«Социализм без свободы — это скотство» Историки о Викторе Чернове, одном из основателей партии эсеров

В Международном «Мемориале» прошел круглый стол, посвященный одному из основателей и теоретиков Партии социалистов-революционеров Виктору Чернову. Участники мероприятия рассказали о том, как Чернов совмещал понимание демократии и террора и почему имя знаменитого революционера ныне забыто. «Лента.ру» записала основные тезисы дискуссии.

Эсеры как большевистский миф

Профессор кафедры гуманитарных дисциплин ИОН Российской академии народного хозяйства и государственной службы (РАНХиГС) Константин Морозов:

Существует общепринятое мнение, согласно которому эсеровская партия занималась сплошным терроризмом. Каляев, конечно, говорил, что эсер без террора — не эсер, но это только его точка зрения. Значительная часть верхушки партии отказалась от таких методов, и уже с 1918 года, когда начинается дискуссия о том, допустим ли террор против большевистских лидеров, сторонники этой тактики оказываются в меньшинстве.

Эсеры все больше поддерживали идею о том, что их организация должна апеллировать к массам и все делать через них. Как говорили народные социалисты, «все для народа, все через народ». Эсеры создали демократическую концепцию, привлекательную и для крестьянства, и для интеллигенции, и для рабочих. Это одна из причин, по которой они в 1917 году стали одной из самых влиятельных партий. Керенский и Чернов были очень популярны в народе.

После победы большевиков история партии эсеров была погребена под завалами лжи, имеющей очень глубокие корни. О них благодаря советской историографии сформировались мифы, существующие до сих пор. Правда, 25 лет назад эсеров ругали за то, что они боролись с большевиками, а сейчас — за то, что они «двоюродные братья» большевиков. Но эсеровская партия — это социал-демократическая альтернатива развития России, подобие нынешней шведской модели.

Если говорить о месте Чернова в истории революционного движения, то он представляет собой виднейшую фигуру демократического социализма, где ключевое место занимала социализация земли. Чернов — теоретик, и многие говорили, что без него не было бы эсеровской идеологии. Его лидерство признавали, но при этом харизмой лидера, навыками руководителя он не обладал, что сам и подтверждал.

Такими функциями в партии эсеров в большей степени обладали Гершуни и Гоц. Гершуни был очень харизматичен и мог владеть толпой, Гоц считался великолепным организатором. Нынешнее поколение, за исключением узкой прослойки специалистов, не помнит этих имен, что далеко не случайно. В советской истории остались лишь те, кто был выгоден большевикам.

Например, Борис Савинков остался потому, что демонстрировал подвиг героических чекистов, сумевших выманить его в СССР и добиться признания советской власти. Чернов же до конца жизни остался демократом, не скомпрометировавшим себя в политическом плане. Он не был скандальной личностью и потому не интересовал советскую власть.

Кандидат исторических наук, доцент Александр Федоренко:

В наследии Чернова есть много интересных моментов. Во-первых, это верность демократическим принципам, которая часто приводила его к политическим поражениям, как и в случае с Керенским. Во-вторых, интернационализм (Первая мировая война это хорошо показала). Интернационализм Чернова существенно отличался от большевистского, его пораженчество не принимало таких форм. Когда рухнуло самодержавие и установилась республика, он уже занимал оборонительную позицию.

В-третьих, верность идеалам, последовательность. Чернов проводил свою линию, не изменяя себе, признавал свои ошибки. Он был европейским мыслителем, глубоко прочувствовавшим европейскую социалистическую парадигму. Оказавшись уже в революционных событиях Чернов, будучи европейцем, не смог эти принципы нарушить, и это также стало одной из причин его политического поражения. Его наследие богато и, к сожалению, широко не изучено, хотя нельзя сказать, что он совершенно забыт. Чернов остается в истории как председатель Учредительного собрания и министр Временного правительства. В общественном и политическом дискурсе он сейчас находится на периферии, но вытеснить его полностью не получится.

