«Нейтрализовать противника, искалечить, если надо — убить» В СССР каратистов ждали суд и лагеря. Но их покрывали офицеры КГБ

Полвека назад Советский Союз переживал повальное увлечение карате: спортивные залы заполнялись до отказа, хотя тренировки были платными. Этот новый для страны спорт манил взрослых и детей, в нем была какая-то тайна, особая философия. В какой-то момент карате стало так много, что его даже попытались контролировать на государственном уровне, но ничего не вышло. В руководстве страны тогда возникла обеспокоенность, что дисциплинированное сообщество каратистов, сплоченное собственной идеологией, однажды захватит власть. И занятия запретили по всей стране. Спортсменов и особенно сенсеев начали преследовать, а один из них даже получил реальный срок. Правда, проблемы с правоохранительными органами обычно удавалось решить через «правильных» людей, не доводя дело до суда. «Лента.ру» вспомнила, как развивалось и запрещалось это боевое искусство в СССР и какую роль в спасении карате сыграл Комитет государственной безопасности (КГБ).

Японский стиль

Карате по своей сути — это система самообороны, которая основана на нанесении ударов в жизненно важные точки тела соперника. В общественном сознании с ним связан образ азиата в кимоно, перетянутом поясом. Он стоит на одной ноге, задрав другую к потолку, или легко крушит кирпичи голыми руками.

В современном карате выделяют ученические степени — кю, и мастерские степени — даны. Обычно их по 10. Порядковый номер кю уменьшается с ростом мастерства, а номер дана, наоборот, возрастает. То есть новичку, у которого 10-й кю, по классификации Японской ассоциации карате, придется носить белый пояс. 8-й кю — это пояс желтый, 5-й кю — красный. Когда каратист достигнет последовательно 1-го кю, он наденет темно-коричневый пояс. Потом ему присвоят 1-й дан — он станет мастером и повяжет черный пояс. Цвета поясов в кю могут варьироваться в зависимости от стилей этого боевого искусства, которые отличаются техническими нюансами.

Родиной карате считается японский остров Окинава. Как это боевое искусство возникло, доподлинно неизвестно, но есть мнение, будто с его помощью местные жители вели партизанскую войну против захватчиков с материка. В XIX веке, когда Окинава стала префектурой Японии, карате распространилось по стране. В XX веке оно захватило весь мир — в 1963 году в Чикаго даже прошел чемпионат мира по неофициальному контактному карате. Примерно тогда же, в 60-е и 70-е годы, карате попало в СССР и моментально завоевало сердца тысяч людей.

«Всем стало интересно, что это такое»

«О карате я услышал, когда в школе учился, в 1975 году примерно. Всем стало интересно, что это такое. Мода пошла. Появились фильмы, "Гений дзюдо", например. У нас возраст был подростковый, мы искали себя в жизни. Хотели, конечно, попасть в секцию, но это можно было только по чьей-то рекомендации. Залы заполнялись так, что стоять негде было», — рассказал «Ленте.ру» шеф-инструктор Федерации карате WKC России по стилю фудокан Николай Касаткин.

Он добавил, что, когда карате только стало развиваться, из секций бокса и дзюдо произошел массовый отток. Ведь в карате, в отличие от них, были не только физические нагрузки, но и творчество, а главное — идеология. Поначалу знакомы с ней в достаточной мере не были даже тренеры. Так что большой проблемой стала нехватка хороших инструкторов. «Квалифицированных тренеров не было вообще. Если учителя и были, то только по дзюдо, и то — единицы», — заметил Касаткин.

Тогда в СССР стали приезжать иностранные сенсеи как из Азии, так и из Европы. Известно, что популярностью пользовались болгарские наставники, правда, их профпригодность вызывала и вызывает вопросы. Скорее всего, они просто наживались на неразборчивости советских людей. Кроме болгар, были поляки и голландцы, но самым знаменитым иностранцем-каратистом, который довольно долго жил в СССР и вел тренировки, был японец Тэцуо Сато. Ему доверяли больше остальных во многом из-за происхождения. В Москве у Сато было несколько школ. За годы, проведенные в Союзе, он подготовил не один десяток спортсменов, но особенно прославился тем, что занимался, в том числе, с детьми дипломатов и военнослужащих. Простые же граждане, не отличающиеся талантом и высокими доходами, продолжали работать под руководством отечественных тренеров.

