Не уберегли Как в изоляторах погибают ключевые свидетели по антикоррупционным процессам

Генпрокуратура, ФСИН и следственные органы выясняют обстоятельства смерти топ-менеджера корпорации «Роскосмос» Владимира Евдокимова в 12-местной камере СИЗО №5. Выдвигаются две основные версии: убийство и самоубийство. В качестве факультативной рассматривается доведение до суицида. «Лента.ру» вспомнила другие громкие случаи гибели подследственных по резонансным делам, когда официальной версией значилось самоубийство, но защитники подозревали, что их клиентам помогли уйти из жизни.

Камера без камер

После смерти заключенного Владимира Евдокимова в СИЗО выясняются все новые обстоятельства, подтверждающие поочередно то версию об убийстве, то — о самоубийстве.

Напомним, что исполнительного директора по контролю качества и надежности госкорпорации «Роскосмос» Владимира Евдокимова нашли мертвым 18 марта около 4 часов утра в СИЗО №5 («Водник»). При осмотре на теле были обнаружены два ножевых ранения в области грудной клетки и ранение шеи, которое, как показала экспертиза, оказалось смертельным.

Погибший не мог сам себе нанести ножом смертельное ранение в шею. Исходя из этого, следственные органы возбудили уголовное дело по статье «Убийство».

Вместе с тем известно, что тело Евдокимова было найдено в туалете, запертом изнутри.

Остается неясным, почему 11 его сокамерников ничего не слышали и не видели в ночь трагедии. Ведь как утверждают эксперты по тюремному быту, в изоляторах обычно после отбоя не спят, а решают разные вопросы.

Уполномоченная по правам человека Татьяна Потяева, посетившая СИЗО №5, рассказала газете «Коммерсантъ» о причинах перевода Евдокимова из шестиместной камеры, оборудованной видеонаблюдением, в другую: по ее словам, он поссорился с одним из сокамерников, не поделив место и матрас. После конфликта руководство СИЗО определило Евдокимова в камеру, в которой в два раза больше людей, но нет видеоконтроля.

Странное решение проблемы — собственно, как и причина ссоры. Если исходить из того, что в обеих камерах, по утверждению Потяевой, «большинство из сокамерников Владимира Евдокимова были вполне приличными людьми — чиновниками либо предпринимателями». Причем в той камере, где он погиб, между заключенными «конфликтов вообще не было, они обращались друг к другу исключительно на "вы" и по имени-отчеству».

Официальные лица предостерегают от преждевременных выводов, предлагая дождаться окончания расследования. Однако есть вероятность, что обстоятельства смерти и виновные не будут установлены — так уже случалось.

Затянулся и выпал

4 мая 2014 года бывший замруководителя антикоррупционного управления МВД генерал Борис Колесников, обвиненный в коррупционных преступлениях вместе с начальником главка Денисом Сугробовым, получил открытую черепно-мозговую травму в камере СИЗО «Лефортово», подведомственном ФСБ. Из объяснений заключенного следовало, что он сам упал во время уборки. После обследования врачи обнаружили у Колесникова ушиб головного мозга и перелом костей свода черепа.

16 июня 2014 года в 10 часов утра заключенного доставили на допрос в здание Следственного комитета в Техническом переулке. Конвоиры отвели его в кабинет следователя на шестом этаже. Через какое-то время Колесников упал с балкона здания и разбился насмерть.

Беспрецедентная гибель подследственного по громкому делу во время допроса так и осталась до конца не проясненной.

На разбирательство ушло больше года. В 2015-м газета «Коммерсантъ» сообщила об итогах расследования СК смерти Колесникова. В публикации говорится, что обвиняемый попросил конвой отвести его в туалет, где с него сняли наручники. Колесников растолкал двоих сопровождавших его полицейских, бросился к пожарной лестнице и выпрыгнул с балкона. Первоначально сообщалось, что Колесников вышел на балкон вместе со следователем покурить, но внезапно упал с шестого этажа.

Был сделан вывод о том, что самоубийство он совершил по доброй воле, без давления со стороны.

«Я обращалась к независимому эксперту с медицинскими документами Колесникова. Он дорожит своей репутацией, поэтому его заключению можно доверять. Эксперт совершенно однозначно сказал, что Колесников не сам получил травму головы в изоляторе, как представили это правоохранители и тюремщики. Ему нанесли удар по голове тяжелым твердым предметом», — говорит адвокат Анна Ставицкая. По ее словам, человек с открытой черепно-мозговой травмой месяц лечится в стационаре, а Колесников провел две недели в больнице изолятора, после чего его начали водить на допросы.

«Такие серьезные травмы ведут к изменению сознания и тяжелейшей депрессии, плюс Колесников постоянно пребывал в психотравмирующих ситуациях. Совокупность этих обстоятельств привела к трагедии», — считает адвокат. Ставицкая настаивает, что на ее подзащитного оказывалось психологическое давление. В апреле 2014 года жена передала ему кроссовки. Правоохранители заподозрили, что в обуви могут быть спрятаны наркотики. «Эти кроссовки какое-то время лежали в закромах Лефортово. Он очень из-за этого переживал — боялся, что ему подбросят наркотики», — объясняет адвокат.

Ставицкая признает, что доля вины лежит и на самом пострадавшем: «Он был частью системы, в которой полностью отсутствует самое главное — следование закону. Звучит грубо, но это так».

Она убеждена, что заключение под стражу, вне зависимости от оснований, — один из способов давления на обвиняемого.

