«Главное — обходиться без паники» Они заразились, но сумели выжить: что переболевшие коронавирусом россияне говорят о себе и о будущем

Тысячи россиян уже победили коронавирус. Они лучше других представляют, что ждет тех, кто заболеет. Именно поэтому выздоровевшие начали объединяться в группы поддержки для тех, кто только получил злополучный диагноз, паникует и не знает, что делать. Как меняется жизнь людей после коронавируса? Какой опыт получают люди за время болезни? В конце концов, как коронавирус меняет жизнь людей и их будущее? В поисках ответов на эти и другие вопросы «Лента.ру» записала истории излечившихся россиян.

«Эпидемия станет катализатором перемен»

Мария Мухина:

Многие думают о том, что будет с нами после того, как эпидемия пройдет. В масштабах семьи, страны, мира. Попытки прогнозирования отнимают много сил. Я считаю, что сейчас нужно заниматься собой. Я занимаюсь психотерапией, и это здорово мне помогает — узнаю важные вещи о своем прошлом, учусь слышать себя, свое тело. Вся эта работа даст результат, а пустые размышления о будущем, позитивные или негативные, не дадут ничего.

Уверена, что эпидемия станет катализатором перемен.

Изменятся те, кто уже был к этому готов или предрасположен. В каких-то компаниях изменится отношение к офисам и офисной жизни, которое там не менялось с 90-х годов. Кто-то откроет совершенно новый бизнес, основываясь на открытии о людях и их потребностях , которое он сделал за время самоизоляции.

Мы точно не останемся на вечной удаленке. Люди соскучились по плоти, и это, вероятно, как-то проявит себя после эпидемии — надеюсь, что больше в позитивном плане, чем в негативном. Чаще станем ходить в кафе и на выставки, например.

Но еще раз хочу отметить, что перемены, которые происходят, формируем сейчас именно мы сами, находясь дома. Кто-то просто сажает печень и донимает близких, а для кого-то это Болдинская осень, плод которой станет общим достоянием.

Сейчас сформировалось сообщество переболевших коронавирусом людей. Они делятся своим опытом. Многие становятся донорами. К нам обращаются те, кто болеют, задают вопросы, которые им неудобно задавать другим: «Ребята, а у вас тоже потом температура 37,2 три недели держалась, или это я какой-то неправильный?»

И отвечает человек, который выписался десять дней назад: «Да, это нормально. У меня такое было и еще у десятков людей, которых я знаю, тоже».

Для заболевших это более значимый, более авторитетный источник информации, чем какой-нибудь очередной телевизионный эксперт.

С теми же, кто непонятно где лежит и не понимает, как его лечат, мы стараемся войти в более тесный контакт, чтобы помочь советом, справочной информацией или просто общаться, поддерживать человека.

Как-то мы пытались найти донора через соцсети. Такие истории порой доводят меня до слез, особенно когда ты понимаешь, что не можешь сам помочь — из-за того, что группа крови другая.

Вся эта ситуация показала, кто и что собой представляет. Я изменила отношение к нескольким людям, которых прежде считала только знакомыми по работе или еще по чему-то. Они так себя проявили во время моей болезни, что возникло ощущение, будто это мои лучшие друзья. Обязательно теперь хочу с ними встречаться и общаться ближе, когда снимут карантин.

И наоборот, некоторые друзья повели себя неожиданно плохо, и с ними продолжать общение уже не хочется.

Когда я начала писать в соцсетях о том, что я заразилась и как протекает моя болезнь, то люди по-разному на это реагировали. В Facebook, конечно, реакция была более адекватная, потому что комментировали знакомые.

А вот в Instagram люди по хештегу приходили совершенно разные. Было множество обвинений в том, что я мошенница, накручивающая себе лайки, что вируса вообще не существует, что мы актеры, которым заплатили, потому как у нас слишком глаженая одежда, и так далее.

Еще я стала сотрудничать со СМИ, так как хотела, чтобы как можно больше людей узнали о том, что среди их соотечественников есть те, кто реально болеет, что и молодые люди попадают с этим в больницу и лежат под капельницами.

Вот на эти публикации было уже только 15 процентов примерно нормальных комментариев, а все остальное — просто какой-то ужас.

Затем кто-то стал копировать мои посты с выдранными из контекста фразами на «Яндекс.Дзен», вышла карта Mash с названием улиц и домов, откуда забирали людей с коронавирусом. Меня сильно это волновало.

Когда я выходила из подъезда в сопровождении одетых в специальные костюмы врачей скорой помощи, то это опять же происходило на глазах у соседей.