Несмотря на то что поначалу в стране на уровне правительства пытались развивать карате, финансирование оставалось слабым. Все деньги оседали у чиновников Госкомспорта, а инструкторы почти не зарабатывали: максимум, на что можно было рассчитывать, — часть с оплаты абонементов. К радости тренеров, бесплатными занятия не были никогда, но это советских людей не останавливало.

Угроза госбезопасности

Нараставшая популярность карате в СССР со временем стала пугать власть. Группы были просто неуправляемыми, а сенсеи обладали слишком большим авторитетом среди учеников. Люди приходили в секции в попытке найти опору, так как парторги и наставники молодежи с ролью моральных камертонов не очень-то справлялись. Учителя же рассказывали притчи и давали советы. В их присутствии сохранялась такая дисциплина! Мощнее, чем в компартии.

Самым уважаемым человеком в отечественном карате был Алексей Штурмин — глава центральной школы. Он же встал у руля Федерации карате СССР, когда ее создали в попытке хоть как-то урегулировать этот вид спорта. Ничего не получилось: объединить представителей разных стилей карате под одним руководством оказалось плохой идеей. Еще более странной была задумка русифицировать термины. Так, вместо «маваси-гери» предлагалось говорить «высокий боковой удар в голову», что профессионалы принять не смогли. Единственное, что из созданного правительством действительно работало, — это комиссии по лицензированию инструкторов. Хотя, по слухам, эта система быстро стала коррумпированной.

Карате продолжало оставаться стихийным. Считалось, что спортсмены пополняли ряды преступных группировок (хотя известных подтверждений этому нет). Каратисты были реальной силой и, по мнению чиновников, угрозой общественной безопасности.

«Карате — чуждая и враждебная нам идеология»

Чем контролировать — проще запретить. В ноябре 1981 года к статье 219 УК РСФСР «Небрежное хранение огнестрельного оружия» (глава десятая: «Преступления против общественной безопасности, общественного порядка и здоровья населения») появилось примечание — «Незаконное обучение карате». Искать логику в том, что именно к статье 219 ввели пометку «прим.», очевидно, бессмысленно. Новый закон был сформулирован так: «Нарушение установленных правил открытия секций спортивного карате или набора в них граждан, либо обучение в секциях приемам, запрещенным спортивными правилами, а также самовольное, без разрешения соответствующих органов, обучение приемам карате, совершенные после применения административного взыскания за такие же нарушения, — наказываются лишением свободы на срок до двух лет или штрафом до трехсот рублей, а при наличии корыстной заинтересованности штрафом до пятисот рублей».

Те же действия, совершенные лицом, ранее судимым за незаконное обучение карате, либо связанные с получением материальной выгоды в значительных размерах, — наказываются лишением свободы на срок до пяти лет с конфискацией имущества или без таковой.

Статья с практической точки зрения была сырой. Разработчики явно торопились и не предусмотрели сразу несколько моментов. Например, уже из первых трех строчек следует, что обучение карате каралось только в том случае, если у сенсея не было на то официального разрешения. Иными словами, штраф или тюремный срок можно было получить только за ведение подпольных тренировок. Но к 1984 году в СССР уже не было комиссий, которые выдавали соответствующие лицензии, так что законного пути преподавания карате просто не существовало. Кроме того, в тексте документа нет ни слова о наказании за сами занятия — под прицелом оказывались не все каратисты, а только учителя. Получается, что тренироваться и даже проводить спарринги официально не запрещалось. Другой вопрос, что на деле к формулировке закона никто не обращался. Его трактовали как запрет целого явления.