Нужная смерть

9 августа 2016 года стало известно о смерти в СИЗО «Матросская тишина» фигуранта уголовного дела о коррупции в руководстве республики Коми Антона Фаерштейна. Он возглавлял компанию «Комижилстрой» и, по версии следствия, входил в группу «финансистов-технологов», помогавших бывшим главам республики Вячеславу Гайзеру и Владимиру Торлопову похищать акции прибыльных предприятий региона.

Тело заключенного обнаружили в камере. По данным следствия, он скончался от удушья.

Экспертам на обследование также передали простыню, которая была обвита вокруг шеи Фаерштейна. Как сообщил Life.ru источник в правоохранительных органах, странгуляционная борозда не соответствует той, которая могла быть оставлена простыней.

Во время осмотра на плече погибшего были обнаружены свежий кровоподтек от удара, обширное внутреннее кровоизлияние и переломы двух ребер.

Источник объяснил, что одно ребро было сломано, когда сотрудники изолятора делали Фаерштейну непрямой массаж сердца. А кровоизлияние якобы случилось при установке катетера.

Еще странными были коротко остриженные ногти погибшего — обычно под ногтями можно найти частицы кожи или ткани, если жертва оказывала сопротивление убийце.

Адвокат погибшего Алексей Дударек отказался от комментариев. Он сообщил «Ленте.ру», что у него прямой запрет от супруги Фаерштейна и его родителей на раскрытие какой-либо информации.

Источник из близкого окружения рассказал «Ленте.ру», что родные похоронили его не как самоубийцу, с отпеванием в церкви.

По информации двух других источников, следствие пришло к выводу, что Фаерштейн совершил суицид, находясь в тяжелейшей депрессии.

О его психологическом состоянии говорится в судебной экспертизе, имеющейся в материалах уголовного дела.

Это подтвердил его сокамерник — националист Александр Поткин в беседе с членами Общественной наблюдательной комиссии, выяснявшими обстоятельства смерти Фаерштейна. Третьим сокамерником погибшего был бывший министр сахалинского правительства Николай Борисов.

В день трагедии Фаерштейн остался один, других арестантов увезли в суд, пишет газета «Московский комсомолец».

«Он целыми днями либо лежал, уставившись в потолок, либо сидел вот в такой позе (согнувшись и закрыв руками лицо — прим. «Ленты.ру»). Я давал ему книги, даже Библию, но он мог прочитать максимум пару страниц. От разговоров он старался уходить, в шахматы и шашки отказывался играть, спортом не занимался. Его все время мучила бессонница. Я сразу поразился его поведению. Человек, который пробыл за решеткой уже почти год, вел себя так, будто его только-только арестовали. Он спрашивал элементарные вещи, о которых знает каждый арестант, — про прогулки, распорядок дня, что можно и что нельзя. Говорил: "Я боюсь задохнуться во сне". К нему никто не приходил. С женой он расстался (есть еще двое детей, но маленькие)», — рассказывал о Фаерштейне Поткин.

После его гибели в следственных органах обещали провести проверку. Заявлений по итогам проверок от правоохранителей не поступало.

Пытка угрозой

Еще один фигурант дела Коми — Лев Либинзон — совершил попытку суицида в 2016 году. Перерезал вены на руках. Его поместили в институт судебной психиатрии имени Сербского. Он провел там 20 дней. Врачи подтвердили, что Либинзон находился «не совсем в адекватном состоянии», жаловался на посторонние голоса и звуки в камере СИЗО.

«Они оказывают на меня психологическое воздействие при помощи технических средств, я слышу голоса и звуки. Наверно, так они хотят склонить меня к каким-то показаниям», — заявил Либинзон в Басманном суде, когда решался вопрос о продлении срока ареста. Несмотря на жалобы, он остается под стражей. Следствие считает его, как и Фаерштейна, «финансистом-технологом», то есть второстепенным фигурантом в деле Гайзера.

Адвокат Денис Саушкин перечислил наиболее распространенные способы психологического давления на подследственных.

В первую очередь — запрет на свидания с родственниками. Регулирование общения обвиняемого с семьей — полностью прерогатива следователя. Даже судья не может его заставить разрешить встречи.

Еще один инструмент — информационный вакуум. Корреспонденцию арестанта перехватывают, лишая возможности быть в курсе событий жизни семьи.

Порочащие подследственного и его родных публикации — тоже метод прессинга. При этом не брезгуют ничем, раскрывая информацию о личной жизни, состоянии здоровья и внутрисемейных проблемах.

Лишение элементарных бытовых удобств в изоляторе: горячей воды, стекол в окнах, теплых вещей, огороженного туалета. Все это подавляет личность, унижая человеческое достоинство.

Самые бесчеловечные способы сделать человека покладистым и откровенным — компрометация среди контингента заключенных. Например, администрация может пустить слух, что этот обвиняемый — стукач. Саушкин упомянул и такие способы давления, как угрозы сексуального насилия и пытки в отношении подследственных.

«Давление на подозреваемых и обвиняемых, содержащихся в СИЗО, — к сожалению, явление не редкое и порой не воспринимается сотрудниками правоохранительных органов как нечто предосудительное. Указанные методы не относятся к прямому физическому воздействию, следователи и оперативники рассматривают их как тактику раскрытия преступления, направленную на получение даже не признательных показаний, а любой значимой для доказательства вины информации», — объясняет Саушкин.