И были сообщения в Facebook такого плана: «Мы живем с вашей мамой в одном доме, и она тоже заразная».

Только вот я живу отдельно от матери и по возвращении из-за границы была на самоизоляции, не вступая в контакт ни с кем.

Мое отношение к коронавирусу менялось. Я была на учебе в Западной Европе с осени прошлого года, на январские праздники слетала в Москву и вернулась в Париж.

Завершить обучение я планировала к сентябрю, но все в итоге сложилось иначе из-за коронавируса.

Как и все, наверное, сначала воспринимала новости о нем как события, происходящие в Китае, не имеющие к нам никакого отношения. Затем у французов возникла тревога из-за ожидания традиционного наплыва туристов из Поднебесной на шопинг в канун китайского Нового года.

Родители стали просить меня быть аккуратнее и осторожнее. В Париже тогда еще продолжались забастовки, затруднявшие передвижение.

Так я решила, что не буду посещать никакие туристические места и постараюсь реже пользоваться общественным транспортом. Стала ходить из дома пешком в университет и обратно: по пять километров в одну сторону.

Но такого, чтобы в люди ходили в масках и шарахались друг от друга, в Париже не было. Потом я уехала в Германию, училась там три недели, и затем, в конце февраля, мы должны были ехать на Берлинале.

Тогда уже тревога была довольно сильная. Организаторы Берлинале показывали, что вот у нас всюду санитайзеры и другие меры предосторожности.

Однако это все равно был период, когда люди больше шутили, чем реально что-то делали. Разве что санитайзеры стали раскупать.

Я подобными средствами пользуюсь и в обычное время, но с января — постоянно. До сих пор помню, что последний пузырек с санитайзером я купила примерно 25 февраля и затем уже не видела его ни в одной аптеке.

Дальше нам по программе обучения предстояло ехать в Лондон. И там к моему приезду никаких признаков эпидемии не было в помине. С пяти часов вечера в пабах уже не протолкнуться и так далее. Все театры забиты. Все куда-то шастают.

В новостях же существовала какая-то другая реальность с тревожной нарастающей статистикой заболеваемости. С уличной реальностью ее связывало только то, что в лондонских аптеках висели объявления, что масок и санитайзеров нет. В какой-то момент из магазинов пропала туалетная бумага и даже обычное мыло.

Затем стали происходить изменения в программе обучения: отменилась немецкая часть программы, моя стажировка в лондонской дистрибьюторской кампании, с которой я должна была лететь на Каннский фестиваль и работать там.

С каждым днем ситуация становилась все ужаснее и ужаснее, пока нам не объявили, что программа приостанавливается. Предложили ехать туда, где мы чувствуем себя безопаснее.

Улетели в Штутгарт, стали искать способы попасть домой. Это было тяжелым испытанием: ты бронируешь билеты, а тебе потом сообщают, что рейс отменен. Строишь обходные маршруты, вновь бронируешь — вновь отмены.

Ребята были из разных стран, и вот, к примеру, девушка из Турции вообще решила остаться в Германии, опасаясь, что уже никогда не сможет вернуться обратно. Итальянец дней шесть свою логистику выстраивал. У меня было где-то так же.

Пришло осознание, что все мои планы на жизнь до конца сентября порушены, и полгода улетели в трубу.

Был день, когда у меня опять отменились билеты, я часами отдраивала квартиру, чтобы без проблем завершить аренду, и вышла в город, чтобы купить чемодан. В Штутгарте, как оказалось, по-прежнему работали торговые центры, народ продолжал тусить. Все это удручало. Я вернулась домой и почувствовала, что у меня поднялась температура.

Тогда я решила, что это от нервов. И на следующий день у меня действительно было все в порядке.

В Москву я прилетела через Хельсинки. Температуры у меня не было, но я заполнила все анкеты и указала адрес, где буду сидеть на самоизоляции. Я сама попросила взять у меня мазок и сделать тест на коронавирус.

Дома постепенно у меня стали проявляться симптомы ОРВИ. Кашля становилось все больше, так что из-за него стало трудно спать.

А потом за мной приехала скорая, которая сообщила о положительном тесте на коронавирус. Я собрала вещи и уехала в Коммунарку.

Я никогда прежде в больнице не лежала. Взяла себя в руки и стала собирать вещи так отстраненно, будто собирала их для кого-то другого, а не для себя, рассчитывая на то, что передачи могут быть запрещены.

Как только я стала COVID-положительной, вся моя семья стала суперосознанной в плане соблюдения мер безопасности, хотя родители и без того, наверное, одними из первых в Москве стали носить маски и перчатки.