Польский вопрос

Доктор исторических наук Анатолий Аврус:

Виктор Чернов долгие годы занимался проблемой российско-польских отношений. Эта проблема интересовала его по нескольким причинам. Во-первых, эсеры сотрудничали с польской партией социалистов. Во-вторых, партия эсеров в польском вопросе должна была придерживаться позиции Герцена: вместе за нашу и вашу свободу. В-третьих, это было связано с Советско-польской войной 1920 года и четвертым разделом Польши в 1939 году.

В Гуверовском институте есть огромное количество подготовительных материалов, собранных Черновым. Судя по всему, он собирался написать большую книгу о русско-польских отношениях начиная с IX века и кончая событиями, произошедшими после Второй мировой войны. Чернов считал, что до конца XVIII века между русскими и поляками не существовало национальной вражды. Безусловно, случались взаимные вторжения, но это были обычные взаимоотношения, характерные для соседних европейских стран. В конце XVIII века произошло событие, которое Чернов охарактеризовал так: сели за стол две немки и один немец и решили разделить Польшу (он имеет в виду Екатерину II, Фридриха II и Марию Терезию).

Этот раздел заложил основу раскола и вражды между двумя крупнейшими славянскими народами — западными и восточными славянами. Политика, которую проводило правительство Польши, по мнению Чернова, также способствовала ухудшению отношений. Поэтому он считал, что выступление Герцена во время польского восстания в 1863 году, тот лозунг, который Герцен тогда произнес, мог бы помочь сближению поляков и русских, преодолению национальной вражды.

Но накануне Первой мировой войны произошло событие, изменившее взаимоотношения двух партий, — выступление Пилсудского в Париже на заседании Географического общества. Он сказал такое, что Чернов не смог ему простить: если начнется мировая война, то поляки будут воевать вместе с Австро-Венгрией против России.

Чернов подчеркивал, что Советско-польская война, раздел Польши в 1939-м году и польская политика Сталина в ходе Второй мировой войны и в первые послевоенные годы не способствовали решению вопроса об улучшении отношений двух стран. Он говорил о необходимости коренного перелома, после которого два славянских народа начали бы жить в дружбе. По его мнению, должна быть демократическая Польша и демократическая Россия.

Кандидат исторических наук, доцент Александр Федоренко:

Разлад с Пилсудским был связан с тем, что у польских социалистов тогда превалировали националистические черты, они изменили интернационалистическим идеалам. Дальнейшая судьба Пилсудского — судьба крайнего националиста.

Марксизм

Доцент НИУ «Высшая школа экономики» Павел Кудюкин:

Из всех революционеров Чернов был самым ярым марксистом, но при этом его марксизм не догматичен. В отличие от многих других, он умел смотреть на это учение не только изнутри, но и со стороны, замечать недостатки, критиковать, видеть зародыши тоталитарной тенденции (и этот вопрос продолжает нас волновать и сегодня). Чернов интересовался тем, насколько тоталитарные тенденции связаны с некими национальными особенностями, а в какой степени это заложено в самой теории. Он отмечал, что марксизм в этом отношении достаточно противоречив, и говорил о возможности существования самых разных тенденций развития, заложенных в нем самом.

Это интересная проблема, которая в недостаточной мере осмыслена — попробовать проанализировать марксизм не только извне, но и марксистским методом восхождения от абстрактного к конкретному. Как он развивается от начальной постановки проблем самим Марксом, как переходит к катехезианскому марксизму Второго интернационала, связанному с деятельностью Каутского, Плеханова и Бухарина, и как он догматизируется в советской ортодоксии, когда даже ссылки на цитаты строго контролируются. Естественно, помимо инволюции мысли, в СССР были и другие тенденции, по политическим обстоятельствам уходившие в сферу высокой философской теории, эстетики, как у Лившица и Ильенкова.

В мировой практике шли активные дискуссии, и поиски и работы Чернова органично в них вписываются. У него есть преимущество: он осмысливает ситуацию не из центра капиталистического мира, а из России переходного периода, где существовали различные противоречия не только развитого капитализма, но и капитализма развивающегося. Это позволило Чернову сформулировать богатую идею о конструктивных и разрушительных тенденциях развития капиталистического строя, предвосхитив идеи зависимого развития, периферийных экономик и мир-системного анализа.

