В феврале исторический флагман отечественного рока — «Машина времени» — начинает многомесячный гастрольный тур, посвященный собственному пятидесятилетию. О хождении во власть, проблемах с мозгами и лайках в соцсетях, а также о ситуации, в которую мы попали в последние годы, с бессменным лидером команды Андреем Макаревичем пообщался корреспондент «Ленты.ру» Михаил Марголис.
«Лента.ру»: До такого возраста, кроме «Машины», пока не добралась ни одна российская группа. Не фантазировал на тему, как максимально нестандартно отметить юбилей?
Андрей Макаревич: Как ни печально, все, что с этим связано, достаточно банально. По-другому не получается. Публика ждет концертов с хитовой программой. Значит, надо ее делать и ехать в тур. Выпустить какую-то антологию. Это было не раз и большого энтузиазма у меня не вызывает. Но я чувствую обязанность отблагодарить наших верных поклонников, которые столько лет нас слушают и, кстати говоря, кормят. В принципе, на юбилеях у нас все уже было. Дважды играли на Красной площади, однажды — на территории Лужников. И «Олимпийский» был, и Тушинский аэродром (хотя и не в связи с круглой датой). Можно сыграть на Луне, например. Но это очень дорого. И никому не нужно. И на Северном полюсе не нужно.
У музыкантов с полувековым стажем выступлений на крупных площадках в определенный момент обязательно возникает дилемма: не пора ли откланяться? Ты веришь, что чутье вам подскажет, когда завершить историю «МВ»?
Мне кажется, это вопрос вкуса. Не только чутье, но еще какие-то умозаключения, наблюдения, выводы. Я очень мало сплю. У меня одна из самых сложных форм бессонницы — работа мозга не останавливается. Поэтому есть время обо всем подумать. И прийти к каким-то решениями или предложениям.
Майк Науменко пел: «Есть время подумать, но я боюсь своих дум...»
Я не боюсь своих дум.
Для московского концерта тура выбран стадион «Открытие Арена». Это потому, что он новый — и там «Машина» еще не играла?
Такой вариант предложил Саша Кутиков. У меня принципиальных возражений не было. Лето, современный стадион, нормально расположенный. Единственное, я бы, может, выбрал площадку поменьше. Не из-за опасений, что «Открытие» не заполнится. Просто мне кажется, для такого события лучше, чтобы многие мечтали на него попасть и не всем удалось, чем так: все пришли — и еще сто мест свободных осталось.
В начале февраля ты поучаствовал в заседании нового состава Экспертного совета Госдумы по культуре, куда (для некоторых неожиданно) согласился войти. И как впечатление?
Компания собралась достойная. Во всяком случае, я всех этих людей знаю и почти всех очень уважаю. Калягин, Миронов, Хотиненко, Урсуляк, Сельянов, Шумаков, Толстой Владимир Ильич от администрации президента… Дело в том, что готовится закон о культуре, и Елена Ямпольская захотела, чтобы мы в этом участвовали. Обсуждались актуальные вопросы: попытки ограничить интернет, борьба с рэперами, позиционирование отечественного кино по отношению к Западу. Многие же хотят в данной сфере какого-то квотирования.
Нашел союзников?
Я был солидарен почти со всеми. Например, нужны ли худсоветы? Конечно, нет. Насчет квот в кино — надо думать. Но не как квотировать, а как поддерживать.
Тебя послушать, так покажется, что новый Совет по культуре — просто либеральное гнездо под сенью Кремля.
Абсолютно. И если из того, о чем мы говорили, хотя бы десятая часть реализуется, я уже порадуюсь, что не зря потратил свое время.
Однажды ты уже состоял в Совете по культуре при президенте, а потом еще получал приглашение войти в аналогичный Совет при московском правительстве, и сам же говорил, что смысла в этом мало, ибо у подобных структур фактически никаких полномочий.
В президентском Совете по культуре я был давно, когда мы жили в другой стране. Сейчас новый Совет. И Ямпольская, которая его собрала, и Толстой, который присутствовал на заседании, очень надеются, что это все не для красоты. Что ж, попробуем еще раз.
Одна из новых песен «МВ» заканчивается ернической фразой: «В королевском дворце культуры выдают кренделя и мед только тем, кто полезные песни народу поет».
А я денег у власти не прошу. И, к слову, на заседании Совета, отвечая на вопрос, что делать с молодежной культурой, сказал: вы им не мешайте. Помогать не надо, они сами справятся. Только не мешайте. Уберите от них ментов, вообще не позволяйте ментам вмешиваться в вопросы культуры. И весь Совет это тут же поддержал.
Ты понимаешь, что обязательно появятся реплики, где люди скажут: смотрите, «МВ» надо хорошо отметить 50-летие — и Макар вписался в сервильную историю?
Пусть идут на хер. Еще мне не хватало ориентироваться на такие высказывания. Меня это вообще не интересует!
Честно говоря, любопытно. Я давно знаю главу Совета, в который ты сейчас входишь, и, скажем так, в ваших с Еленой Ямпольской идеологических установках нахожу мало общего.
Мне это неважно. Я ведь не жениться на ней пришел. Раньше я ее не знал, а на первом заседании Совета она говорила правильные вещи. У меня нет оснований ей не верить. Этот состав Совета меня устраивает гораздо больше того, в который я входил раньше. Я делаю то, что считаю нужным, что не идет вразрез с моими представлениями о «хорошо» и «плохо». И меня не волнует, кто там что обо мне думал и предполагал.
