Труд, обезьяны и женщины Энгельса Биолог Владимир Фридман о теории эволюции классика марксизма

Какие коррективы современные науки о человеке — антропология, социальная история и другие — внесли в классические работы Фридриха Энгельса «Роль труда в происхождении человека» и «Происхождение семьи, собственности и государства»? На этот вопрос ответил этолог, старший научный сотрудник лаборатории экологии и охраны природы кафедры Высших растений биологического факультета МГУ, кандидат биологических наук Владимир Фридман в ходе лекции, прочитанной в клубе социальной психологии «Третья Сигма». «Лента.ру» записала основные тезисы его лекции.

«Происхождение семьи, частной собственности и государства» — это первая марксистская работа, написанная Энгельсом без участия Маркса по конспекту работы Льюиса Генри Моргана «Древнее общество», который был в его бумагах. Она является осуществлением завещания Маркса и обязательств, взятых на себя Энгельсом. Вторая работа, «Роль труда в происхождении человека», охватывает биологическую часть эволюции от обезьяны до современного человека, а «Происхождение семьи, частной собственности и государства» относится уже к истории. «Роль труда…» — это лишь предисловие к большой (трехтомной) работе про механизмы угнетения в разных формациях, которую Энгельс задумал, но не выполнил. Сейчас достижения антропологии и социальной психологии позволяют решить эту задачу на нормальном научном уровне, и давно пора это сделать.

За время, прошедшее с их написания, они многократно обсуждались, оспаривались и подтверждались. В нашей стране требовалось соответствовать тому, что в них написано. В 1930-1950-е годы были крайне тщательно исследованы все народы СССР на предмет семейно-брачных отношений, традиционного хозяйства, получена масса ценнейшего материала по системам родства, а также по пережиткам группового брака и динамике хозяйства по отношению к окружающей среде. В то же время возникли и концепции, противостоящие этим идеям. Для них есть серьезные альтернативы, которые тоже стоит рассмотреть, но я постараюсь показать, что реальность более соответствует представлениям Энгельса, чем иным подходам к этим проблемам.

Вхождение работ Энгельса в идеологическую догму неприятно тем, что очень многие советские историки в новую рыночную эпоху сожгли то, чему поклонялись. Например, читая книгу Тумаркина «Белый папуас» о Миклухо-Маклае и его отношениях с папуасами, я обнаружил забавный момент. Исследовательница полинезийского письма ронго-ронго, в советское время вполне разумно доказывавшая негативное влияние католических патеров на сохранность деревянных табличек с ним, после 1991 года старается изо всех сил рассказать, что патеры действовали позитивно.

Труд и социальные отношения

Главная идея «Роли труда» заключается в том, что человек в его телесном качестве, с разумом, с речью, со сложным обществом, является продуктом труда, а в более общем плане — продуктом социальных отношений. То есть сначала, в связи с трудом, менялись отношения между людьми на индивидуальном уровне, а уже потом, вследствие изменения отношений, человек развился как индивид, с его мозгом, телом, большей краткосрочной памятью, отличающей нас от обезьян, и другими интересными отличиями. Это нормальный марксистский подход, когда изменения элементов системы (например, особей в популяции, особей в социуме, телесные изменения) есть следствие изменения социальных влияний, изменения структуры отношений, а не наоборот.

Сейчас мы можем прямо сказать, что трудовая теория Энгельса работает: труд создал символизацию, необходимую для создания орудий по идеальному образцу, при том что «образцы» на обезьяньей стадии уже использовались для разрешения проблемных ситуаций социального характера. А символизация автоматически создает культуру и язык.

В такой общей форме мы можем сравнивать человеческий социум и социум обезьян. Можно увидеть, что происхождение человека не отделено неким барьером от эволюции животных, а продолжает те тенденции, которые есть у высших позвоночных — птиц и млекопитающих. Их две. Во-первых, это все большая автономизация индивидов от среды, то, что отметил еще Иван Иванович Шмальгаузен, когда социум становится самостоятельной средой, когда сигналы, связанные с кормом или болезнями, интерпретируются через изменение социальных контактов, в результате чего внутренняя жизнь сообщества животных становится более устойчивой. Во-вторых, усложнение социальных отношений, влекущее за собой усложнение интеллекта, когнитивных способностей.

Все это происходит именно в таком порядке, а не наоборот. В разных филогенетических ветвях птиц и млекопитающих было прослежено, что сперва усложняется структура отношений, а потом уже особи становятся умнее, проявляют более сложную исследовательскую активность и так далее.

