Студия Михаила Зыгаря «История будущего» запустила приложение МХТ — Мобильный художественный театр. Следуя традиции спектаклей-променадов, авторы предлагают три проекта с разными маршрутами, по которым можно ходить и слушать предзаписанный аудиоспектакль, каким-то образом связанный с локацией. Это оказалось так плохо, что удивился даже театральный обозреватель «Ленты» Виктор Вилисов.
В Twitter ходит шутка, существовавшая раньше в других вариациях: «Вот так встречаешься с образованным человеком, а у него любимая книга "Мастер и Маргарита"». Это шутка точно про Михаила Зыгаря: он запустил театрально-цифровой стартап «Мобильный художественный театр», сделал его предпремьеру спектаклем «1000 шагов с Кириллом Серебренниковым» (в котором сыграл режиссер, раскрывший в Зыгаре театрала), а отпремьерил спектаклями «Мастер и Маргарита» и «Свинарка и пастух». Спектакль для одного зрителя — это нормально, театр в кармане и на улице — это нормально, спектакли-променады есть даже в Хабаровске — люди уже привыкли к новым форматам и не удивляются. Студия Зыгаря впервые помещает этот формат в оболочку мобильного приложения, где можно в любое время воспроизвести спектакль, состоящий из нескольких аудиотреков, привязанных к конкретному маршруту. Казалось бы, должен случиться прорыв.
История искусства учит нас искусству неочевидного выбора или выбора неочевидного: при принятии решения или производстве арт-объекта стоит хотя бы немного сместить взгляд с того, что лежит на поверхности, и получаешь удивительный результат. Спектакли Мобильного художественного театра — это методичка по очевидному выбору очевидного. Мы возьмем русский роман, который первым приходит в голову при упоминании Патриарших, возьмем самых очевидных селебрити из медиа и актерской тусовки, соберем шутки о том, что на виду, и попросим за это 379 рублей. Искусство — это просто.
Успешное искусство, в том числе коммерчески успешное искусство, сливающееся в совокуплении с энтертейнментом, — это всегда такая работа, которая едва (или очень) заметно нарушает некоторые конвенции, немножко смещается от нормы. К этому можно по-разному относиться, но мы живем в культурной ситуации, которая от производителей контента требует оригинальности и новизны. Можно называть это требованиями рынка или требованиями культуры, но императив нового — это факт текущей реальности. И самая глупая ошибка, которую можно допустить, работая с этой реальностью, — попасться на желание потрафить обывателю с Патриарших: позвать медийных персон на озвучку и сократить текст так, чтобы уложить в полтора часа, вообще сделать историю максимально понятной со всех сторон — что и произошло с проектами МХТ. «Сложность — это не про МХТ», — говорит Зыгарь. Спектакль-променад Remote X группы Rimini Protokoll, сравнение с которым первым приходит в голову, без всяких селеб говорил со зрителем голосом не самого лучшего компьютерного войс-синтезатора, и говорил на сложные темы. Он тоже был абсолютным нарушением конвенций, в театре сложившихся, что позволило этому проекту стать универсальной популярной историей. Делая работу простой и понятной, чтобы подойти всем, МХТ не сделал ее универсальной, он сделал ее унылой.
Зыгарь — с таким мощным бэкграундом политической журналистики — не предпринял ни единой попытки сделать из этих спектаклей сколько-нибудь заметного политического высказывания: спектакли беззубые, как канал «Пятница», причем они не просто смотрят в другую сторону от политики, они стеснительно пропускают каждый повод об этом поговорить, неся слушателя дальше по просторам русской классики и высокого искусства. И если бы это было главной проблемой.
