В прокат вышли «Очень плохие девчонки» — редкий заход Скарлетт Йоханссон на территорию комедии, причем бесстыже чествующей право юмора быть вульгарным. Не боятся идти против течения и другие премьеры недели, будь то французская эпопея о любви филологов или немецкая сатира на хипстеризацию левых идей.
«Очень плохие девчонки» (Rough Night)
Режиссер — Люсия Аньелло
Зак Галифианакис пробует себя в драматических амплуа, но его дело живо и не думает погибать, хотя даже российские прокатчики американских комедий исчерпали запас креативно локализованных названий, обыгрывающих слова «Мальчишник» и «Девичник». Так что комедия Люсии Аньелло, до этого снявшей почти все лучшие серии культового ситкома о двух безалаберных, но увлекающихся (например, травой или мечтами о богемной жизни) бруклинских подружках, хоть и живописует суровую — особенно для ревнителей морали на киноэкране — ночку для провожающей подругу под венец женской компании, у нас обойдется вяло осуждающей героинь характеристикой «Очень плохие девчонки». Но ни собравшаяся на днях пойти не только под венец, но и в сенат штата красотка-либералка Джесс (Скарлетт Йоханссон), ни ее ближайшие подруги ничем не заслужили безапелляционного «очень», да и определить, чем эта четверка успешных, видных, самодостаточных девушек плоха, сможет только безнадежный мизантроп: характерных для всех людей планеты капризов, закидонов и страхов, которым они здесь поддаются, явно недостаточно.
Собственно говоря, суровая ночка поджидает эту приехавшую в Майами на девичник компанию, дополненную личной гостьей невесты из-за границы — чудачкой со смешным акцентом и именем Пиппа (Кейт Маккиннон), ровно из-за их чрезмерной положительности. Хорошие девчонки отчаянно жаждут расслабиться и отвлечься каждая от своих проблем. Перелом в ситуацию внесет кокаин, случайно купленный самой решительной из подруг невесты в туалете. Неопытность по части гедонизма и пороков быстро приведет к неожиданным последствиям — нечаянному убийству стриптизера, после которого скольжение подруг в бездну сального юмора на наболевшие темы. Впрочем, девичник на то и девичник, чтобы даже самое отчаянное знакомство с аморальной изнанкой жизни обернулось чувством вины, раскаянием, а то и парой жизненных уроков. Аньелло и ее сценаристов этот шаблон вовсе не смущает — как бы ни уступал слащавый финал во славу феномена женской дружбы по бойкости и концентрации юмора предыдущим.
Склонность время от времени уводить комедию к удобному, лежащему под авторской рукой клише — будь то дежурная погоня или копеечная мораль вместо финала, проявляется в «Очень плохих девчонках» несколько раз, но, пожалуй, отвращает от фильма не больше, чем традиционно отравляющий немало шуток русский дубляж. Впрочем, даже и в таком, не добивающемся стройности сюжета и толком не стремящемся прорваться от юмора лобового на уровень абсурда — туда, где в фильмах других комиков, не боящихся быть пошлыми (например, Уилла Феррелла), похабная шутка может на глазах стать мостиком, открывающим ключ к блестящей и морально безупречной юмореске. Амбиции «Девчонок» туда не простираются: это кино вполне удовлетворяется тем, что довольно долго не сбавляет плотности гэгов и острот, причем беззастенчиво направленных в зоны ниже пояса. Конечно, в этой бомбежке зрителя сценами девичьего позора на публике и друг с другом, шутками об импотенции и курьезными опытами женской мастурбации, элементами пантомимы и соло-бенефисами Маккиннон процент удачных попаданий все время скачет, но, на счастье фильма, обаяние его актрис от Йоханссон до Зои Кравиц таково, что может искупить даже неуклюжие попытки сценаристов все-таки высказать шуточно сомнительную веру в то, что девичники девичниками, а с фаллосом жизнь женщины будет лучше.