Накопление богатства и матриархат

Как это ни странно, в «Происхождении семьи, частной собственности и государства» меньше всего говорится о собственности, хотя, казалось бы, марксисты должны были в первую очередь исследовать ее разрушительное влияние на родовые отношения, или, как выражается Энгельс, на коммунистическое хозяйство. Наверное, самый серьезный дефект работы — то, что возможность сразу понимается как действительность. К сожалению, часто этим страдала марксистская политика: если была прогрессивная тенденция, ее считали уже осуществленной, хотя осуществление требует действия людей, обладающих свободой выбора и делающих выбор именно в ее пользу. А в жизни, увы, бывает и наоборот; белый террор, в норме в 10-100 раз более жестокий, чем красный, часто пересиливал прогрессивные тенденции. Лишь советский марксизм понял, что надо учитывать и противодействие, что реальная социальная динамика — равнодействующая прогрессивных тенденций (не всегда позитивных для трудящегося большинства, скажем, при становлении рабовладения и в раннем капитализме) и сопротивления сторонников старого порядка (иногда отстаивающих архаичные свободу и равенство против первопроходцев более передовых форм угнетения).

Как именно происходит накопление богатства, Энгельс не показал, хотя оно в его схеме занимает важное место. Когда сформировалась моногамная семья, главное тут — не то, что она моногамная, а то, что мужчина получил в частную собственность материальные ценности. Жена стала служанкой, ее труд из общественно необходимого стал частным, и она сама стала подчиненной. Возникло стремление передавать богатство по мужской линии.

Тут у Энгельса можно найти второй прокол — непонятно, почему стремление к накоплению богатства не сдержали механизмы, охраняющие первобытную эгалитарность, не позволяющие накапливать много материальных ценностей отдельным людям.

Следующий момент, за который Энгельса больше всего критиковали, особенно в конце ХХ века, — это предложение, следуя Бахофену, власти женщин, матриархат. Тут он был ближе к истине, чем его современные критики, потому что реликтовые общества, в котором женщинам принадлежит экономическая власть (а часто и политическая), существуют до сих пор в разных частях земли. Но важно, что он связывал угнетение женщины не с первичным половым разделением труда (это фраза из старой записи Маркса, она вкралась в центр работы и ее можно не учитывать). Энгельс считал, что разделение труда до моногамного переворота у человека было примерно как у животных, у которых, скажем, самец кормит, а самка высиживает птенцов.

Эта натурфилософская спекуляция сейчас не подтверждается. Например, если у шимпанзе детеныш остается сиротой, и самец, и самка могут в равной мере его усыновить и заботиться о нем. По всей видимости, в начале человеческой истории, где-нибудь на уровне австралопитеков, разделения труда по уходу за потомством между мужчинами и женщинами не было.

Другой важный момент, который мы знаем сейчас и не знали в XIX веке, заключается в том, что древние и даже первобытные люди где-то до 15 тысяч лет назад, до плейстоценового перепромысла, а кое-где и до пришествия европейцев, жили в условиях первоначального изобилия. Даже бушмен в своей неплодородной пустыне Калахари в среднем для своего прокорма тратит только 4-5 часов в день. Все прочие работы, включая изготовление инструментов, культовые действа, совершаются мастерами в режиме игры. Это, кстати, еще один барьер, охраняющий первобытную эгалитарность. Чтобы перейти к классовому обществу, нужно существенно интенсифицировать работу, нужна какая-то система принуждения, которая заставляла бы большинство работать больше. На первых стадиях перехода к такому типу общества технический прогресс был незначительным, и основной способ получить больше продукции заключался в принуждении работника к труду в попытке больше из него выжать.

Патриархат и сверхъестественное

Еще один момент, который у Энгельса подчеркнут очень неявно и сейчас сильно искажен, — это вопрос патриархата, власти старших, и часто в роли старшего выступает старшая женщина. Например, у коряков и других власть бабушки существенна, на Русском Севере до XIX века в больших многопоколенных семьях, живших под крышей одного большого дома, власть принадлежала старшему мужчине и старшей женщине. У русских к XIX веку она полностью перешла к старшему мужчине, а у вепсов, малоизвестного финно-угорского народа, жившего там же, власть большака и большухи была равной. То есть первобытный коммунизм, который идеализировал Энгельс, включал в себя неравенство, которое сейчас обычно не замечают подчинение младших старшим (что понятно, поскольку единственным способом социализации тогда было подражание младших старшим и перевод из одного возрастного класса в другой) и подчинение религиозным лидерам.