Мы ужасаемся деятельности нашей Думы, не вставая с дивана. Ах, что они творят, какие они кретины, что за бредовый закон опять приняли?! А тут тебе предлагается как-то на это повлиять. Ты приходишь и видишь, что действительно — к тебе относятся серьезно. Значит, если есть возможность, используя мой ресурс, поменять что-то в лучшую сторону, я потрачу на это силы и время.
Скажем, пора прекращать идиотизм с возрастной маркировкой произведений и концертов: «6+», «12+»… Я понимаю, что это пустяк по сравнению с глобальными вещами, которые вокруг происходят. Но хотя бы этот бред убрать из повседневной жизни — уже немножко светлее станет пространство.
Допускаю, что возникнет ситуация, когда тебе как участнику думского Совета предложат поддержать какую-то петицию по теме, на которую твой взгляд отличается от официального. Скажем, возникнет некий вопрос, касающийся Украины.
Не думаю, что Совет по культуре будет заниматься российско-украинскими взаимоотношениями. Хотя если речь пойдет (рассуждаю гипотетически) о каких-то украинских художниках, музыкантах, режиссерах, писателях — это наша тема.
Например, об Олеге Сенцове?
Возможно, о Сенцове. Тогда я, как и прежде, скажу, что сидит он совершенно неадекватно содеянному.
А если Хотиненко и Толстой с двух сторон начнут тебя дергать за рукава и просить: «Андрей, ну давай не обострять…»?
Не будут дергать. Мы можем на какие-то вещи, политические в том числе, смотреть под разным углом. Но, как ни странно, когда говорим о культуре — во мнениях сходимся. Для меня это важно. Будучи врагом всяческих запретов, я тем не менее сам попросил об одном запрете: давайте запретим орать по телевизору. Запретим орать одновременно нескольким выступающим, потому что это просто калечит психику людей. Прости меня, но вообще 80 процентов населения земли — идиоты. Надо это принять как данность.
Тебе, конечно, скажут: а ты-то из оставшихся 20 процентов?
Да, себя я зачислил в эти оставшиеся двадцать.
«Машина времени» и ты со своими проектами продолжаете стабильно гастролировать на Украине. В вашем юбилейном туре тоже туда поедете. Но вдруг к тебе подойдут на следующем заседании Совета и попросят: «Андрей, мы бы хотели, чтобы вы воздержались от украинских гастролей».
Отвечу: простите, а какое ваше дело? Ездили и еще поедем. Это мы сами решаем.
Когда-то ты писал открытые письма президенту и публиковал их в прессе. Реально ждал ответа?
Нет, конечно. Обращался таким образом к людям. Делал то, что считал нужным. Если я вижу проблемы, которые должен решать глава государства, я обращаюсь именно к нему. И хочу, чтобы все видели, что я к нему обращаюсь. Потому что в стране есть проблемы, которые не решаются. Для меня это — не азиатчина. Я не челобитную подавал, не прошение. И вообще — не за себя старался.
Теперь эту идею оставил?
Ну, сколько можно! Ситуация все время меняется. Сейчас это уже бессмысленно. Есть другие возможности доносить свое мнение до граждан. У меня около 300 тысяч подписчиков в соцсетях. Это большое количество людей. Поэтому если я что-то хочу сказать — говорю там.
А в ответ тебе, кроме слов поддержки, еще и всякая грязь льется.
И что? Ты утром проснулся, зашел на свою страницу в соцсети, прочел там три хамских реплики и подумал, что весь мир тебя обосрал? А это просто три бота, три говенных бота. И о чем мы говорим? Я на это никогда не обращаю внимания. Кто там за меня, кто — против. Я не кандидат в президенты, мне не нужен электорат. Я вижу, что сегодня меня читают и ставят лайки гораздо больше людей, чем два года назад. Из чего делаю вывод, что два года назад, к сожалению, я был прав. Благодаря чудовищным ошибкам нашей власти мы попали в говно, в котором сейчас сидим. И люди это начинают понимать.
Попадалось ли тебе в сегодняшней литературе что-то очень созвучное времени, которое мы сейчас переживаем?
Потрясающие стихи пишет Александр Кабанов. Пытаюсь добиться выхода его книжки в России, с моей графикой. Надеюсь, это произойдет. Просто великий поэт. Его сочинения стали для меня серьезным потрясением.
Чехов, Гоголь, Салтыков-Щедрин — кто ныне наиболее актуален?
Салтыков-Щедрин, безусловно.
Галич, Окуджава или Высоцкий?
Галич, хотя… Для меня и Окуджава не ушел в ретро. Он писал о вечном. А Галич о вещах совершенно конкретных. Просто эти вещи начинают снова происходить. Так сложились обстоятельства. А Высоцкий делал человеческие зарисовки. Это тоже не стареет. Люди-то не меняются в каких-то главных своих проявлениях.
В свое время ты произнес в публичном пространстве фразу: «Этот народ, видимо, уже не спасти». Согласен с ней сейчас?
Согласен более, чем тогда. Вообще говоря, я никого не собираюсь спасать. Хотя у русской интеллигенции есть эта странная тенденция — все время кого-то спасать. Причем, как правило, тех, кто совершенно не желает, чтобы его спасали. А в этой фразе я подразумевал, что народ оказался гораздо более внушаем, чем я предполагал. Гораздо более невежественным, агрессивным, падким на то, что я считаю мерзостью.
Неужели для тебя это стало открытием?
Стало. Когда ты на протяжении долгого времени окружен хорошими людьми, возникает иллюзия, что и до горизонта плотными кругами стоят такие же люди. А это совсем не так. И круг этих хороших людей может быть достаточно тонок. Теоретически мне это известно. Но мы же обманываться рады. Мы хотим выдавать желаемое за действительное. Хотим приблизить хорошее.