«Первые десять лет мы играли за пиво» Олег Гаркуша о прошлом и настоящем «АукцЫона»

Накануне большого концерта в московском клубе Yotaspace, который состоится 25 октября, шоумен группы «АукцЫон» Олег Гаркуша рассказал «Ленте.ру» о том, как происходит творческий процесс в группе, об Алексее Балабанове, Алексее Хвостенко, арт-центре «Гаркундель» и помощи молодым музыкантам.

«Лента.ру»: «АукцЫон» выглядит как русская группа мечты: не гонится за славой — но все ее знают и уважают, некоммерческая — и в то же время музыканты не бедствуют. Были ли у «АукцЫона» тяжелые времена?

Олег Гаркуша: Наверное, были, но я не очень помню, потому что у меня был период, скажем так, сильной алкоголизации — до 1996 года. Возможно, у Лени Федорова были мысли распустить коллектив. Наверное, они были не совсем настоящие, потому что, слава Богу, этого не случилось. Сами понимаете, у коллектива, которому уже 32 года, бывают депрессивные моменты, связанные с усталостью. Но в нынешний момент пока все — тьфу-тьфу — хорошо. Пишется новый альбом, даются концерты.

А что можете рассказать о новом альбоме? Когда он выйдет?

Я не знаю, потому что меня как всегда приглашают в самую последнюю очередь — покричать там, повизжать. Но сейчас он пишется в Москве на «Мосфильме». Когда выйдет — не могу сказать. Мы же совсем не шоу-бизнес, не коммерция, мы не подсчитываем, когда его выпускать. Записали — и выпустили. И запись так же происходит: когда у Лени Федорова появляется настроение записать — мы записываем. Не появляется — значит, не записываем.

Вы много помогаете молодым музыкантам. Мало кто из зрелых и состоявшихся артистов занимается подобным. А что заставляет вас делать это?

Как ни странно, сложно объяснить, почему я это делаю. Я уже 15 лет помогаю молодым музыкантам, прежде всего даю возможность выступить — без всяких отборов, форматов и так далее. Не могу ответить на вопрос «почему». Какая-то может быть… ну, не благость... Они же еще молодые, как и мы были в свое время. И нам никто особо не помогал. Хотя как сказать — наставники, образно говоря, были: Гребенщиков, который как раз рекомендовал нас в рок-клуб, или Сергей Фирсов, архивариус, который направил нас к своим знакомым в город Выборг выступить на первых наших гастролях.
Я считаю, что у начинающих музыкантов сегодня есть и плюсы, и минусы. Плюс в том, что можно приобрести любую аппаратуру и записаться на любой студии, были бы деньги, а минус в том, что коллективов безумное количество, а талантов и гениев среди них практически нет. Но они есть, как ни странно. Как бы и нет — и есть.

2003 год, Москва. Юбилейный концерт «АукцЫона», посвященный 20-летию группы.

Фото: Дмитрий Лекай / «Коммерсантъ»

Согласны ли вы с тем, что группам, появившимся в перестройку, очень повезло — они возникли, когда был огромный интерес к рок-музыке и не было необходимости в постоянной саморекламе? То есть люди занимались именно музыкой как таковой, а не технологиями пиара, как сейчас.

Нам тоже было сложно, мы сами всем занимались, у нас не было никаких продюсеров и денежных потоков, чтобы раскрутиться. Мы просто играли и играли. А музыканты, которые сейчас занимаются творчеством, преимущественно хотят как можно быстрее стать известными и популярными. Но так не бывает. Нужно начинать с малого и играть, играть. Играть бесплатно, ездить за свой счет по городам и весям, как мы делали в первые годы. Первые десять лет мы вообще за пиво играли — в лучшем случае. Спали на полу, ездили в плацкарте, кусок хлеба был во рту — и то счастье. Просто, конечно же, на выходе, извиняюсь за нескромность, мы — легендарный коллектив. И не только мы, а и другие группы, которые остались с того времени. Но, опять же, осталось 10-20 коллективов по всей стране, а было-то их намного больше.

Те музыканты, которые были не то что не хуже, а на уровне с нами — «Автоматические удовлетворители», «Народное ополчение», Башлачев, Майк и так далее — это опять же жесть и судьба, алкоголь, наркотики. Или просто безысходность: в перестройку, когда попса полезла и рок-н-ролл стал мало кому интересен, получилась такая проверка на вшивость, что ли. Многие музыканты просто разочаровались в том, что они делают, впали в депрессию, спились, сторчались. Остались те, кто завязал или каким-то образом вылез из всех этих жизненных коллизий.

Мы играли в свое удовольствие. После работы собирались где-нибудь на отвоеванной репетиционной точке — потому что репточку надо было еще найти. А если это еще репточка с барабанами, то вообще радость. А сейчас же все есть — репетиционные залы, любая аппаратура, но большинство музыкантов заботится о том, чтобы, образно говоря, попасть на «Наше радио», стать известными. А мы не хотели стать известными — вернее, мы даже не думали, что такое возможно. Мы даже не представляли, что сможем регулярно играть концерты. Поэтому мы были рады любому концерту — будь то в подростковом клубе, в Доме культуры или в маленьком городе. Мы играли везде, где нам предоставляли такую возможность.

