Но не скажу, что она сильно меня интересовала. Я любила и Советский Союз. В общем, политических причин у моего отъезда не было. Но была, скажем так, национальная причина.

Сразу оговорюсь: в моем случае правильнее говорить не об эмиграции из России, а о репатриации. Нам дали какие-то деньги, но жизнь все равно проходила словно в болоте. Не было понимания того, что ждет дальше. А вдруг не удастся найти работу?

Недели через две после приезда в Израиль во время прогулки по городу вдруг стало страшно: «Кто я? Куда я попала?» Здесь жарко, даже пахнет не так, как в Питере. Я тут совсем чужая. На лавочке сидели румынские старушки. Они общались между собой на идиш. Я не знаю его, но могу определить по звуку. Это был родной язык моих бабушек. И вот когда я услышала эту речь на идиш, на глаза навернулись слезы. Я поняла, что нахожусь дома!

В России мое национальное самосознание находилось на очень низком уровне. Я не воспринимала себя как еврейку. На родине этим словом дразнили, и поначалу в Израиле я даже вздрагивала. Увы, советские евреи моего поколения выросли, сами себя не принимая. Мы считали комплиментом, когда нам говорили: «Ты не похож на еврея». Еврейские традиции воспринимались отрицательно. По прошествии лет мне за многое стыдно. У меня есть подруга — эмигрантка, не еврейка. И у нас совершенно разное восприятие. Какой бы чужой я ни была в Израиле, здесь я дома.

Главная проблема при адаптации — разумеется, язык. Для работы мне нужны иврит и очень хороший английский. Это по сей день самая большая моя проблема. Да, ты никогда не научишься говорить без акцента, но нужно стараться делать это красиво. Мне помнилось, как говорили по-русски грузины в Петербурге. Сейчас я нахожусь в их шкуре. Совсем недавно я сидела на собрании, проводившемся на английском языке. Сперва осознала, что хорошо понимаю людей, и была счастлива. Затем подумала: «Я, наверное, инвалид мозга. Радуюсь всего лишь тому, что понимаю речь на английском».

Увы, языки мне плохо даются. Почти все 30 лет это мешало карьере, хотя я все равно считаю себя успешной женщиной. Многие репатрианты не находят себя в Израиле по той же причине.

Кстати, одна из моих приятельниц лучше знает иврит и смотрит местное телевидение. Так что все индивидуально.

Свою дочь я с детства учила произносить букву «Р» так, как это делают русские. Став подростком, она сказала мне, что из-за этого не может правильно говорить «Р» на иврите. Такая тонкость мне и в голову не приходила! Однажды я заметила, что дочь сидит за столом и пишет на листке бумаги справа налево. Я испытала дежавю: именно так писали мои бабушки. Вот она, репатриация! Понадобились десятилетия, чтобы понять и принять Израиль.

Стоил ли мой отъезд всех этих проблем? Наверное, да. Недаром говорят, что голосуют ногами. Повторюсь, я очень люблю Петербург. Думаю, что уехать из любого другого места было бы намного проще. Израиль все-таки провинциальная страна. Мне не хватает энергетики большого города. За все прошедшие годы я была в Петербурге два раза. Меня смущают проблемы с документами. Узнала из СМИ, что должна заявить о двойном гражданстве, иначе — уголовная ответственность. Как все это оформить? По почте? А если письмо не дойдет? Не будь этих препонов, я бы, наверное, приезжала чаще.

Хорошо, нашелся другой способ унять ностальгию. Я отыскала в Латвии санаторий в духе back in the USSR. Ну чистый Советский Союз! Там русско-советская еда, ментальность людей, образ жизни. Несколько раз туда ездила. Для меня это было как поездка в Россию.

«Господь дал мне шанс проверить американскую мечту»

Алексей К., 39 лет, уехал в США в 1998 году, пять лет прожил в Японии и вернулся в Россию спустя 17 лет:

Я переехал в США с матерью, на тот момент мне исполнилось 15 лет. Была трудная экономическая ситуация, дефолт. Вторая причина — идеологическое давление со стороны Запада. Я считаю, что там очень сильно вкладывались в то, чтобы у людей, живущих в России, сложилось впечатление бесперспективности дальнейшей жизни здесь. Вот и моей матери показалось, что там будет лучше. Не думаю, что переезд случился спонтанно — нельзя было вот так сесть на самолет и улететь. Моя мать планомерно шла к этому несколько лет. А до меня туда отправилась сестра в такой же восторженной надежде попасть в «лучший мир».