Естественно, к травле каратистов сразу же подключилась печатная пресса — в то время самый мощный рупор государственной идеологии. В ней японское боевое искусство связывали с шовинизмом, а сенсеев окрестили шпионами, вербующими людей и навязывающими им ультраправые взгляды (как в статье «"Монстр" и Пиночет: карате в руках дельцов и политиканов» Александра Евфарестова, опубликованной в журнале «Новое время»). В ход шли самые разные аргументы, порой просто абсурдные. Тот же Евфарестов утверждает, что политическая ориентация карате выражается в том, что черный пояс девятого дана смог получить чилийский диктатор Пиночет.

Немало постаралась и газета «Советский спорт», выпустившая ряд материалов о милитаристской направленности карате. В редакцию поступали письма с вопросами и возражениями, на которые был заготовлен ответ: «Приказ Госкомспорта о запрете карате, на наш взгляд, правильный. Дискуссии по этому поводу газета проводить не намерена».

А в журнале «Человек и закон» (сентябрь 1986 года) была опубликована статья «Никто не хотел убивать?..» В. Стрелкова, где прямо сказано: «Карате — чуждая и враждебная нам идеология, утверждающая власть кулака, культ жестокости, закон джунглей. А одна из важнейших задач карате — воспитание нерассуждающего, слепо преданного учителю-сенсею жестокого человека, которому можно поручить все, даже убийство».

«В годы запрета ко мне просились в ученики»

В КГБ был создан спецотдел, который должен был заниматься поимкой каратистов. Правда, его работа была неэффективной. Да, собственники залов боялись сдавать помещения в аренду, но это не стало большой проблемой. От кагэбэшников, по рассказам самих бывших спортсменов, просто прятались в лесах и парках. Нередко тренировки устраивались в вестибюлях школ, причем, как правило, в темноте. Карате обрастало мифами и легендами, отчего становилось еще более притягательным.

Кроме смены мест тренировок, для перестраховки спортсмены вычеркнули слово карате из своего словаря. Называли его как угодно: самбо, вольная борьба, но чаще всего — рукопашный бой, который был не просто разрешен, но и официально введен в программу обучения военных в середине 1980-х (особо крупные потери в Афганской войне в 1985-1986 годах привели к пересмотру системы физической подготовки в Советской армии — прим. «Ленты.ру»).

«В 1982 году я в военное училище поступил, окончил в 1986-м. И все это время мы там повторяли азы карате. Удары руками, ногами, устраивали спарринги. Там все было тайно, чтобы командиры не узнали. У нас спрашивали: "Что это такое?" А мы отвечали: "Да это обыкновенный рукопашный бой"», — подтвердил Касаткин. Маскировать карате под другие единоборства было оправданно. Дело в том, что в основе всех них лежат приемы из карате, в частности ударная техника. То есть дилетанту отличить каратиста от бойца или самбиста было непросто, тем более что от кимоно спортсмены отказались.

При этом офицеры КГБ имели наметанный глаз. Все потому, что сами они охотно тренировались, несмотря на запрет. Более того, покрывали своих сенсеев, и те спокойно продолжали вести группы. Таким тренером был, например, Евгений Галицын — первый каратист в Ленинграде, получивший черный пояс. С 1979 по 1984 год он возглавлял сборную города, что сделало его одним из самых авторитетных наставников в стране. По словам Галицына, запрет он пережил безболезненно. «Я вообще считаю, что во многом слухи о жесткости запрета сильно преувеличены. Например, официально аренду залов для занятий карате запретили, но многим удавалось договариваться. У меня и вовсе был свой спортзал, где можно было спокойно заниматься», — рассказал он «Ленте.ру».

Галицын подтвердил, что люди из спецслужб во время запрета ходили на занятия на постоянной основе: «Они и решали все эти вопросы. Дело в том, что если ты обучал детей нужных родителей, то такие родители, в погонах или высоких чинах, делали все, что требовалось. Так что во времена запрета ко мне даже просились в ученики. Я ведь был не типичный подпольный сенсей, а преподаватель военных вузов, работавший на Министерство обороны СССР. Меня отлично знали и в органах, и в армии, и в обкоме, знали, чему и как я учу», — заключил тренер.