У вас есть книга мемуаров «Я родился под колпаком», которая заканчивается 1990-ми годами. Нет ли желания продолжить писать воспоминания?

В конце той книги была фраза, что я, может быть, что-нибудь еще расскажу, но в принципе там уже рассказано все самое важное для меня — с детства до определенного времени. Это был спонтанный опыт, я до этого никогда таким не занимался, просто так получилось — как получилось. И на одном дыхании я это написал. А вымучивать я не люблю — ни стихи, ни прозу.

Хотел бы расспросить вас о человеке, сыгравшем немалую роль в истории «АукцЫона», — Алексее Хвостенко, Хвосте. Группа записала с ним два альбома — «Чайник вина» (1992) и «Жилец вершин» (1995). Для Леонида Федорова он стал своего рода учителем. А какие у вас с ним были отношения?

У нас были не то что близкие дружеские, но приятельские отношения. Если мне память не изменяет, это я Лене рассказал, кто такой Хвостенко, потому что я уже слышал его записи. Когда мы приехали во Францию, некоторые эмигранты, в том числе Хвост, пришли на наш концерт, мы познакомились. После концерта поехали в сквот Хвоста, где он жил и писал картины, подружились, попели друг другу песни. Конечно, это был гениальный, великий человек.

Как думаете, чем он произвел такое особенное впечатление на Федорова?

Я думаю, каким-то своим нестандартным взглядом на жизнь или наоборот — стандартным, очень простым. Как-то он сказал: «Все великие скромны и непритязательны — ни в одежде, ни в чем». Таким был и сам Хвост: просто человек с улицы, мягко выражаясь. Но в хорошем смысле, конечно. Такая простота, общительность, доброта произвели на Федорова впечатление. Без всякого снобизма, пафоса, мол, «я крутой русский поэт Алексей Хвостенко» — такого вообще не было. И не то что запанибрата, но такое общение, как будто они дружат сто тысяч лет. Такие люди есть, но их мало очень.

Вы регулярно играете в кино. Снимаетесь ли сейчас где-нибудь?

После фильма «Я тоже хочу» Балабанова был один сериал — кажется, «Семейный альбом» называется, но он еще не вышел. Там интересная роль была. Идут предложения, но, видимо, сейчас с кино сложновато в финансовом смысле — люди ко мне обращаются, а потом пропадают. Видимо, не получается запустить картину. Я никогда не гнался за ролями, у меня нет портфолио. Звонят — так звонят, не звонят — ничего страшного.

Как вам работа с Алексеем Балабановым?

Это подарок судьбы, не знаю даже, как объяснить то, что так получилось. Он гений, и сниматься было очень интересно. Я по сей день вспоминаю, как это происходило. Несмотря на определенные сложности, когда снимали зимой под Бежецком или под Шексной — совсем не жарко, скажем так, — но было очень радостно. Семь утра, мороз минус 30, а настроение прекрасное.

Расскажите, как вы попали в этот фильм.

Это запутанная мистическая история. Изначально, как мне Леша рассказал, на роль музыканта планировался Бутусов. Потом — Чиж, Сережа Чиграков. Потом Глеб Самойлов, потом — Леня Федоров, но он не смог по определенным причинам, а до начала съемок оставалась неделя. И кто-то ему меня порекомендовал, он позвонил мне: «Я хочу тебя снять». И, конечно, я ответил: «Я тоже хочу».

Каково было сниматься у Алексея Германа?

Герман просто долго очень снимал кино. Я снимался у него в двух фильмах — это очень долгие репетиции секундного кадра. Конечно, это отличалось от того, как работал Балабанов. Но все режиссеры разные. Мне у всех нравится сниматься. Мне это интересно.

Можете ли вы себя назвать меломаном? Следите за новой музыкой?

Нового я особо не слушаю, в основном слушаю то же самое, что и в молодости: новую волну и так далее. А новое меня слушать что-то не тянет.

Вы собираетесь открыть арт-центр «Гаркундель». Когда центр откроется, что это будет за место?

Мы все делаем своими руками волонтерскими, мы собираем деньги с концертов, которые устраиваем, уже были концерты в Москве, Питере, Екатеринбурге. 9 декабря будет еще мероприятие, где выступят такие коллективы как «25/17», «Калинов мост», «Ундервуд», Захар Прилепин. Надеюсь, мы заработаем денег, и они пойдут на окончание ремонта центра и наполнение его аппаратурой. Откроемся в следующем году, надеюсь.

Центр будет небольшим, мы там будем делать что-то вроде квартирников — и молодых музыкантов, и легендарных. Будет небольшая художественная галерея для выставок. И один из самых главных моментов — будут благотворительные мероприятия для пенсионеров, инвалидов, фестивали подростковых групп. Это не просто «клуб с пивасом». У меня мечта — сделать место, куда люди приходили бы общаться, играет ли там музыка или нет. Минимум интернета, потому что интернет — это история хорошая, но в плане общения отдаляет людей друг от друга. Хотелось бы, чтобы было так: пришел, кофе попил, поболтал, ушел. Если бы такое получилось, я был бы счастлив.