«Мы делали это с максимальным почтением к тексту и с уважением к духу произведения», — сообщает Зыгарь о спектакле «Мастер и Маргарита» в одном из интервью. Увы, это совсем не так. Раскидать по тексту релевантные знаки времени, причем не ХХI века вообще, а буквально последних лет, превратить комсомолку в патриотку, критиков в блогеров, добавить шуток про перекопанную Москву и девелоперов и оставить это все без погружения и проблематизации — это самое вульгарное, что можно было с текстом романа сделать. «Мастера и Маргариту» студия Зыгаря переносит в современность самым истасканным способом, который в театре вообще существует: условно говоря, одевая Виолетту из «Травиаты» в брючный костюм; слова при этом она поет ровно те же. Дыхание текста остается то же, только разбавленное, временной трансгрессии не случается, и ты слушаешь радиоспектакль из раннесоветской России, где почему-то временами упоминают хипстеров, — становится стыдно.
Михаил Зыгарь
Спектакль «Свинарка и пастух», придуманный как реплика одноименной кинокомедии Ивана Пырьева, вышедшей в 1941 году, сделан в ужасающем жанре рабочей мелодрамы, совмещенной с историко-архитектурным экскурсом и приправленной знаками технологической эпохи. Главный герой дистанционно пасет быков на забой при помощи дронов, главная героиня занимается ресторанным бизнесом и собирается улетать во Владивосток, где ей предлагают выращивать искусственное мясо. Из-за этого контракта пара вынуждена расстаться, но обещает летать друг к другу. Оба страдают. Текст, написанный Валерием Панюшкиным, — классический образец жанра «графоманская литература от журналистов, тоскующих по эпохе больших романов». Он разваливается на каждом шагу, он приторный, с чудовищными юморесками, с топорными подмигиваниями зрителю — мол, герои понимают, что находятся внутри спектакля, и говорят об этом. После миллиардов гетеросексуальных лавсториз, которые может предложить человеческая культура к текущему моменту, писать такой текст и предлагать его слушателю — значит зря тратить свое и чужое время. Единственный вопрос, который к этому возникает, — зачем это было сделано, почему авторы просто не пошли вместо этого на массаж?
В современном театре действительно можно все, и абсолютно прав Зыгарь, говорящий в нескольких интервью, что границы современного искусства раздвигаются в сторону исчезновения; театром вправе называться все, что хочет так называться. Однако это справедливо только на территории живого современного театра, который занят тем, что нарушает собственные конвенции. Рядом с этим существует театр застывший, мейнстримный, главная цель которого — стабильное производство понятного продукта, к которому относится и Гоголь-центр, которым Зыгарь так вдохновлен. И на этой территории действует огромное количество правил и ограничений: здесь необходим профессионализм, хорошая актерская работа, напряженная драматургия, качественный текст, работа с вниманием зрителя, и так далее, и так далее — все то, чем можно пожертвовать в экспериментальном театре ради идеи, концепции или формы. К сожалению, первые три проекта Мобильного художественного театра студии Михаила Зыгаря попадают в довольно обширную категорию «театрофейков»— когда в упаковке современного формата или технологии мы обнаруживаем не просто классический театр, а наиболее тошнотный его извод, как это случается в иммерсивных шоу «Безликие», «Вернувшиеся», «Зеркало Карлоса Сантоса», русской адаптации шоу «Кандидат» и многих других проектах.
Есть такая стандартная обывательская претензия к новаторским формам сценического действия: «Это не театр». Когда люди говорят так, они имеют в виду, что театр — это высокое искусство, сакральное действо и катарсический ритуал, а то, что они увидели, — что-то странное и под эти критерии не подпадает. Как ни парадоксально, к первым трем проектам «Мобильного художественного театра» предъявлять эту претензию абсолютно справедливо. Это все не театр — не потому, что это слишком авангардно и поэтому профанно в сравнении с великой классикой, как раз наоборот: это недостаточно сложно и многослойно для современного театра. Здесь технологии 2019 года, а контент — 1950-х. Работа с материалом здесь — на уровне качественной туристической экскурсии или радиоспектакля, которые появляются в медиакомпаниях, а не арт-институциях. То есть — ок, это театр, но очень плохой и вообще неинтересный. В мире, где есть отчаянная борьба истосковавшихся обывателей за уникальный опыт, предлагать доставку многажды пережеванной манки через мобильное приложение — значит не уважать ни себя, ни тех, кому ты это предлагаешь.