Его мысли перекликаются с идеями крупных теоретиков, осмысливающих марксизм критически: Антонио Грамши, Карло Россели (автор книги «Либеральный социализм») и Анри де Мана (автора книги «По ту сторону марксизма»). Эволюция этих людей проходила по-разному. Россели был последовательным антифашистом, погиб от руки французских кагуляров, а де Ман эволюционировал к коллаборации и переосмыслению марксизма. Он слишком поверил в организационные возможности капитализма, положившись на апологию объективного хода исторического процесса. Это всегда оспаривал Чернов, считавший, что марксизм должен быть скорректирован и дополнен этической оценкой исторического процесса.

Можно назвать другие имена марксистов и околомарксистов — Ставар, Калецкий, Ланге, — работавших в том же направлении. Их занимал вопрос о том, что может предложить демократический социализм здесь и сейчас, а не просто как корректировка капитализма, в перспективе его преодоления. Чернов во многих работах говорил о неполноте понятий демократии и социализма друг без друга. Как говорил Бакунин, «социализм без свободы — это скотство».

Поэзия и сатира

Кандидат исторических наук, доцент кафедры политической социологии РГГУ Анна Голосеева:

Чернов оставил значительный след не только в политике и экономике, но и в других областях. Например, известны его социологические работы. Историки русской социологии причисляют Чернова ко второму поколению русской субъективной школы. Он не был чужд и литературному творчеству — начал писать стихи еще в гимназии. Его первый поэтический опыт был связан с Русско-турецкой войной. В своих мемуарах Чернов писал, что патриотически-религиозное настроение у него быстро закончилось и он увлекся Некрасовым, стал писать стихи про Марата, Робеспьера и других. В четвертом классе будущий революционер начал издавать собственный рукописный журнал «Искорка».

Несмотря на то что юношеские поэтические эксперименты не являются чем-то уникальным, Чернов впоследствии эту стезю не оставил. Всплеск литературной деятельности произошел у него в период эмиграции. Начиная с 1911 года он активно сотрудничает с журналом «Современник» и становится одним из его постоянных авторов. Помимо политики эсер выступает как критик, полемизируя с модернистами.

Есть несколько интересных рецензий Чернова, получивших высокую оценку Горького. В частности, революционер написал большую рецензию на роман Зинаиды Гиппиус «Чертова кукла». Он не поддерживал эстетику Серебряного века, это декадентство, упор на чувство, излом.

Чернов однозначно отстаивал идеалы русского освободительного движения. С 1912 года он вместе с Ивановым-Разумником издает журнал «Заветы», отражавший идеологию эсеров. Многие специалисты помнят это издание, но мало кто ассоциирует его с Черновым.

Накануне Первой мировой войны Чернов занимается поэтическими переводами. Его любимый поэт — Эмиль Верхарн. Его привлекает все, что связано с его страстностью, бунтарской энергией. Часто в стихах Верхарна появлялась урбанистская эстетика, когда серый страшный город уничтожает деревню, и вся эта эстетика была близка Чернову. С начала века до 1914 года революционер перевел порядка сорока его стихов — в некоторых случаях он до сих пор остается единственным переводчиком. В 1919 году в Петрограде вышла книга Верхарна «Живая жизнь», полностью переведенная Черновым.

Он занимался и политической сатирой — политическими райками, сатирическими произведениями на актуальные темы. Например, Чернов написал раек «Буря в стакане воды», посвященный большевикам. Полностью текст не сохранился, но он упоминается, например, в письме Ленина Горькому: «Чернов написал на нас пасквиль, мало того, они его еще и поставили».

Последний раек эсера, написанный в 1937 году называется «Всем сестрам по серьгам». В нем представлена вся эмиграция (в том числе и сам Чернов), а также Ежов и красноармейцы. В этом произведении он в грустно-иронической форме преподает урок и пытается проанализировать текущую ситуацию: в оппозиции постоянная грызня, мелкие склоки, неспособность к диалогу, никто не может договориться, обиды, люди не подают друг другу руки. В итоге Чернов показывает, что в итоге они все стали «бывшими», а во главе теперь стоит красноармеец с ружьем. Тут можно увидеть параллели с современностью.