Легально попасть в Америку можно разными путями. Cамый простой — через замужество с американцем. К сожалению, ради Америки моя мать избрала такой путь, для этого она развелась с моим отцом, который остался в России. Ехали мы не в пустоту, а в квартиру к ее мужу. Старичок такой был, лет за 60. Поселились недалеко от Сан-Франциско в спальном городе Кенсингтоне. Помню, мать перед отъездом сфотографировала наш подразбитый дом и подъезд на случай, если захочется вернуться, чтобы продемонстрировать контраст с вылизанной Америкой. Тогда ЖКХ было у нас не в лучшей форме.

Адаптация проходила тяжело. Я жил в ситуации, когда все вокруг новое. К тому же тут у меня не было выбора: ты приезжаешь и идешь, куда надо. У меня как у русского человека включился инстинкт выживания. Так как я ходил в математическую школу и знал язык на достаточно хорошем уровне, мне этот процесс дался лучше, чем другим. В результате первых пяти лет окончил местную школу и поступил в калифорнийский университет в Беркли, который входит в топ-10. Сначала я учился на программиста, потом перешел на факультет психологии и параллельно изучал японский язык. Во время учебы стресс был большой, критериев соответствия очень много. Не все справлялись морально, их быстро убирали. Тем не менее мне удалось успешно завершить свое обучение.

Находясь на западном побережье США, я попал под влияние японской культуры. Через океан Япония виделась чем-то загадочным, мифическим и умиротворенным. Я знал язык, и после университета поехал в саму страну работать, но после пяти лет убедился, что и тут мои ожидания не соответствовали действительности. Японское общество монолитно: оно тебя использует, но в себя не впускает. Если ты не местный, то тебе уготованы позиции внизу и очень много отвлекающих фантазий. Выше ты просто не поднимешься, может, лет через 15 займешь линейную руководящую позицию, и то не факт. Русским или американцем можно стать, а японцем или евреем нужно родиться. И я вернулся в Америку.

Господь дал мне шанс проверить американскую мечту: найти хорошую работу, купить дом и машину. Но на то, чтобы понять, что мне не нужна эта мечта, потребовалось в совокупности 10-15 лет. Эти годы вычеркнуты из моей жизни. Мне ближе русская мечта, возрождение нашей страны, использование научного потенциала. А американская мечта — это личный кусок пиццы к завтраку, если ее свести к сути. Это мое мнение.

Я поддерживал связь с этнической общиной: там были в основном люди, которые эмигрировали в нулевых. В университете я встречал людей, которые уехали из страны в 90-х и 80-х, в том числе едких диссидентов. Потом общины стали уже дробиться, особенно после 2014 года.

Перед окончательным возвращением в Россию я приезжал в Москву один раз, но в итоге уехал обратно в США, не смог поначалу здесь закрепиться. Там я завершил думки и с полной уверенностью покинул Америку в 2015 году, в разгар антироссийской истерии. Мать осталась жить в США. Она довольно пожилая, возможно, и хотела бы вернуться, но уже не хватает сил принять такое решение. Так тоже бывает, и я не осуждаю.

Я выбрал карьеру маркетолога, тогда в России эта профессия еще не была востребована так, как сейчас. На первых порах мне было сложно найти работу, но потом все получилось. Сосредоточился на работе в IT-компаниях. Желания уехать обратно не возникало — 17 лет мне хватило да и вернулся я не только физически, но и духовно, мозги встали на место. В России у меня есть семья, сын. В США я бы не смог создать семью и так и умер бы одиноким.