На фоне всех тех опций взаимодействия с окружающей средой и онлайном, которые предлагает обычный смартфон (дополненная реальность, возможность по пути смотреть какие-то медиаматериалы, принимать пуши и многое другое), авторы сделали своим инструментом только стереозвук — даже не бинауральный. И способ, которым с этим звуком работают, для текущего уровня развития саунддизайна — просто преступный. В Москве давно сложилось мощное сообщество современных композиторов и саунддизайнеров, хотя бы вокруг «Электротеатра Станиславский», — много кому можно было дать работу и получить выдающийся результат. Вместо этого музыкальным руководителем проекта стал живущий в США композитор Леонид Андрулайтис, участник группы «Полнолуние», автор песен «Байкальский блюз», «Весенняя охота соболя» и некоторых других, вообще незамеченный на орбите современного театра или искусства. В одном интервью директор МХТ Алексей Киселев говорит, что Андрулайтис «творит чудеса саунддизайна». На эту реплику вываливаются наружу глаза: чудеса саунддизайна в трех спектаклях МХТ сводятся к «звуку улиц», стрекочущим кузнечикам и душнейшим музыкальным композициям и наигрышам на уровне саратовского рок-клуба «Новая волна», если такой вообще существует.
После опыта Remote X (где, в отличие от МХТ, FM-диапазоном был ограничен битрейт звука), после питерских работ Семена Александровского с бинауральным звуком, в принципе после всех общедоступных примеров развития индустрии работы со звуком в современном театре и энтертейнменте предлагать то, что предлагает МХТ, — это просто блевать в уши зрителю.
Плохой вкус или отсутствие вкуса руководителя любого проекта не является большой проблемой, если он готов отдать часть решений в пользу приглашенных экспертов. Отсутствие качественной внутренней театральной экспертизы, что очевидно в России, — тоже не проблема, если есть внешняя независимая критика, которая расскажет авторам, что ставить «Мастера и Маргариту» в 2019 году — странно, а ставить так, как они поставили, — странно вдвойне. Культурная ситуация России сейчас такова, что нет ни качественной экспертизы, ни независимой критики, — это делает появление таких проектов, как МХТ, возможным.
Самое прорывное в проекте — мобильное приложение. Прорывное просто по факту того, что театральные проекты в мобильную оболочку до сих пор никто не упаковывал. Опять же: при всей неограниченности возможностей взаимодействия смартфона с окружающей средой мы имеем симпатичное, но максимально простое приложение со встроенной картой и плейлистом треков. Авторы проекта говорят, что спектакль можно поставить на паузу и дослушать позже, но в приложении нет даже такой базовой возможности, как переключение дорожек: ты не можешь с пятой главы перейти на двенадцатую, только листать по пятнадцать секунд вперед. Театр для одного — это круто, но авторы не учитывают огромный потенциал театральной коллективности, когда проект одновременно смотрит группа людей, и это само по себе прибавляет половину уникальности опыта, — в приложении нет возможности группового прослушивания, одновременного запуска спектакля для группы устройств или по времени. Зыгарь говорил, что идея приложения появилась у них еще три года назад, они долго к нему подступались, долго его делали, и к премьере дебютного спектакля МХТ «1000 шагов с Кириллом Серебренниковым» приложение еще не было готово. Но все, что пользователи получили по итогу, решается любой театральной инди-командой за два дня: записанный аудиотрек + kml-файл маршрута, импортированный в Google Maps. Если это технологический прорыв российского театра, выглядит он очень неубедительно.
Приложение МХТ заимствует у традиционного театра самое стремное — непрозрачность и иерархическое управление. У МХТ есть художественный руководитель, музыкальный руководитель и директор — они принимают решение о том, какие проекты будут существовать на платформе. Если бы проект изначально запустился как открытая площадка для всех желающих театральных команд или индивидуальных деятелей, если бы это была платформа с программируемыми каждой командой расширениями и включаемыми надстройками, — вот что действительно было бы прорывом. Делать цифровой стартап с контентом и не пускать к нему тех производителей контента, кому захочется, — это, конечно, тот удивительный новый мир технологий за забором, которого российский театр действительно заслуживает.