«Он умел делать так, чтобы было видно его недовольство» Что Ельцин считал своими главными ошибками

Со дня смерти первого президента России Бориса Ельцина прошло десять лет. 23 апреля 2007 года, за несколько часов до выписки из больницы, у него остановилось сердце. На похороны приехали главы многих государства, в том числе Германии, Казахстана, Белоруссии, Узбекистана. Российский президент Владимир Путин в траурной речи назвал своего предшественника мужественным и сердечным человеком. Какие еще качества отличали Ельцина и что он подумал бы о сегодняшних событиях, «Лента.ру» спросила у тех, кто знал его лично.

Сергей Станкевич, российский политик, в 1991-1993 годах — советник Бориса Ельцина:

Ельцин был великим интуитивистом и часто полагался на свое чутье, действительно феноменальное. На совещаниях в узком кругу мог сказать: «Знания у вас есть, а чутья нет. Делать надо иначе». Чаще всего интуиция его не подводила. Но в тех случаях, когда чутье не срабатывало, особенно в оценке людей, он очень переживал и мог решиться на крайности.

Так было, например, в случае с Русланом Хасбулатовым. В октябре 1991 года Хасбулатову несколько раз не хватало голосов для избрания на пост председателя Верховного Совета РСФСР. Еще больше голосов не хватало другому претенденту — Сергею Шахраю, на которого Ельцин, будучи президентом, делал главную ставку. Тогда Ельцин в ходе своей фирменной беседы с глазу на глаз с Хасбулатовым заключил с ним некий «союз верности», после чего окончательно продавил избрание председателем «видного экономиста».

Увы, достаточно скоро Хасбулатов возглавил антиельцинскую оппозицию, борьба которой с Кремлем привела к трехдневной гражданской войне в Москве в октябре 1993 года. Ельцин неоднократно называл доверие, оказанное изначально Хасбулатову, своей «самой большой ошибкой в человеке».
Самой большой политической ошибкой Ельцин считал злосчастное военное наступление осенью 1994 года на чеченскую столицу Грозный, с которого началось втягивание России в первую чеченскую войну. (...)

Утвердилось мнение, что Ельцин был чуть ли не равнодушен или благодушен к критике в свой адрес. Вовсе нет. Он настаивал, чтобы в ежедневные обзоры СМИ отдельным разделом включались критические материалы. Реагировал болезненно, переживал, нередко устраивал подробные выяснения. Но вот чего не было — так это преследования критиков и притеснения оппозиционных изданий.

Был ли Ельцин популистом? В начале своего пути — несомненно. Но за этим не стояло никакой циничной манипуляции, в своей тяге быть среди людей, слышать их, нравиться им Ельцин был вполне искренним. Это нельзя назвать современным словечком «пиар».

Людмила Нарусова, старший преподаватель, доцент кафедры истории, докторант Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств, супруга первого мэра Петербурга Анатолия Собчака:

Впервые я увидела его в 1989 году, было собрание межрегиональной группы на первом съезде народных депутатов. В эту группу входили академик Сахаров, Галина Старовойтова, Сергей Станкевич, Гавриил Попов, мой муж Анатолий Собчак и Борис Николаевич Ельцин. Это была группа демократически настроенных депутатов среди, как говорил Юрий Афанасьев, агрессивно-послушного большинства съезда. Эта горстка людей поставила своей главной задачей отмену шестой статьи брежневской конституции, которая утверждала монополию одной партии — КПСС.

Я не присутствовала на самом собрании, ждала снаружи, муж выходил вместе с Ельциным. Они о чем-то оживленно спорили, потом еще некоторое время постояли, прежде чем сесть в разные машины. Ельцин — в свою, Собчак — в свою. Когда муж уже сел в машину, я спросила, что произошло, и он стал с пылом рассказывать, как они хотят отменить шестую статью. Я решила, что они хоть и умные люди, но какие-то романтики, потому что это невозможно.

Ельцин был великаном, огромным могучим человеком, олицетворение русского духа. При взляде на него вспоминалась фраза «Эх, дубинушка, ухнем». В его действиях, в его пластике, в его походке, в его жестикуляции эта «дубинушка» очень чувствовалась.

Евгений Ясин, научный руководитель Высшей школы экономики, в 1989 году — заведующий отделом Государственной комиссии по экономической реформе при Совете Министров СССР:

У меня были очень яркие впечатления относительно Бориса Николаевича с самого начала. Наше знакомство состоялось в 1990 году, когда встал вопрос о комплектации различных органов РФ, после того как состоялись выборы. Борис Николаевич был избран в состав Верховного Совета РСФСР, а затем стал председателем президиума. Мне позвонил мой товарищ по поводу программы «400 дней», которую написали в свое время Явлинский, Задорнов и Михайлов. Он меня спросил, не я ли писал, я ответил, что не я.

Тогда Борис Николаевич был заинтересован в формировании своего окружения из тех людей, которые считались неплохими специалистами, и меня пригасили на встречу с ним. Там также присутствовал Явлинский, были еще несколько представителей Верховного Совета. Зашел разговор о том, чтобы сделать программу, которая не будет иметь негативных последствий. И тогда мне пришлось ему сказать: учтите, лучше не говорить, будто мы сразу знаем, как все хорошо сделать; это проблемы, которым сопутствуют довольно серьезные испытания, и об этом надо предупредить людей.

Он как-то поднял брови, он умел делать так, чтобы было видно на лице его недовольство. Но я попытался объяснить, что, видимо, сам Борис Николаевич понимает, о чем речь, но он в данном случае руководствуется недостаточно ясными соображениями. Он счел необходимым показать своими глазами, что да, действительно, вы правы. И на этом наша первая встреча закончилась. Я остался под большим впечатлением, я желал ему успеха. (...)

Запомнилась еще одна встреча. Во время выборов президента в 1996 году, перед последним туром, я был вместе с ним в Омске, где он выступал перед избирателями. Тогда он мне сделал замечание, спросил, почему я не записываю те жалобы, которые высказывались по дороге. Я имел наглость сказать ему, что и так запомню. (...)

Он был замечательный, выдающийся деятель, у которого была исключительная интуиция. Он принял целую серию важных и правильных решений, в том числе относительно Гайдара. У меня, конечно, были свои соображения относительно определенных его недостатков, но я был и остаюсь исключительно высокого мнения о Ельцине и той колоссальной роли, которую ему удалось сыграть в российской истории.