«Самокритика буржуазного пса» (Selbstkritik eines buergerlichen Hundes)
Режиссер — Юлиан Радльмайер
Кто такой Юлиан Радльмайер? Берлинский режиссер до недавнего времени мог похвастать парой поездивших по кинофестивалям средних метров о том, как смехотворно большие благородные идеи мутируют в современных европейских мозгах, окисляясь под действием то ошметков пропаганды павших идеологических структур, то случайных отголосков религиозного опыта. Зрителя своего нового фильма он заставит задаться этим вопросом заново — хотя бы потому что поисками ответа на него он явно интересуется и сам. «Самокритику буржуазного пса» Юлиан Радльмайер-режиссер снимает с Юлианом Радльмайером-актером в главной роли — играет тот, конечно, Юлиана Радльмайера-персонажа, который тоже, если приходится представляться, называет себя режиссером. Более того, если собеседник — симпатичная интеллектуалка, Юлиан может рассказать, над чем сейчас работает: это основанная на собственных полевых исследованиях фантазия о том, как мечту об идеальной, справедливой для всех утопии коммунизма попробовали воплотить занятые на провинциальной яблочной ферме сезонные рабочие — в основном пролетарии, маргиналы, бесправные мигранты со всей Европы.
«Бездари, в ваши годы я познавал жизнь тем, что все время трахался и работал на фабрике. Так вот усвойте, рабочие — самые большие фашисты», — истеричным рыком раскритикует прожекты Радльмайера и его бывших сокурсников их ментор — успешный деятель современного искусства. Но ехать на яблочную ферму Юлиану все равно придется — собирать не утопию для кучки гастарбайтеров, а яблоки, иначе могут лишить пособия по безработице, на которое предстающий на экране лодырем, рохлей и хипстером-профаном Радльмайер живет на самом деле. Другое дело, что когда «Самокритика» переместится из усугубляющих жалкое бытие Радльмайера-персонажа богемных берлинских интерьеров на природу, в яблоневые рощи фермерских реалий, призрак общественной утопии в миниатюре действительно замаячит в воздухе — даром, что ли, почти все нечаянные и невольные пролетарии на сборке фруктов большими идеями об устройстве лучшей жизни увлечены и без горе-режиссера, пополнившего их ряды, а то и вовсе олицетворяют разные стратегии претворения своих идей в жизнь. Пожилой кореец, лишенный иллюзий, но сохранивший веру в красоту идеалов коммунизма. Молодой оппортунист в кепочке, как большинство немцев в возрасте от 20 до 30 готовый поддержать любого, кто утвердит авторитет. Предприимчивый и дерзкий, пахнущий криминалом грузин Зураб, на словах верный адепт дикого капитализма, но в общении с окружающими уже тоталитарно дающий одного узнаваемого земляка-диктатора. Американка, открытая всем новым идеям и приехавшая сюда не зарабатывать, но помогать Радльмайеру с его предполагаемым кино — и продолжать отвергать его робкие ухаживания.
Радльмайер настоящий — не самоуничижительно ноющий на экране «Самокритики», а проявляющий себя как автор этого фильма, впрочем, чем-чем, а робостью точно не отличается. Понятно, что иерархию режиссер-актер-персонаж он ломает сразу же, пользуясь собственной доведенной до карикатуры персоной довольно типичного для Берлина молодого деятеля богемы, которому подтвердить собственные таланты и амбиции нечем, а знания его о философии, истории и психологии масс при столкновении с реальным миром обернутся смехотворными фантомами. Что ж, такое последовательное ниспровержение своего образа в этом фильме Радльмайеру развязывает руки для того, чтобы если не перенести опыт собственной никчемности на целое поколение или класс, то как минимум генерировать достаточно материала для довольно смешной абсурдистской притчи с несколькими внятными тезисами: коммунизм нужно строить без коммунистов; пролетарий не столько фашист, сколько наивный дурак; святой Франциск сегодня угодил бы за решетку. А самое главное — утверждающий солидарность с угнетенными режиссер из Берлина, пес этакий, первым же предаст товарищей или из бытового удобства, или чтобы кино в Венецию взяли.
Оставляет фильм без ответа и логичный вопрос об авторском отношении даже не к вековым утопическим идеям или их жалкой жизни после смерти в умах уставших и доверчивых масс, а к тем людям, кто и сейчас скован ложью идеологии или законом рынка, зажат в тупике классовой безвыходности или просто батрачит на сезонных работах, не оставляя сил на вечерний променад с томиком не то что Маркса, а даже Гейне, и уж точно не имея шанса вдруг получить спасительный грант. С другой стороны, точно ли современный хипстер устроен и защищен в этом мире лучше пролетария столетней давности? Во всяком случае, собственное хипстерство и формализм без базы Радльмайер успевает высмеять первым, задолго до финальных титров. В сущности, уже в названии. А еще ему теперь всегда будет чем козырнуть, когда захочется продлить разговор с симпатичными интеллектуалками.