«Надоесть может что угодно: и хрущевка с окнами на гаражи, и вид на море»

Максим (имя изменено), 45 лет, уехал в 2016 году в Испанию, вернулся спустя полтора года:

Идея переезда зрела довольно давно, но у меня всегда была такая мысль, что надо уехать, когда получится заработать достаточно денег, чтобы там чувствовать себя вполне уютно без необходимости работать. Я всегда представлял, что переезд случится ближе к пенсии, но после того как в 2014 году случилась фигня с Крымом и началась резкая девальвация рубля, пришлось задуматься о скорейшем отъезде, тем более подвернулась такая возможность: выяснилось, что испанцы позволяют получить вид на жительство, не покупая недвижимость, а арендуя ее. Нужно было просто показать достаточное количество денег на счету и арендовать жилье — это два основных условия. Мы быстро приняли решение и уехали. Но все равно на подготовку ушел почти год.

Выбор пал на эту страну еще и потому, что я знал испанский язык и всегда мечтал уехать именно в Испанию. С собой взяли почти все, за исключением большой мебели: одежду, кухонную утварь, личные вещи и письменный стол дочки. Когда только прилетели, я не испытал новых эмоций, поскольку до того как удалось окончательно переехать, я приезжал на место еще пару раз, чтобы оформить документы, открыть счет в банке и найти квартиру для аренды. К тому же до этого был в стране много раз.

Хотя план у нас был. Мы планировали вкладывать деньги в строительство загородных коттеджей и продавать их — по сути, заниматься тем, чем и до этого в Москве.

Мы с женой довольно быстро привыкли к новой жизни, а дочке было сложнее. Ей тогда было десять лет, она пошла в испанскую школу. Первое время она искренне не понимала, зачем нужен этот переезд, ведь в Москве так хорошо. Адаптация происходила довольно долго, в школе ей тоже не нравилось, она не могла найти там друзей. У нее были проблемы с языком, несмотря на то, что до этого в России мы отдали ее на испанский. Более-менее объясняться и понимать, что ей говорят, она стала уже к концу учебного года, но все равно осталась на второй год в школе, нас об этом предупреждали.

Заново учиться она там не пошла, так как к тому времени мы уже уехали обратно в Россию. Решили с женой развестись. Когда уезжали, дочка уже спрашивала, зачем мы возвращаемся в Москву.

Общались мы и с русскоязычными людьми, и с испанцами постольку-поскольку. Я бы не назвал это полной интеграцией в общество: мы не успели за полтора года завести друзей среди испанцев. Может быть, и само место на это повлияло — город довольно туристический. Если бы мы жили в крупном городе типа Мадрида или Барселоны, то было бы по-другому. Проблем или преград в общении все равно не было: приходилось много общаться с местными по бизнесу.

Необычных особенностей жизни в другой стране было много: когда попадаешь в чужую среду, то каждый день сталкиваешься с непривычными ситуациями. У испанцев все очень неспешно — что называется, «маньяна»: они все откладывают на завтра, а отложенное на завтра откладывается еще на завтра. Иногда добиться чего-то от испанцев трудно, особенно если ты привык, что в Москве с таким ритмом жизни люди делают все очень быстро. У испанцев не принято общаться по работе в выходные дни, это святое. Риелтор, которая сдавала нам квартиру, отчитала меня за то, что я позвонил ей с какой-то проблемой в воскресенье. Бывали странности с бытовыми вещами — например, ремонтом жестких дисков. Испанцы были удивлены моей просьбой и сказали, что починить их можно только за несколько тысяч евро в Мадриде или Барселоне. В Москве в первый же день приезда я сдал их в ремонт за пару тысяч рублей. Магазины не работают по воскресеньям, все отдыхают. С такими вещами сталкиваешься постоянно, но потом привыкаешь.

Сейчас скучаю по Испании, желание переехать есть, но должны быть и возможности для этого. Удивительно, что за время жизни там возникала тоска по России и Москве, а сначала я был уверен, что не буду скучать, многие вещи мне не нравились и не нравятся.

Тогда я понял, что главное для меня — иметь возможность менять локацию.

