В кино уже можно посмотреть «Маленькое красное платье» Питера Стриклэнда — удивительный и необычный фильм ужасов, в котором герои становятся жертвами платья-убийцы, а перед зрителями предстает натуральный парад сексуальных фетишей и девиаций, иррациональных страстей и заговоров. «Лента.ру» расспросила Стриклэнда, ранее нашумевшего в мире авторского кино такими изощренными, надломленными и винтажно ориентированными фильмами, как «Студия звукозаписи Берберян» и «Герцог Бургундии», о его новой картине.
«Лента.ру»: Как вы пришли к этому сюжету о платье-убийце?
Питер Стриклэнд: Я хотел исследовать наши отношения с одеждой — невротические в массе своей. Почему некоторые из нас не могут расстаться с одеждой покойного возлюбленного? Почему кого-то из нас возбуждает одежда, которую кто-то другой носил до этого? Или, наоборот, почему нас отвращает ношеная кем-то одежда? И самое главное, что мы чувствуем, когда надеваем одежду — как мы можем преобразить наши тела или почувствовать себя у них в плену в зависимости от того, что мы носим или как воспринимаем собственное тело. Жанровый фильм о проклятом платье показался мне идеальной платформой для того, чтобы исследовать разнообразные подобные неврозы и фетиши.
Питер Стриклэнд
Время действия фильма подчеркнуто размыто — судя по некоторым деталям, все происходит в 1990-х, но атмосфера — как будто из кино 1970-х.
Знаете, тут на меня повлиял дух универмагов, в которых я бывал на протяжении всей своей жизни. Он как будто никогда не менялся. Они словно застыли в причудливом холодце из разных эпох: викторианского времени, эдвардианском периоде, пятидесятых, незаметно перетекших в семидесятые. Один магазин, куда я часто заходил, не менялся на протяжении всей своей истории, а когда он закрылся в 2013-м, выглядел абсолютно так же, как в моем детстве. Мне хотелось в точности передать это ощущение анахронизма — и оно бы не было таким сильным, если бы сюжет фильма разворачивался в 1970-х. Конечно, я мог бы поместить действие и в 2017-й — но важную роль в истории играют свидания, какими они были в доинтернетную эпоху, объявления в газетных рубриках с названиями типа «Одинокие сердца». А для них точкой невозврата был 1993 год. После этого дейтинг стал переходить в интернет. Поэтому — по вине интернета — фильм разворачивается в 1993-м.
В «Маленьком красном платье» хватает жути, но на меня самый устрашающий эффект произвели интерлюдии — короткие монтажные вставки с документальными уличными кадрами. Зачем они вам понадобились?
Просто меня самого с детства ужасали вид и шум главных городских улиц — тех самых, что от и до заполнены магазинами. Виной тому как походы по магазинам с родителями, так и кадры с центральных улиц по телевидению. В январе по новостным телеканалам всегда крутили объявления о распродажах. И в фильме я хотел уловить этот потусторонний шум толпы с помощью архивных аудиозаписей и фотографий. Мы слегка их обработали, чтобы создавалось ощущение, что покупатели взывают к чему-то потустороннему или чем-то напуганы. Вообще говоря, есть ощущение, что из-за подъема онлайн-торговли феномен главной улицы увядает, что она превращается в призрачное пространство. Я собирался включить в фильм больше мыслей на этот счет, но оказалось, что достаточно сложно найти им подходящее место. Но вот эти руки манекена, вторгающиеся в архивные кадры, по-моему, достаточно кошмарный эффект производят — и он увязывается с остальной картиной.
Кадр: фильм «Маленькое красное платье»
Не меньше меня впечатлили открывающие фильм титры — в которых быстрым монтажным рядом более-менее раскрывается содержание фильма. Что вдохновило вас на такую дерзость, отчасти намекающую зрителю, что сюжет в «Маленьком красном платье» не так важен, как атмосфера?
Вообще, в сценарии эти открывающие сцены были прописаны иначе. Но из-за нехватки времени и других факторов мне пришлось придумывать им замену. Обычно титры я разрабатываю вместе с художником и дизайнером Джулианом Хаусом, но раньше они получались у нас довольно декоративными и... изысканными, что ли. В этот раз я хотел добиться более грубого, жесткого эффекта. А в идее уже в самом начале фильма дать зрителю понять, что его ждет, нет ничего нового. В нью-йоркской порнографии 1970-х или американских телесериалах вроде «Команды А» уже так делали. Но в условно «серьезном» кино я такого не видел и хотел попробовать сам. Заранее проникнуть зрителя истерией фильма — понимая, что он все равно не будет знать, почему все в этой нарезке кричат или выглядят так тревожно. Как вы и сказали, атмосфера «Маленького красного платья» важнее сюжета, и подобные открывающие титры мгновенно погружают тебя в нужное настроение.