По дороге в больницу я думала, что у меня нет никакой пневмонии, и вообще не знала, что это такое, пока не загуглила. В Коммунарку я попала в воскресенье, и там не было моего лечащего врача. Только по дороге в палату подслушала разговор двух медбратьев, определявших, куда меня поселить, что у меня «COVID плюс пневмония».

У меня такое впечатление, что меня забрали прямо в тот момент, когда начался кризис. Первая ночь в больнице стала адом. Я думала, что меня будет рвать кровью, когда закашливалась. Я вообще не спала, температура поднялась до 38,5. Мне казалось, что у меня уже не горло, а шматок мяса, который колышется, и все.

В понедельник пришел лечащий врач и сказал, что у меня пневмония. Стали лечить антибиотиками. Это большая заслуга врачей, что мне стало лучше.

Таблетки от коронавируса нет — об этом много где говорилось, но есть много симптомов, которые можно и нужно лечить.

При этом ни в коем случае нельзя заниматься самолечением. Терапия назначается только квалифицированными врачами, исходя из массы особенностей, и нередко она корректируется с учетом побочного действия препаратов.

Так, у меня эта побочка проявилась в виде интоксикации. Из-за нее я провела в больнице на четыре дня дольше.

Я считаю, что у Дениса Проценко очень слаженная команда. У них мощный боевой дух.

Утром приходил врач, говорил «Доброе утро, Мария!» — и с меня спадало напряжение. Я сразу чувствовала себя в безопасности. Мне даже было немного страшновато выписываться из больницы.

Я очень подружилась с медицинскими волонтерами, которые там совершенно бесплатно впахивают, отдают пациентам столько любви, заботы.

Они приходили ко мне в палату, помогали с капельницей, таблетками и так далее. С какого-то момента эти ребята стали заходить ко мне, когда появлялась свободная минута, чтобы просто поговорить.

Сейчас, насколько я знаю, таких минуток у них уже больше нет. Пытаюсь их как-то поддерживать, но они не говорят, нужно ли им что-нибудь. Надеюсь, когда все это закончится, мы с ними где-нибудь встретимся и будем общаться по-дружески.

Да, были в больнице и некоторые бытовые неудобства: палата выходила на солнечную сторону, было жарко, душно. Но когда я об этом где-то написала, пришли рабочие, которые засунули какие-то штучки в батареи, мы их закрутили — и проблема была решена.

Были также неудобства, связанные с постельным бельем и питанием из-за того, что я не ем молочные продукты, но я говорила об этом не для жалобы, а просто объективно описывая свой больничный быт.

Из больницы я добиралась домой, наверное, часа полтора. Хоть и на машине, и без пробок. Меня очень утомила эта дорога, и я долго сидела дома на диване, уставившись в одну точку.

Потом стала потихоньку приходить в себя. Поняла, как дома уютно и красиво, как много мне тут оставили вкусной еды. А затем я поймала себя на том, что мне трудно приготовить себе завтрак. Я заварила кашу, съела ее и уже устала так, что хочу лечь спать.

Такая сильная была слабость в первые дни. Еще мне нужно было делать ингаляции с антибиотиком, и настолько было лень этим заниматься, лень читать инструкцию, с чем разводить препарат, в какой пропорции...

Надо сказать спасибо всем, кто остается дома. Это очень важно! Они не попадут в ситуацию, когда им понадобится помощь, а ее некому будет оказать, так как все врачи заняты.

Можно найти позитив в этом вынужденном домашнем заточении. У меня, к примеру, есть такой список дел по дому, который я буду выполнять до августа.

Радуйтесь, если у вас есть с кем вместе провести время — близкие, родные люди. Когда ты находишься на самоизоляции один, это намного тяжелее. Я, например, уже чувствую себя Маугли, разучившимся общаться с людьми вживую.

Тем же, кто заболевает, я советую не паниковать, потому что знаю людей, которые вогнали себя в психологических стресс на фоне болезни. Они сами себе не давали выздоравливать, потому что не могли спать, есть и так далее.

Не гнобите себя за то, что заболели! У меня была одна ночь, когда я так грузилась из-за того, что я заболела, что я вот эта статистическая единица, которая болеет.

Я все делала для того, чтобы не заразиться, но просто находилась в зоне риска, так как должна была много передвигаться.

Направляйте свою энергию на то, чтобы общаться с врачами, задавать им вопросы о том, что они с вами делают, что с вами происходит. В больнице, где слишком много пациентов, врачи могут забыть или перепутать что-нибудь. Запоминайте сами, что именно и когда вам нужно принимать.