«Я потерял какую-то часть своего мира»

Евгений Артюх, 57 лет, уехал в Словакию в 2018 году:

В 2018 году я уехал из Екатеринбурга в Словакию с женой и пятью детьми. Переезд случился по конкретным событиям: занимался политической деятельностью, был председателем «Российской партии пенсионеров». До этого десять лет был депутатом законодательного собрания Свердловской области (до 2016 года), верил, что построить гражданское общество возможно. К тому же столкнулся с проблемами во время выборов в Госдуму, получал угрозы, а потом был свергнут с поста в партии. Скандал стал отрезвляющим душем. Мы не просили политического убежища, и я называю это не эмиграцией, а переездом.

В Словакии начал заниматься тем, чем до политики, — предпринимательством. Около года осматривался, нащупывал почву, что и как. Cловакия оказалась входом в Европу для малого и среднего бизнеса. Я работал в сфере консалтинга, у меня юридическое образование. Супруга преподает русский язык, но первое образование у нее медицинское. В Словакии есть дефицит врачей, но сложно кому-то извне пробраться на их рынок, так как нужно фактически заново сдать все экзамены на словацком языке. Об этом даже идет дискуссия в обществе: мол, к нам приезжают врачи из России и Украины, почему бы нам их не допускать на рынок.

Когда ты переезжаешь в другую страну, то должен прагматично подойти к вопросу и понимать, что она собой представляет, какое там эмиграционное законодательство. Словакия по процедуре переезда и легализации, затратам — оптимальная страна Евросоюза. По стоимости жизни — такие же цены, как в Екатеринбурге, а какие-то продукты даже дешевле. Страна доступная по стоимости не только для состоятельных россиян, но и для среднего уровня. К тому же это славянская страна. Да, народ другой, преобладает католичество, но словацкий язык входит в одну группу языков с русским. Вход в общество комфортнее в том числе из-за этого. С первого дня в Словакии я не испытывал проблем с коммуникацией: где мог, говорил на русском, он популярен для изучения. В Словакии хорошо относятся к русским и к России.

Проживаем мы в Кошице, это второй по населению город после Братиславы, один из индустриальных промышленных городов недалеко от границы с Украиной, удобный для бизнеса. Тихо, спокойно, нет автомобильных пробок. До центра города из пригорода доезжаю за десять минут на машине.

Первые дни воспринимал все как турист. Ты еще не осознаешь, что переехал, и на все смотришь очарованными глазами. Оказался на пешеходной улице в Кошице, там было красиво и душевно. Проявлял любознательность, общался с людьми. Одно из первых слов, которое я выучил на местном языке, — раняйки, что переводится как завтрак.

Дети пошли в школу, мы переживали сначала, что не сможем их занять кружками. В итоге ошиблись, все нашли в Словакии, и дешевле. Мы с женой учили язык с репетитором, прилагали усилия. Сегодня я довольно свободно на нем говорю, в том числе и по работе. В деловом плане я заметил, что менталитет отличается, но он в Европе в целом такой. Люди никуда не спешат, все спокойные. Если звоните человеку после четырех часов дня, можете уже никому не дозвониться. Начинают рабочий день раньше, часов в семь. До сих пор не могу привыкнуть до конца к такому ритму жизни.

Высшее образование в стране бесплатное для всех, кто знает язык. Тут нет понятия бюджета и платного отделения. Здесь много людей с Украины, после 2014 года их стало еще больше. Есть тут и Союз русских в Кошице. Он проводит конкурсы, направленные на популяризацию русского языка. Там много словаков, украинцев, русских. С местными общаемся на не очень близком, но благожелательном уровне.

Например, с соседями. У них виноград созрел — они нам несут. Мы в Россию съездили, купили русских конфет — даем им. Дети общаются с другими детьми в школе на словацком, ходят к ним на дни рождения. Мы не хотим быть навязчивыми, общаемся в меру.

Но в целом не жалеем, что переехали. Оказались в более безопасной эмоциональной среде. Девочки сначала переживали, нет-нет да возмущались тем, что мы уехали. У них тоже был свой мир дома, а тут надо было прилагать усилия, чтобы привыкнуть к новому.

Русскую культуру мы не забываем. Учим русские стихи, есть папка, куда их распечатываем, дети учат. Роберт Рождественский, «Бородино» наизусть, «Железную дорогу». В школе недавно проходили басню «Лебедь, рак и щука», девочки ее рассказывали.