Очевидно, что «Маленькое красное платье» в последнюю очередь посвящено критике общества потребления — и скорее пользуется этим мотивом, чтобы затянуть аудиторию на куда более мрачную и нехоженную территорию. Таким и был ваш план?
Ну, я не настолько расчетлив. Но, конечно же, я не хотел снимать фильм с дидактическим анти-консьюмеристским месседжем. В кадрах очередей, драк и мародерства на распродажах есть элемент сатиры, но я ни в коем случае не хотел критиковать центральных персонажей «Платья». Я хотел обращаться с ними с любовью и уважением — и исследовать их надежды, мечты, тревоги и фетиши. И проклятое платье не наказывает этих героев за какие-то грехи или недостатки. Оно просто — по абсолютно случайной, иррациональной, кошмарной логике — обрушивает на них свою жуткую силу. Но кроме этого сверхъестественного зла, сюжет проникнут и повседневным, обычным мраком: грусть Шейлы, которая видит одежду своей покойной матери, то, как Реджи стыдится своей эротической тяги к женскому белью, или дисморфия тела Бэбз, о которой она часто говорит — но Реджи не прислушивается и не понимает ее. Поэтому важно заметить, что «Маленькое красное платье» — не фильм о консьюмеризме или моде, как утверждают некоторые критики. Это фильм-кошмар о наших телах и наших потаенных желаниях, связанных с одеждой.
Кадр: фильм «Маленькое красное платье»
Все ваши фильмы так или иначе касаются темы сексуальности, подавленной или вышедшей из-под контроля. «Маленькое красное платье» — не исключение. Почему вас так притягивает сексуальность как тема, мотив, основа сюжета?
Потому что каждый взрослый человек испытывает желание вне зависимости от того, ведет он половую жизнь или нет. Сексуальное желание — основа человеческого существования, без него нас бы не было на свете. И тем не менее, парадоксальным образом оно остается табуированным. Мне не интересно возбуждать аудиторию своих фильмов — но мне нравится познавать своих персонажей через их сексуальность и через динамику человеческих отношений, которую она создает. По-моему, Луис Бунюэль лучше всех режиссеров понимал динамику сексуального влечения по отношению к персонажам — и двойственность формального, цивильного фасада людского социального поведения по отношению к иррациональному, первобытному желанию. Вечная борьба наших желаний и наших социальных норм — бесконечный источник вдохновения.
Многие сцены фильма проникнуты сложными — зловещими, сексуально заряженными, сюрреальными — импульсами. Но при этом в них почти всегда есть и подспудный юмор. Пожалуй, так близко к комедии вы в своих картинах еще не подбирались. Насколько легко это вам далось?
Эти комедийные элементы не были заложены в историю изначально. Когда я начинаю сценарий, то обычно знаю, какие идеи хочу раскрыть, каких использую персонажей, какой атмосферы хочу добиться. Но интонация — это то, что обычно достигается в процессе работы над сценарием. Поначалу я не был уверен в том, что юмор сработает, но чем дальше я писал, тем уместнее он ощущался как в ситуациях, так и в подходе к характерам героев. На меня сильно в этом плане повлиял «Офис» Рики Жерве и Стивена Мерчанта, которым удалось идеально передать уныние административного труда. Через юмор, мне кажется, и получилось довести это кино до ума — а заодно я сам наконец осознал, что годы, которые в свое время я провел, работая в офисах и колл-центрах, не были пустой тратой времени. На этих работах у меня было столько переживаний, происшествий и встреч, которые не имеют никакого отношения к «Маленькому красному платью», но вполне могли бы в него попасть. Я хотел изобразить типичную городскую жизнь — работу, обеденные перерывы, дорогу до дома. Как только мне стало ясно, что Шейла как персонаж устала от своего начальства и нуждается в том, чтобы потерять голову в шопинге и свиданиях, юмор стал всплывать сам по себе. И он проистекает из реалистичности сцен, в которых мы видим героиню за работой.
«Маленькое красное платье» в прокате с 1 августа