Помогайте врачам лечить вас, контролируйте их действия, чтобы вам случайно не прописали укол инсулина, перепутав с другим больным (со мной такое было).

Принимайте ответственность за себя, за свои действия.

Я понимаю и знаю по себе, что переболевшие люди чувствуют усталость и нежелание что-либо делать, но мы должны понимать, что нас еще так мало и так много людей, которым может понадобиться донорская кровь, которых это спасет.

Также есть лаборатория, которая разрабатывает тесты на антитела. Им тоже нужны доноры. Они принимают плазму крови, и вы можете помочь не только конкретным пациентам, но и ученым, которые сейчас работают над вакциной.

Я считаю, что во всем этом можно и нужно участвовать.

«В Коммунарке я провел 16 дней. Но теперь у меня появился иммунитет»

Виталий Миронов:

Коронавирус неизбежно повлияет на нашу жизнь.

Кто-то станет внимательнее к себе и близким, к своему здоровью и личной гигиене. Логично предположить, что заметно больше людей станут работать на удаленке. Это экономически выгодно для работодателей, которым явно придется оптимизировать расходы на фоне длительного кризиса. Раз так, то и пробок станет меньше на дорогах.

Многие же, в особенности молодежь, просто забудут про этот вирус. Для них он станет лишь приметой времени.

Болезни и вирусы были всегда. Печально, что они становятся причиной личной или семейной трагедии, когда от них гибнут люди.

В Коммунарке я провел 16 дней.

Первую неделю у меня была температура. Еще два дня она немного поднималась к вечеру, а затем уже все симптомы прошли, и неделю никаких проявлений инфекции у меня не было. Ждал, когда два теста покажут отрицательный результат (был еще третий тест, когда врачи скорой приехали уже домой).

В ряде больниц, говорят, проблемы с передачами. Мне же два раза приносили посылки с продуктами. Это выручало. Хоть кормили нас и по пять раз в день, но больничная еда быстро приедается.

Я ожидал, что буду выписываться при хорошей теплой погоде, представлял себе этот момент. А вышло так, что шел снег с дождем, было слякотно, но все равно приятно дышать свежим воздухом.

Хочу поблагодарить завотделением больницы Кирилла Евгеньевича, который частенько заходил к нам в палату. В принципе, все врачи молодцы. Они работают сверх нормы и тратят все силы на то, чтобы помогать нам. Медперсонал ежедневно рискует своим здоровьем, и этот труд не должен оставаться незамеченным.

Я переболел в легкой форме, и, конечно, хочется найти этому некое простое объяснение: молодость и здоровый образ жизни. Но не надо путать желаемое с действительным.

Со мной в Коммунарке лежал спортсмен. Не какой-то там качок на стероидах, а человек, который внимательно следит за своим здоровьем. Однако он в более тяжелой форме болел, чем я, — у него была двусторонняя пневмония.

Наверное, лучше сделать такой вывод: если не вести здоровый образ жизни, будет еще хуже.

Очень важен настрой, с каким ты вступаешь в борьбу с вирусом. Понятно, не радует, когда узнаешь, что болен коронавирусом, когда тебя везут в больницу. Но это тот самый случай, когда умение поднять себе настроение, успокоиться и смотреть на происходящее с оптимизмом приносит реальную пользу.

Оговорюсь, что сужу по тому, что видел в Коммунарке.

Отличной формой поддержки стал закрытый чат для пациентов нашей больницы, особенно для тяжелобольных. Мы не включали туда журналистов и других «левых» людей.

Находиться дома в самоизоляции намного лучше, чем лежать в самой лучшей больнице. Никаких трудностей не испытываю, никаких лекарств не пью. Один раз после выписки ко мне приезжали врачи, брали еще раз анализы. Потом разок звонили по телефону, чтобы спросить, как самочувствие.

У меня появился иммунитет, и это позволило мне помочь другим заразившимся людям. Я уже дважды сдал плазму крови. Это очень простая процедура. Она не занимает много времени — всего 40 минут, плюс еще несколько минут на оформление бумаг.

Сперва у тебя берут кровь из пальца, чтобы проверить на наличие антител и на другие показатели. Потом предлагают выпить чаю. Я от этого отказался. Дальше следует сама процедура.

Берут 600 миллилитров крови, выделяют из нее плазму, а вливают кровь обратно, компенсируя плазму каким-то раствором.