«Если ты один раз мигрант, то всю жизнь мигрант»

Елизавета (имя изменено), в 2019 году уехала в Германию:

Мой отъезд из России в 2019 году был стремлением добиться чего-то большего. Выиграла стипендию и уехала учиться. Очень хотелось получить европейское образование и начать работать в Европе. Это была главная причина эмиграции. Но вместе с тем я понимала, что происходящее в нашей стране меня не устраивает. Хотела уехать и попробовать реализовать себя в новом месте, где не придется бояться, где можно открыто высказываться, где учитываются твои права, не разворовываются твои налоги и где более человечное отношение к людям. Еще до эмиграции из России я бывала в Германии и общалась с немцами, поэтому примерно понимала, что мне подходит эта страна.

После отъезда я не закрыла для себя возможность вернуться. Думала, что если мне не понравится, то не посчитаю для себя позором после учебы приехать в Россию. Теперь же, учитывая все, что сейчас происходит, я для себя эту возможность закрыла. Не думаю, что меня что-то может заставить вернуться. Кроме каких-то миграционных правил, конечно. Немецкого гражданства у меня сейчас нет.

Изначально глубокого интереса к Германии у меня не было, я не увлекалась ее историей и культурой. Но в конце учебы на бакалавриате я случайно попала на российско-немецкий форум. Выяснилось, что в Германии бесплатное образование даже для иностранцев. Здесь несложно поступить в университет, если владеешь языком, выбрал подходящую для себя программу и правильно подготовился. Единственное, требовалось получить финансовое обеспечение. Между тем форумом и переездом прошло четыре года.

У меня был базовый немецкий, которого хватало лишь для совершения покупок в магазине. Так что на первых порах язык пришлось подтягивать. Поддержку оказывали и люди, с которыми я познакомилась. Мне повезло в этом плане. Конечно, было сложно решать бюрократические вопросы. Общение там ведется только по-немецки, иногда ты просто не понимаешь, чего от тебя хотят. Миграционная политика такова: в принципе они к тебе расположены, но не особо. Студенту со стипендией, правда, полегче, чем другим мигрантам. Приходилось готовить много документов, подтверждений, каких-то справок. Это очень бесило!

Но делать нечего, приходилось перестраиваться и принимать новые правила жизни. Говорю не только о документах. Например, в Германии обязателен раздельный сбор мусора. Ты просто не можешь его не сортировать. И если сейчас это не вызывает у меня никаких вопросов и я с ходу понимаю, в какой контейнер что надо бросать, то поначалу мне надо было долго с этим разбираться. Еще здесь существует налог на телевидение. С каждой квартиры ежемесячно взимается плата в размере 17 евро, даже если у тебя нет телевизора и не подключено радио. Это делается для того, чтобы обеспечить независимость медиа.

Еще одна непривычная вещь — банковская система. В период до пандемии это целых три шага назад по сравнению с Россией! Скажем, я не могла получить мобильное приложение банка, поскольку логин и пароль должны были прийти по обычной почте. А они никак не приходили. Приходилось ездить в банковское отделение каждый раз, когда я хотела проверить свой лицевой счет. Плюс не каждой картой можно расплатиться в интернете. Уведомления о транзакциях не приходят, нужно брать распечатку в банке. В России все, что касается оплаты, отточено до мелочей и происходит за секунду, а Германия — это страна людей, которые любят платить наличными. Потом я обратилась в другой банк. Выяснилось, что у них нет собственных банкоматов, и ты просто не можешь положить деньги на счет без процентов.

Тем не менее я ощущаю, что нормально влилась в немецкое общество. Хотя полностью интегрироваться очень сложно. Если ты один раз мигрант — значит, всю жизнь мигрант. Ты можешь жить по их правилам, понимать местные порядки и чувствовать себя комфортно, но все равно не забудешь, что было раньше. Учиться жизни в Германии приходится постоянно. Возможно, люди, прожившие здесь 20-30 лет, скажут иначе. Мне нравится, как здесь все устроено.

В месте, где я живу, довольно популярна радикальная партия («Альтернатива для Германии» — прим. «Ленты.ру»). Они набирают много голосов, и это, конечно, пугает. Думаю, мигранту нереально избавиться от ощущения, что он мигрант.