«Он и она» (Mr & Mme Adelman)
Режиссер — Николя Бедос
Описанный нами выше Радльмайер в своем фильме показательно стирает границы, разделяющие автора, рассказчика истории посредством кино, и действующими в созданном им мире персонажами, то есть обнажает собственный частный опыт и мироощущение, пока оно не начинает под взором камеры трансформироваться, накапливать вымысел, становиться искусством. Француз Николя Бедос, популярный комик, который теперь дебютировал и в режиссуре, так далеко идти не рискует, но на определенном уровне тоже вводит в свой первый фильм элементы собственной жизни, насыщает вымышленный сюжет одолженными у реальности чувствами, тактильностью, растянутым во времени опытом взаимодействия с другим человеком. Дело в том, что Бедос не только поставил фильм «Он и она» как режиссер. Сценарий он написал в соавторстве со своей женой, актрисой Дорией Тилье. Они же сами сыграли главные роли: двоих влюбленных, отношения которых продлятся почти полвека и успеют пережить почти столь же радикальные трансформации, какие производит с лицами Бедоса и Тилье возрастной грим.
Но сколь бы органично ни сосуществовали в кадре супруги Бедос и Тилье, вымысел, оформленный в последовательную историю, все равно оказывается сильнее той прививки реальности, которую делают авторы, передавая часть тепла собственных отношений влюбленным персонажам. При этом «Он и она» начинается вообще-то с похорон главного героя. Его вдова заводит с биографом мужа рассказ об их знакомстве, то есть предстающая затем в фильме история полувекового по продолжительности романа оказывается еще и помещена Бедосом в рамку рассказа-воспоминания. Этот прием, по идее, должен упростить восприятие основной линии и зрителю, но в сущности режиссер упрощает работу себе, структурируя историю, но утяжеляя, обедняя сам фильм. Да, затем Бедос переходит к довольно элегантной и подкупающе откровенной истории зарождения любви: в 1971-м Виктор скорее называл себя писателем, чем по-настоящему был им (например, подражал Камю, а не искал свой язык), а утешался, рефлексируя на приеме у психоаналитика насчет особенностей своей физиологии. Случайная встреча в сигаретном дыму ночного клуба — и вот Сара, интеллектуалка, красавица, аспирантка литературоведения станет для писателя сначала случайной любовницей, затем увлечением, а потом сама полюбит его так сильно, что увернуться от настоящей любви Виктор уже не сможет. Да так, что возьмет себе ее фамилию — Адельман, и именно под ней прославится, запуская долгий цикл отношений двоих ближайших друг другу людей, которым придется пережить вместе как традиционные для всех испытания измен, обманов, разочарования и прощения, так и события, зарезервированные только для гениев: проверку славой и богатством, суд литературных премий и большой Истории. Сложнее всего, впрочем, Виктору и Саре справиться с чем-то куда менее пафосным: научиться поддерживать из года в год, десятилетие за десятилетием, чувство гармонии друг в друге, постоянно переоценивать и переосмыслять необходимый для каждого из них баланс между силой когда-то связавшей их любви и импульсами желаний и амбиций, своих для каждого.
Это амбициозная — особенно для режиссерского дебюта — попытка охватить в истории одного романа весь мир и еще полнеба в придачу: многозначительное русское название даже не кажется слишком патетичным. Бедос и Тилье знай себе старятся все новыми и новыми гримерскими трюками, а кино спешит из одного десятилетия в другое и быстро проговаривает более-менее вслух многочисленные идеи и смысловые планы, причем речь все больше о явлениях и вопросах сущностных: Любовь, Семья, Отцовство, Эгоизм, Литература, Признание, Самопожертвование и так далее, часто проиллюстрированные не самыми тонкими цитатами из классики кино от Вуди Аллена до Бергмана. Все это смотрелось бы совсем тяжеловесно, если бы Бедос не подпускал в некоторых сценах юмор, который, правда, уже не кажется таким смешным после обрыва линии, посвященной больному сыну героев и облегчению, каким для них становится его смерть. Внимание, по большому счету, фильм удерживает, заставляя и зрителя постоянно переоценивать свое отношение к персонажу — правда, в третьем акте режиссер решается осуществить сюжетный твист такого толка, что единственным остающимся к нему вопросом остается лишь недоуменное: «Кто здесь в действительности саморазоблачается — вымышленный литературный гений с Гонкуровской премией или отчаянно всеядный режиссер, пробующий в рамках первого своего фильма все, вплоть до прямого жульничества со зрителем?»