Единственное, следует не пренебрегать советами врачей о подготовке к донорству. Если вам их не озвучат, то поищите в интернете. Так, нельзя за день перед процедурой заниматься тяжелыми физическими тренировками, есть жирную пищу, следует также хорошенько выспаться.

Я вот позанимался, и в конце процедуры меня стало мутить, но это именно из-за нагрузок, и плюс мне не спалось.

За донорство плазмы еще и платят хорошо. Я думал, будет пятьсот рублей, а заплатили пять тысяч.

Сдавал кровь в НИИ Склифосовского. Телефон взял у девушки, которая одной из первых прошла эту процедуру. Списался с врачами через WhatsApp. Договорился, когда приеду, и в итоге не стоял ни в каких очередях.

Я не чувствую, что это мой долг. Просто ты знаешь, что есть тяжелобольные, которым вливали плазму, и это им сильно помогло. Реально, — человек чувствовал себя очень плохо, а на следующий день уже пришел в норму.

«Думал, что буду заниматься английским»

Анар Гусейнов:

Скорее всего, я заразился в метро. Причина может быть в том, что я был без маски. Безалаберно относился к этому всему и в итоге вот подарочек получил. Никто из моих родственников, друзей и знакомых этой заразой не болел — я первый.

Живу в общежитии блочного типа. В моем блоке две комнаты. В одной живут двое, а в другой — трое. У нас общий санузел. Когда выяснилось, что у меня COVID-19, на карантин закрыли весь мой этаж и еще один этаж, потому что оттуда ко мне приходили люди и контактировали со мной.

После того как меня забрали в больницу, я узнал, что госпитализировали и моего соседа, и из другой комнаты человека забрали. Тому парню повезло меньше, потому что он еще 14 дней провел в изоляторе общежития. Сейчас они оба чувствуют себя нормально.

Сперва температура у меня поднялась до 37,5. Я выпил парацетамол, и все прошло. Через два дня температура поднялась уже до 38,5, и я вызвал скорую.

Тогда даже не думал, что мог быть инфицирован именно этим вирусом. Предполагал, что это обычный грипп. Думал, сдам анализы и отправлюсь домой.

У меня действительно не было насморка, но обоняние пропало. Еще я заметил, как скакала температура. Такого прежде у меня не было.

В день приезда скорой я тоже выпил парацетамол, после чего температура стабилизировалась. Врачи еще сделали мне какой-то укол. В остальные дни у меня повышенной температуры не было.

В больничной палате было все по-простому: кровати, столы, стулья.

Из комнаты выходить запретили. Можно было с собой взять компьютер, но я взял только книгу и тетрадку — думал, что буду заниматься английским.

Да куда там! Распорядок был такой: проснулся, позавтракал и лег спать. То же самое в обед. Практически все время спал. Пару раз только переборол свою лень и позанимался.

В палате нас сначала было четверо, потом стало двое, потом добавили еще двоих.

Шутили между собой, но был человек, который периодически прочитывал какой-нибудь пост, и у него начиналась паника: «Нет, мы все умрем!»

Меня эти его крики не тревожили.

Друзья не давали мне грустить, засыпали всякими шутками и подколами: «Все, братан, мы с тобой больше не дружим!», «Теперь ты у нас в черном списке» — и так далее.

Мы лежали не в специализированной инфекционной больнице, а в клинике, где находились ребята с ДЦП, в районе Царицыно. Их перевели в другое место, и мы заехали в первый день, когда в этом учреждении открыли двери для пациентов с коронавирусом.

Медперсонал остался прежний — добрый, веселый. Они нас поддерживали, улыбались. Собственно, врачей на всю больницу было двое или трое. На две сотни пациентов.

Все это время я не интересовался никакой информацией о вирусе, в отличие от моего соседа по палате, который периодически начинал паниковать. Он даже боялся спать, когда прочел, что некоторые пациенты умирают во сне.

Я не врач, но если они говорят, что плазма переболевшего коронавирусом человека может помочь другим, то это здорово, и я готов быть добровольцем. Меня только волнует, как добраться до больницы в условиях режима пропусков.

Поскольку это новый вирус, никто точно не знает, что и как. Мне запомнилось, что врач сказал именно так: «Возможно, у вас иммунитет». Я считаю, что главное — обходиться без паники. Не нужно делать себе хуже лишними переживаниями, не нужно вгонять себя в депрессию.

Очень хочу поблагодарить врачей за заботу о нас и за терпение: некоторые пациенты начинают паниковать и кричать на медперсонал, а им отвечать нельзя — это дополнительная нагрузка.

Врачи и медсестры — наши герои!