Выйти на «правильных» людей тем не менее удавалось не всем. Не обошлось без показательного процесса: единственным осужденным по статье 219 прим. стал известный каратист и мастер кунг-фу Валерий Гусев. «Лента.ру» встретилась с ним и узнала, как карате привело его к четырем годам на Колыме и почему в КГБ выбрали именно его.

Сейчас Гусеву 68 лет, и он продолжает практиковать в небольшой собственной школе.

Познать карате

Просторный зал с окнами под потолком и зеркалами. Гусев, одетый в черное кимоно, дает двоим каратистам домашнее задание. Им нужно прочесть главы из книги, в которой, очевидно, излагается философия карате. Выслушав, они прощаются и выходят за дверь. Остаемся одни, и Гусев приглашает присесть.

— Узнал о карате, как и все: начитавшись книжек, где были описаны некоторые приемы, насмотревшись фильмов, которые показывали на каждом углу. Только это все было ложным. Мы хотели учиться боевой технике в сочетании с духовным развитием. А нам давали либо спорт, либо тупой мордобой.

Несмотря на то что вопросов к карате уже тогда было больше, чем ответов, Гусев быстро втянулся в процесс. Юноша делал большие успехи и как один из самых талантливых отечественных каратистов получил возможность брать уроки у японца Сато. Это впоследствии позволило ему заняться подготовкой инструкторов. Так удавалось зарабатывать, но деньги Гусева никогда особо не привлекали. Главным оставалась возможность познавать карате, и в поиске истины пришлось провести долгие годы. Они выпали, в том числе, и на время запрета.

— Когда ввели запрет, я, конечно, продолжил заниматься. А как можно запретить человеку дышать? Но люди боялись и, наверное, правильно делали. Могли же запросто настучать, арестовать, переписать. Так и нас один раз переписали, а мне вынесли первое предупреждение. Причем это менты меня подставили. Попросили, чтобы я у них занятия проводил, а за это мне якобы разрешалось иметь других учеников. Однажды менты не пришли на занятие, а мои — пришли. А еще пришли кагэбэшники. Мне выписали штраф. Сказали, что будут всех хватать, всех сажать.

В КГБ знали, что Гусев не просто каратист, а очень одаренный сенсей, который может быть полезен. Впрочем, полезные граждане быстро превращались во врагов народа, если отказывались сотрудничать.

— Вести тренировки предлагали не только менты, но и сами кагэбэшники. Приехали как-то ко мне два прапорщика. Сидели, выпивали. Я им отказал, а вскоре после этого меня арестовали. Подумайте, зачем карате учить агента? Ему оно на фиг не нужно, у него же есть пистолет. Но если бы я согласился, все было бы хорошо, работал бы у них.

Одинокий сенсей

Раз появилась статья, значит, по ней должны кого-то осудить. Гусев после отказа сотрудничать со спецслужбами на роль обвиняемого стал подходить идеально. Тем более что за тренировки он брал деньги, 10 рублей в месяц с человека, то есть «получал выгоду». В 1983-м за ним пришли.

«Я в то время поступил в институт физкультуры в Малаховке на дневное. А вечером тренировки были в лесопарке в Кузьминках. Вернулся как-то с занятия домой, а к ночи ближе они приехали. Сказали, статья у тебя такая-то. Я откорячивался, но бесполезно», — момент задержания Гусев помнит в деталях. Интересно, что, кроме статьи 219 прим., ему вменили еще одну статью — 218-ю («Незаконное ношение, хранение, приобретение, изготовление или сбыт оружия, боевых припасов или взрывчатых веществ» — прим. «Ленты.ру»). Виной тому инцидент, произошедший за год до ареста.

