В декабре стало известно об очередной уловке «коммунальных» мошенников, которые выманивают у граждан деньги под видом долгов по ЖКХ. Но на таких аферах много не заработаешь. Именно так рассудил однажды москвич Бальтазар Гайдн-Прохоров, который к 31 году уже получил известность в преступном мире благодаря своим «талантам». Ему удалось обмануть системы безопасности столичных банков и украсть около восьми миллионов долларов. Когда Бальтазара все же поймали, он оказался в знаменитом «Кремлевском централе» — тюрьме для арестантов с особым статусом. Там аферист быстро наладил комфортный быт с едой из ресторана и сигарным клубом, а еще завел знакомства с известными сидельцами. Свою историю о том, как украсть миллион и с пользой провести время в тюрьме, Бальтазар Гайдн-Прохоров рассказал «Ленте.ру».
«Никто не хочет жить на одну зарплату»
«Лента.ру»: Почему вы решили похищать деньги из банков?
Гайдн-Прохоров: На преступления меня толкнула не нужда. Я родом из обеспеченной семьи: мои родители — успешные банковские и инвестиционные финансисты. По образованию я японист, окончил ВШЭ и с детства увлекался психологией.
А еще со школьной скамьи мне нравился риск, и я понимал, что являюсь прирожденным авантюристом. Не то чтобы я желал бросить вызов обществу — но мне известно, что банки делают деньги из воздуха. И я захотел посмотреть, смогу ли я отхватить от них немного.
С чего вы начали?
Для начала мне нужен был информатор, готовый сливать данные о VIP-клиентах с большими счетами. Свой человек внутри. Обычно в банках с такими клиентами работают девушки и молодые женщины. И вот я появлялся в банке под видом клиента, сообщал, что планирую положить на депозит 20 миллионов рублей и просил рассказать об условиях хранения средств на счету.
Параллельно с помощью особых приемов из психологии я старался сблизиться с банковскими сотрудницами, стать для них другом и продолжить общение за пределами банка. Конечно, это делается не за один раз — я приходил и общался с ними снова и снова.
Таким образом я одновременно вел работу в нескольких банковских отделениях. Самое главное — вовлечь объект вербовки в мою игру. Откуда у меня деньги, девушку из банка не интересует. Для нее важно, что, если я вложусь, она получит свой бонус.
Как выглядело ваше общение с сотрудницами вне банков?
Если мне удавалось заинтересовать кого-то из них, я начинал сокращать дистанцию. Например, мог арендовать Mercedes с личным водителем, чтобы соответствовать своему амплуа, и позвать девушку из банка в бар. А потом я начинал соблазнять ее, но не в плане секса, а в плане перспективы быстрого и легкого заработка.
За нужную мне информацию я обещал ей свой бонус. И девушке, конечно, было это интересно: никто в России не хочет жить на одну зарплату. А в моей легенде ее ждала солидная прибавка к жалованью, при этом риски были минимальными. Такой слив данных считается должностным, но не уголовным преступлением.
«Банки опасаются, когда ты снимаешь деньги»
Как вы подбирали человека, со счета которого предстояло увести деньги?
У меня скопилась солидная картотека VIP-клиентов разных банков. Моей целью были люди, у которых на счету было не больше миллиона долларов — оптимально 500-700 тысяч. Если сумма выше, клиенты, как правило, находятся под особым вниманием банковского руководства. Грубо говоря, таких людей знают в лицо. Дальше мне был необходим дубликат паспорта человека, но с новой фотографией
Где вы их доставали?
В 2013 году я просто нашел нужную контору в сети и переслал ей данные клиента от моей знакомой в банке. Работу сделали без лишних вопросов — я заплатил за паспорт около трех тысяч долларов. Но учитывая, что на кону были 700 тысяч долларов, такие затраты я мог себе позволить.
Дальше мой человек с дубликатом паспорта жертвы, в который была вклеена его фотография, шел в банк и переводил деньги со счета клиента А на счет клиента Б, причем в том же самом банке. Это очень важно: больше всего в банках напрягаются, когда ты снимаешь деньги наличными, причем крупные суммы. Тогда могут возникнуть вопросы.
Бальтазар Гайден-Прохоров
Фото: из личного архива Бальтазара Гайдена-Прохорова
А так деньги оставались в том же банке — просто на счете другого номинала (соучастника — прим. «Ленты.ру»). Этот номинал до того несколько раз приходил в отделение, клал на счет небольшие суммы и успел примелькаться. А ко дню перевода предупредил банк, что ему должны прийти деньги, и заказал сумму для снятия.
Когда 700 тысяч долларов поступили на счет, он снял 500 и попросил остальные положить на его карты, которые, конечно, ранее были им сделаны в том же банке. Эти оставшиеся 200 тысяч долларов в течение дня потом были сняты в разных банкоматах.
А уведомления о переводе денег жертве ваших махинаций разве не приходили?