Чернов и земля

Вице-президент по международным вопросам Независимого московского университета (МЦНМО-НМУ), внук Чернова Алексей Сосинский:

Я общался со своим дедом регулярно с 1948 по 1952 год. То, что я могу рассказать, наверное, представляет не очень большой интерес, но все же. В те времена он был очень сильным и до 1950-го года здоровым человеком, небольшого роста, крепкий.

В его чертах отражаются и его политические воззрения. Например, он очень любил и понимал землю, трогал ее руками и высказывался о ней. Чувство близости к природе, любовь к воде — Волга в жизни Чернова была определяющей. За границей Гудзон никак не мог заменить ему эту русскую реку, но он полюбил более чуждое ему морское побережье. Мне было 14-15 лет, и политика меня не интересовала, поэтому он не общался со мной на эти темы. Мы говорили с ним о поэзии. Я знал русскую и французскую, а дед переводил Верхарна.

Важной остается тема аграрной политики и актуальных идей Чернова в этой области. Если бы им интересовались до и во время перестройки, если бы нашлись люди, воспринявшие его идеи, то аграрное хозяйство России могло развиваться совершенно иначе. Кстати, есть одна страна, где идеи Чернова были реально воплощены — это Израиль. Сейчас в России такое время, когда нет надежды на то, что идеи моего деда могут быть восприняты. Хотя, возможно, в случае резких изменений в стране, они вновь окажутся актуальны и востребованы.

Террор и демократия

Профессор кафедры гуманитарных дисциплин ИОН РАНХиГС Константин Морозов:

Чернов был одним из сторонников и инициаторов террористической тактики в партии эсеров и остался таковым после революции, в 1918 году. Он формулировал эту концепцию вместе с Гершуни. В отличие от народовольцев, сделавших террор своим главным оружием против царя от безысходности (они оказались в вынужденной изоляции, без опоры на массы), террор для Гершуни и Чернова стал вспомогательным средством, расшатывающим режим, вдохновляющим революционеров, а также орудием самообороны.

Особенно это заметно по тюремному террору. В список потенциальных жертв попадали начальники тюремного ведомства, министры МВД, все, кто позволял рукоприкладство по отношению к политзаключенным. Есть очень интересная история, случившаяся в одесской тюрьме в 1906 году, где появился новый начальник тюрьмы и затянул гайки. Все политзаключенные эсеры писали на волю «убейте, пожалуйста, начальника тюрьмы», анархисты своим писали «убейте как можно быстрее», а социал-демократы, которые были против террора, писали «помогите эсерам и анархистам убить начальника тюрьмы». Такая практика в местах заключения продолжалась до 1911 года. Главное в тактической концепции Чернова и эсеров заключалось во всенародном вооруженном восстании, а не терроре.

Понятно, почему возникает резонанс между понятиями «демократия» и «террор». Но это начало ХХ века, а тогда весь Второй интернационал признавал право эсеров на террор против абсолютистской монархии. Толстой говорил: «вы знаете мои взгляды, но то, что делают эсеры, убивая министров, это рационально». Царизм за несколько десятилетий бодания с интеллигенцией и народом всех ожесточил.

Социалисты-революционеры старались избегать случайных жертв, но это относится к боевой организации эсеров, совершившей 11 акций за десять лет. Большую часть терактов осуществили низовые организации при фабриках и заводах — там степень разборчивости была совершенно другая. Это рабочие-эсеры, часть которых потом ушла к анархистам, их душила ненависть к буржуазии, а анархисты тогда в Европе взрывали все, что хоть как-то связано с буржуазией. С этой точки зрения настроения рабочих шли снизу, а руководство социалистов-революционеров старалось с этим бороться.

Когда партия в 1903 году насчитывала две-три тысячи человек, это удавалось, а когда в 1905 и 1906 годах их стало 60 тысяч — это уже совсем другая история. В организацию пришли совершенно иные по своим привычкам люди. В знаменитом письме народовольцев по поводу убийства анархистом американского президента они писали, что политическое убийство в стране, где есть выборы, является проявлением деспотизма, с которым они борются. Эсеры всегда говорили, что как только будет заявлено о выборах и можно будет обходиться без насилия, они прекратят террор.