На Берлинском фестивале показали новое кино Стивена Содерберга «Не в себе» — один из лучших режиссеров мира не просто продемонстрировал очередной жанровый мастер-класс, но и полностью снял его на айфон. Экспериментирует с формой и показанная в конкурсе секс-драма Адины Пинтилие «Не прикасайся» — но куда менее успешно.
Стивен Содерберг, стоило ему объявить о возвращении в кинорежиссуру после пятилетней паузы (заполненной не то, чтобы бездельем — за это время вышли, например, два сезона прекрасной «Больницы Никербокер»), тут же начал выходить на космические скорости. Только прошлым летом в кино вышел подрывной фильм-ограбление «Удача Логана», за осень и зиму появились сразу три спродюсированных Содербергом сериала: второй сезон «Девушки по вызову», феминистский вестерн «Забытые Богом» и интерактивный детектив «Мозаика» — причем в последний автором заложена возможность взаимодействия со зрителями с помощью приложения для смартфонов. После такого шага не должна бы удивлять и новая содерберговская новация: свой следующий фильм «Не в себе», показанный в главной программе Берлинале (правда, вне конкурса), оказался уже полностью снят на айфон.
Характерно, что в визуальном плане такой технологический дауншифтинг никак не сказывается — неосведомленный зритель может и вовсе не заметить разницы между кадрами из «Не в себе» и любого снятого на современные цифровые камеры фильма. Заметно, впрочем, какую свободу айфон дает Содербергу в том, что касается построения мизансцен: в развивающемся в основном в замкнутых, тесных помещениях триллере камера часто кружит вокруг персонажей, взмывает под потолок или, наоборот, под кушетку, так или иначе работая на создание клаустрофобной, удушающей, казенной атмосферы. Увязывается использование айфона и с двигающим основную интригу сюжетным мотивом: главную героиню, тридцатилетнюю Сойер (Клэр Фой), преследует сталкер. Именно из-за него она уехала из родного Бостона и теперь вынуждена осваиваться в Филадельфии, где у нее нет ни родных, ни друзей. Именно из-за него у нее теперь проблемы в личной жизни и приступы паники, которые подталкивают девушку на поход к психотерапевту. Большая, как выясняется, ошибка — стоит Сойер вскользь признаться в суицидальных мыслях и не глядя подписать «чистую формальность», как она оказывается в наполненном вполне натуральными сумасшедшими стационаре частной клиники. Причем выпускать ее — на первый взгляд, вполне адекватную — на волю врачи и санитары почему-то не спешат.
Кадр: фильм «Не в себе»
Режиссер, в свою очередь, не торопится прояснять типичную в этом жанре неопределенность относительно главной героини — Сойер, у которой случаются некоторые помутнения разума, выступает в классическом амплуа ненадежного рассказчика. При этом сюжет закручен достаточно плотно, чтобы этот вопрос не выходил на первый план, — уступая внимание сначала насущным проблемам выживания героини в дурдоме, а затем натуральному психологическому хоррору, который начинается с появлением в истории одного неожиданного персонажа. Содерберг как будто бы не ставит перед собой особенно амбициозных задач, не стремится ни к какому серьезному высказыванию — то есть оперирует строго в рамках жанра, чистого кинематографического развлечения. На деле его мастерство в работе с канонами жанра и его механикой вместе со знанием традиционных для историй о попадании в психлечебницу мотивов — а значит, и умением предугадать и обмануть зрительские ожидания — оказывается таким, что более глубокие, будь то социальные или общечеловеческие правды (например, внятная критика злоупотреблений медицинской индустрии) проступают сквозь ткань истории естественно. В итоге «Не в себе» складывается в, пожалуй, самую энергичную отповедь концепту безумия как инструменту массового контроля со времен «Шокового коридора» Сэма Фуллера — у которого Содерберг, к слову, позаимствовал сюжетную линию с журналистом, ради материала соглашающимся на стационар в лечебницу.
Четкости содерберговского формализма, пожалуй, мог бы позавидовать также показанный в основной секции Берлинале фильм румынки Адины Пинтилие «Не прикасайся». Давно живущая за пределами родины и снимающая на английском Пинтилие исследует тему подавленной сексуальности во всем ее многообразии. При этом объектами интереса здесь выступают не персонажи, но живые люди: пятидесятилетняя женщина, для которой невыносимы любые прикосновения посторонних, недавно брошенный девушкой тридцатилетний мужчина и еще несколько человек. Они разыгрывают постановочные сценки разной степени интимности (некоторые вполне могут смутить неподготовленного зрителя), но еще откровеннее раскрываются в разговорах с режиссером. А режиссеру, учитывая, какого телесного и душевного обнажения она просит от своих героев, не остается ничего, кроме как и самой войти в кадр, начав говорить уже о собственных проблемах с принятием себя, своего тела и особенностей его сексуальной настройки.
Кадр: фильм «Не прикасайся»
Смелость, с которой герои Пинтилие изживают на экране своих демонов, заслуживает уважения — и, конечно, представляет определенный человековедческий интерес. Другое дело, что при всей открытости этих людей камере и при всей универсальности их проблем (а также при двухчасовом хронометраже) «Не прикасайся» остается зрелищем довольно поверхностным, скорее кунсткамерой, чем полноценным музеем сексуальности. Почему? Очевидно, дело в том способе разговора, который выбирает Пинтилие, — неслучайно подлинной драмой ее фильм наполняется, только когда в нем звучат ее собственные признания (готовность пуститься в которые, повторюсь, заслуживает уважения). Проблемный характер отношений автора с собственной темой ведет и к подавленности режиссуры: тот откровенный и интимный диалог, который заводит Пинтилие, осуществляется посредством стерильных кадров и мизансцен, при отсутствии намека на иронию или оригинальность постановки. Такое банальное решение небанальных, сложных человеческих историй в итоге не только утомляет, но и провоцирует противоположное авторским желание — наконец, увидеть фильм, посвященный проблемам не тех, кто только разбирается со своей сексуальностью, а тех, кто уже успел ее раскрыть.