Вы забываете — у меня был паспорт жертвы, пусть и не совсем настоящий. А значит, уведомления я мог просто отключить. Я перед операцией проводил полный анализ человека. Знал, где он живет, на чем ездит, какой у него мобильный номер. Ведь ко всему прочему было важно не забрать деньги у какого-нибудь криминального авторитета.
«Такие вегетарианские преступления»
Получается, вы боялись возможной мести людей, которых вы обокрали?
А я никого из людей не обокрал — по всем моим эпизодам потерпевшими являются банки. Клиент увидел, что денег на счету нет, и пришел в банк с претензией. Там провели анализ, поняли по камерам, что деньги снял мошенник, и вернули сумму потерпевшему.
Суд принимал решение в пользу клиентов, поскольку финансовое учреждение, по сути, не выполнило своих обязанностей по безопасному хранению средств. Так что ни один вкладчик не пострадал. Такие вот вегетарианские преступления.
Кем были ваши подельники?
Некоторые были непростыми людьми. Одним из помощников, скажем, стал вышедший на пенсию экс-сотрудник отдела собственной безопасности управления МВД по Новому Уренгою. Он много помогал мне — подбирал актеров, пару раз сам ходил в банк под видом клиента.
Я лично общался только с ним, но никогда не встречался с рядовыми номиналами. Потому, кстати, нам и не смогли вменить организованную преступную группировку: никто не знал друг друга. От всей добычи 20 процентов я платил моему особисту, 30 — другим людям, в том числе девушке из банка. Себе я оставлял половину — но никто не жаловался.
Для всех своих преступлений вы использовали одну и ту же схему?
Нет — каждый раз она менялась, ведь банковские службы не дремлют. Но они никогда не работают на опережение, как и полиция — они лишь реагируют на случившееся. Но реагируют быстро, закрывая лазейки, использованные ранее. Потому, собственно, сейчас я и не боюсь об этом рассказывать: сегодня повторить мои преступления уже невозможно.
А вообще я использовал разные схемы. Скажем, в одном случае была поддельная доверенность от клиента на имя девушки, которая пришла забирать деньги. А последние три преступления были совершены по схеме со «своим» клиентом.
Я выяснил, что всем потерпевшим деньги от банков возвращаются, и подумал — а зачем мне вообще воровать средства клиентов, если можно сделать своего?
Кто стал «своим» клиентом?
Я попросил знакомого прийти в банк и положить на счет 700 тысяч долларов, а ему дал десять и отправил в Таиланд. При этом свой российский паспорт он оставил мне. Тогда я нашел человека, максимально похожего на фото в паспорте: это был парень, который раздавал листовки на улице. Мы договорились, он сходил и забрал деньги.
Дальше все было просто: служба безопасности банка провела анализ, посмотрела по камерам и поняла, что средства получил не владелец. А значит, деньги нужно вернуть хозяину.
Кстати все актеры, которые работали на меня, были мужчинами, что создавало некоторые сложности: «подделать» женщину проще. Зато работать с мужчинами спокойнее. Некоторым актерам я рассказывал легенду: мол, нужно помочь хорошему мужику, у которого жена-стерва увела все деньги. А мужская солидарность — великая вещь. Особенно с хорошим гонораром.
Были ли среди жертв ваших афер серьезные люди?
Да, в 2014 году я получил деньги одного серьезного и богатого человека — позже я с ним виделся в суде. СМИ представили его как крупнейшего в Европе производителя пластиковых бутылок. Но юмор был в том, что я получил в банке деньги благодаря его оригинальному паспорту. Причем я не украл документ, а реально получил его в управлении ФМС.
У меня были данные потенциальной жертвы, но, изучив его личность, я понял, что поддельный паспорт может не сработать. А потом в сети я нашел фирму, которая за 20 тысяч рублей могла официально оказать содействие в ускоренном получении российского паспорта. Как выяснилось, российские коррупционеры даже дешевле тех, кто подделывает документы.
Как вас задержали?
После каждого моего преступления банковские службы безопасности проводили проверки и передавали данные в полицию. Но дела лежали там без всякого движения: юридически для меня все было чисто. Но потом двоих моих подельников задержали из-за каких-то пустяков, а они испугались и написали чистосердечные. Это был обидный просчет.
И вот в 6:15 утра ко мне в гостиничный номер пришли 12 человек, причем без стука. Но в целом все было вежливо — я даже успел заказать кофе, пока шел обыск. Мне предъявили обвинение по части 4 статьи 159 («Мошенничество в особо крупном размере») УК РФ, но я сказал, что ничего не подпишу, и попросил адвоката.
«У нас был сигарный клуб»
Где вы оказались после задержания?
Первые три месяца я провел в «Бутырке». Сидельцы относились ко мне уважительно и говорили, мол, чувак, да ты просто крут. Правда, во все детали своих дел, конечно, я их не посвящал. А потом из «Бутырки» меня перевели в знаменитый «Кремлевский централ» при СИЗО «Матросская Тишина» — это такая тюрьма в тюрьме.