В целом же немецкий народ превзошел мои ожидания. Говорят, что в России теплые и душевные люди. В Германии я встретила очень теплых и душевных немцев, которые стали моими друзьями. По этим качествам они ничуть не уступают русским. Здесь прекрасные семьи, шикарная природа и человеческое отношение, которого мне порой не хватало в России.

«Прадед до конца дней считал себя русским»

Леонид Кампе, правнук доктора Александра Кампе, прибывшего в Королевство сербов, хорватов и словенцев после захвата красными белого Крыма в 1920 году:

О прадеде знаю по документам, фотографиям и семейным преданиям. Он родился в Рязанской губернии, но во время Гражданской войны, чтобы спастись, переправил место рождения на Херсон. Александр Кампе выучился на медика в Москве и быстро рос в своей профессии, работал в больнице «Утоли моя печали». Его жизнь, как и судьбу всей страны, изменила Первая мировая. Прадед оказался на фронте с первых же дней войны, получил несколько ранений.

После развала старой армии и начала русской междоусобицы он примкнул к белым, а после их поражения был вынужден бежать за границу: на кону стояла его жизнь и жизнь его жены и сына. Он эвакуировался из Крыма в Константинополь (ныне Стамбул) на флагманском корабле Черноморского флота «Генерал Корнилов» вместе с главнокомандующим Русской армией Петром Врангелем. Впоследствии Александр Кампе всегда хорошо о нем отзывался.

Как именно прадед попал из Константинополя в Котор (город в Черногории), я не знаю. Предполагаю, что это случилось в самом конце 1920 года. Вероятно, он прибыл с очередной партией русских беженцев на торговом судне. Эти люди сильно замерзли и были истощены, почти не имели при себе вещей, но держались с достоинством. Им пришлось вынести еще немало трудностей: жесткий карантин, жизнь на палубе и в неотапливаемых бараках. Стояла зима, морской ветер с косым дождем пронизывали до костей…

Когда-то Котор был крупным портом Австро-Венгрии, вторым по величине после Пулы. Там осталось много врачей с австрийским образованием. Когда прибыли русские, две школы объединились, и уровень медицинского обеспечения в регионе заметно вырос. Это принесло позитивные результаты. Больница Котора в ту пору была знаменита своими врачами. Постепенно австрийцы уехали в Австрию, и русские медики прочно заняли освободившиеся места, тем более что власти Королевства СХС были заинтересованы в Александре Кампе. Когда большинство распределили по другим районам страны, ему предложили остаться в Черногории и пообещали хорошее место.

Знаю, что прадед внес вклад в методику лечения воспаления легочной ткани. Летом 1921-го он начал работу в небольшом городке, а четырьмя годами позже получил приглашение в военный госпиталь Котора, занимал руководящие посты, получил лицензию и для частной практики. Из документов известно, что в 1931-м Александр Кампе поднялся в должности до гарнизонного врача, добросовестно исполнял свои обязанности и всегда был готов прийти на помощь гражданским. Порой он на личные средства покупал пациентам необходимые лекарства.

Он жил скромно и не оставил семье состояния, но сохранил о себе добрую память у местного населения. Я застал эмигрантов первой волны, видел их в детстве. Это были образованные люди — преподаватели и инженеры, медики и архитекторы, они многое дали приютившей их стране.

Каждый житель Котора с большим уважением высказывался тогда о русских. В городе было несколько эмигрантских учреждений, в том числе дом инвалидов, храм. В общем, позиции русских были очень сильны до тех пор, пока Котор в ходе Второй мировой войны не оккупировали итальянцы. В этот период от голода умерли многие обитатели дома инвалидов, немощные изувеченные старики. После 1945 года и окончательного укоренения коммунистического режима на освобожденной территории всех русских в Югославии считали белогвардейцами, врагами советской власти. Тех, кого пощадили итальянцы и немцы, добили коммунисты Иосипа Броз Тито. А после 1948-го чудом уцелевших русских начали называть друзьями Сталина. Их прав не хотели признавать. Русским в то время было очень сложно.