«Это из-за оружия нашего. Вообще, его не было в перечне запрещенного, оно же спортивное. Хотя по факту, конечно, боевое. Я как-то поехал в Ригу на что-то вроде мастер-класса и повез с собой японский клинок. Даже не повез, а транспортировал. Он был зашит, упакован, но ко мне все равно пристали. Сидел в зале ожидания, подошел мент и заставил пройти с ним. Тогда получилось отмазаться, а на суде припомнили. Официально мне дали не пять лет, а четыре, но еще год прибавили за 218-ю. Это было неправомерно, ведь у нас нет суммирования сроков. Но разве я мог возразить?» — поясняет каратист. «Спорить было бесполезно, кагэбэшники — конченые козлы. Не все, а те, кто в специальном отделе, который каратистами занимался. Туда вообще согнали недоучек, недоумков, всю шваль, которая ни на что больше не годится. Когда карате снова разрешили, они все остались без работы», — отметил он.

Следствие затягивалось. В «Матросской Тишине» Гусеву пришлось провести восемь месяцев: «Они собирали всех моих учеников. Я вот ездил в Тбилиси, там проводил занятия. Так они оттуда людей привезли. Под Ташкентом как-то отдыхал, со мной местные пробовали заниматься. И их притащили. Одного даже из армии из Афганистана достали для показаний. Занимался у меня еще один парень из семьи дипломатов. Он МГИМО только окончил, должен был в Новую Зеландию лететь. Ему сказали: "Хочешь ехать, рассказывай". Но это ничего, самое неприятное, что многие из моих учеников были детьми. Их допрашивали по ночам без родителей — закон нарушался. Они на этих допросах все написали против меня, а на суде все отказались.

«На зоне я был только через год. Я ехал не спецэтапом, как нормальные люди. Доехал до Свердловска, там неделю в карцере. Потом до Новосибирска, там три недели. Иркутск, еще три недели. Хабаровск, потом на самолет и в Магадан. А там и Колыма», — при воспоминании о лагере выражение лица Гусева не меняется — как было спокойным, так и осталось. Еще и улыбка появилась.

Спрашиваю, почему так? Колыма ведь не курорт. Объясняет: плохо там не было, и карате заниматься не запрещали. «Я работал раскройщиком рукавиц и мешочков. Там, конечно, минус 60, но мне ничего, я же не лес валил. К тому же было карате. Заниматься было не страшно. Дальше Колымы не пошлют — я уже здесь». Единственное, чего недоставало, замечает Гусев, — спарринг-партнеров на зоне, «контингент был несоответствующий».

В 1988-м каратист вернулся в Москву. Запрет еще действовал, хотя послабления уже были, и Гусеву предложили должность в федерации ушу. Некоторое время он сотрудничал с ней, но вскоре понял, что это не его. В 1989-м единоборство наконец легализовали — осознали бессмысленность и абсурдность запрета. Возобновила работу Федерация карате СССР, но и туда некогда опальный сенсей работать не пошел.

Все потому, что Гусев был и остается одним из немногих проповедников традиционного боевого искусства. Он не считает карате спортом и вообще придерживается несколько радикальных взглядов: «Спортивное карате — это шоу и зарабатывание денег. Вот выходят они на татами и начинают скакать как козлы. Ударил, промахнулся, упал — судья бой остановил, топтать спортсмена не разрешается. А реальное карате — это боевая дисциплина. Она нужна, чтобы за кратчайшее время разрешить конфликт в свою пользу. Как? Нейтрализовать противника, искалечить, если надо — убить».

Мнение Гусева непопулярно, и в среде каратистов он настоящий отшельник. Занимается для себя, не любит, когда его называют учителем или сенсеем, а учеников считает партнерами, а не последователями. Его карате существует параллельно с единоборством, которое преподают в секциях и показывают в боевиках.

***

Несмотря на то что во время запрета спортсмены находили возможность не терять навыки, о развитии карате речи не шло. В 1990-е и вовсе стало не до него, а в начале нулевых оно затерялось в разнообразии единоборств: поддержку вновь получили дзюдо и самбо, популярность стали набирать тхэквондо и разные виды борьбы. Вернуть былую популярность карате в нашей стране было уже не суждено.