Заключенные в СИЗО «Матросская Тишина»
Фото: Анна Шевелева / ТАСС
Там строго — ничего лишнего не запускают, никаких телефонов или алкоголя. Это место находится под контролем Федеральной службы безопасности. Первые семь дней с начала карантина я жил в чистой одиночной камере, похожей на дешевый хостел. Потом перевели в спецблок с неплохими условиями.
В камере был холодильник, туалет и опция заказа книг и еды из ресторана. Скажем, утка по-пекински в «Кремлевском централе» стоила около 2,5 тысячи рублей. Был телевизор, который работал до 23:00, и спортзал с убогими штангами и почасовой оплатой в 280 рублей. Вообще, в СИЗО, если ты при деньгах, жить можно. Я бы сказал, что тюрьма — это самый дорогой отель, в котором мне приходилось бывать.
На спецблоке содержат непростых людей — с кем вам приходилось там встречаться?
Камеру я делил с бывшим замглавы Федерального агентства специального строительства (Спецстрой) Александром Буряковым и Борисом Вайнзихером — директором компании «Т Плюс» и фигурантом дела экс-губернатора Гайзера. Вместе с Вайнзихером и питерским олигархом Дмитрием Зарубиным мы покуривали сигары. У нас был свой сигарный клуб по вторникам и четвергам.
Разве в СИЗО такое возможно?
Дело в том, что алкоголь в камеру нельзя, но табак — можно. И Борис Вайнзихер в свое время сидел в соседней камере с бизнесменом Сергеем Полонским. И после, когда Вайнзихера перевели к нам, он сказал, мол, у меня от освободившегося соседа осталась целая коробка Cohiba (любимые сигары Фиделя Кастро — прим. «Ленты.ру»), давайте курить.
Улюкаев вел себя очень сдержано и достойно. Он четко выполнял все предписания сотрудников Федеральной службы исполнения наказаний, а те были почтительны с ним.
В автозаке мы немного пообщались с Улюкаевым — мне кажется, ему было приятно, что я ничего от него не хочу. Он искренне был уверен, что правосудие восторжествует. Улюкаев пару раз мне сказал, что невиновен, что выйдет и докажет свою невиновность в суде. Но вообще, он выглядел уставшим и немного потрясенным.
Срок пребывания в СИЗО мне зачли в приговор — дали шесть лет (хотя обвинение просило десять), а через четыре года я смог выйти по УДО.
«На плечо нежно легла дубинка конвоира»
Какими были ваши самые яркие впечатления после приговора?
Из того, что запомнилось, — пожалуй, этапирование в исправительную колонию №3 (ИК-3) в Тамбовской области: это довольно страшно и грязно. Как будто там специально создаются условия, чтобы люди не желали туда вернуться.
Отчасти это оправдано: как пояснил мне психолог, который проработал в колонии больше 20 лет, есть особый тип людей, стремящихся в тюрьму. Такие люди знают, что там получат какую-никакую еду, крышу над головой и медицинскую помощь. Я сам видел таких — они предпочли бы умереть в тюрьме, но не на теплотрассе.
Фото: Григорий Сысоев / РИА Новости
Конвоиры на этапе нас не били, а собаки лаяли скорее для устрашения. Конечно, это все сурово, но связано с тем, что именно в момент перевозки осужденные чаще всего пытаются бежать. У меня с конвоирами проблем не было: я понимал, что их задача — сопроводить меня из точки А в точку Б.
Они давали мне четкие команды, которые нужно было исполнять, а порой даже помогали с сумками, когда я выпрыгивал из поезда на остановке. А еще был забавный момент: на одной из пересылок стало скучно сидеть лицом к стене, и я поднял голову, чтобы осмотреться. Тут мне на плечо нежно легла дубинка конвоира. Я понял этот жест и уткнулся головой в стену.
Чем вы занимались в колонии?
По сути, я там был кем-то вроде главного по связям с общественностью. То есть приходит ко мне начальник отряда и говорит: мол, к нам приезжает один полковник по поводу соблюдения прав человека в СИЗО, ему надо с кем-то провести беседу. Сходи, поговори с ним. Проблема в том, что из приличных людей на зоне никого особо и нет.
Я согласился показать свои тюремные занятия йогой, и ролик имел успех. Мы заняли первое место на каком-то конкурсе ФСИН, и это во многом помогло мне выйти по УДО.
Хотя изначально я от условного освобождения был весьма далек со своими 23 нарушениями. Я не раз ходил в карцер из-за того, что не по уставу заправлял кровать, причем не со зла, просто было лень. А карцер, честно говоря, — это ужасное место. Это подвал, где холодно, плесень и сложно дышать.
В общем, я понял, что если туда зачастить, можно потерять здоровье. А потом стал стремиться к тому, чтобы выйти по УДО. И в минувшем сентябре я вышел из тамбовской ИК-3. Сейчас я хочу стать блогером и рассказать людям о том, как важно познать свой внутренний мир, особенно его темную сторону, которую лучше держать под контролем.