Сверхъестественную силу стяжал всякий, кто, скажем, более удачно ловил рыбу, выполнял какие-либо другие хозяйственные операции. Односельчане считали правильным делать ему подарки, чтобы обеспечить себе успех в своих делах, и через некоторое время он уже мог требовать их. Так достаточно быстро в социуме могло сформироваться неравноправие, а затем и настоящее государство.

Государство возникает быстро

Следующий прокол в работе Энгельса заключается в том, что он описывал формирование государства как длительный эволюционный процесс, но оно формируется, как правило, очень быстро. В истории разных человеческих общностей, когда удавалось формирование государства проследить, оно могло возникнуть в течение поколения. Например, народ бецилео на Мадагаскаре в связи с работорговлей вынужден был уйти на перенаселенные холмы. Там среди них выделялись люди, умевшие наводить порядок, им придавался сверхъестественный статус, и в течение одного-двух поколений возникало государство.

Если жизнь первобытного племени — это, в основном, подтверждение существующих традиций, их воспроизводство, то при формировании классов и государства, как правило, происходят очень быстрые изменения. На Гавайях существовало единственное полинезийское общество, в котором сформировалось настоящее государство современного образца (это произошло при контакте с европейцами).

Вождь Камехамеха I истребил часть местной знати (то есть покусился на сакральные персоны оставшихся вождей), получил от европейцев оружие, создал постоянную армию, для прокорма населения заложил плантации сандалового дерева, на которых людей заставляли работать, искусственные пруды с рыбой. Его сын Камехамеха II отверг ряд наиболее уважаемых табу, поскольку, имея армию и успех, он посчитал, что больше не нуждается в поддержке небес. То есть при формировании классов и государств, в отличие от медленной эволюции форм брака и собственности, изменения происходят крайне быстро.

Энгельс, как и почти все его современники, считал, что любые изменения идут только в одном направлении. Условно говоря, есть прогресс от группового брака к моногамии, а потом к восстановлению первоначального равенства отношений мужчины и женщины, когда частная собственность будет истреблена. В начале книги Энгельс показывает некоторый личный мотив к ее написанию, помимо выполнения завещания Маркса, — он пишет, что из всех форм угнетения по важности существующие формы брака и существующая религия идут сразу после господства капитала и власти денег.

Это отражение вполне первобытного взгляда на то, что всякая трансгрессия — это сила. Отсюда шаманы, переодевающиеся в женскую одежду, женщины, переодевающиеся в мужскую и часто тоже практикующие гомосексуализм. Отсюда суеверный страх перед женщиной, связанный с представлениями о том, что кровь — это душа, жизнь, а регулярные потери крови без вреда для жизни — это что-то плохое и колдовское.

Конец первобытности

Почему же первобытность закончилась? Эту проблему Энгельс практически не разобрал, а это интересно, прежде всего, с точки зрения марксизма. Большой вклад в ее решение внес американский антрополог Маршалл Салинс. Он показал, что в первобытном обществе есть постоянный конфликт между интересами отдельного домохозяйства и интересами социума как некоего целого. Экономической единицей является домохозяйство, особенно в периоды голода, когда на коллективные работы просто не хватает энергии, а социальные обязательства, предполагающие взаимопомощь, совместную работу, охватывают социум как целое.

Когда первобытные охотники истребили плейстоценовую мегафауну, а первобытные земледельцы изрядно истощили почву, превратив «плодородный полумесяц» в то, чем он сейчас является, голод случался часто. Во время голода начинается воровство с общественных огородов, запреты всячески нарушаются, придумываются предлоги, чтобы не кормить приходящих в гости родственников. Про вождей начинают сочинять всевозможные сказки о том, что они то ли незаконные, то ли сами воровали с общественных огородов. Но поскольку при этом соблюдается этикет, то когда снова наступает хорошее время, все идет как раньше.

В этих условиях есть возможность, интенсифицируя родственные связи, используя родство как политическую силу, либо используя военную активность, заставить часть племени работать интенсивнее. Это и есть путь к появлению классов и государства.

Туда и обратно

Последняя корректива, которая была внесена в работы Энгельса, заключается в том, что история может ходить туда и обратно, — он же полагал, что развитие идет только в одном направлении. От государства можно прийти обратно к племенному обществу, как это сделали черногорцы. Они возникли из средневекового сербского государства, но, убегая от турецких захватчиков и подчинив себе местное албанское население, они восстановили племенную организацию. Судя по всему, часть дагестанских вольных обществ — результат вторичного образования племен. Или, например, селькупы, знавшие металлургическое дело, коневодство, жившие в лесостепной зоне — когда они заселились в Сибирь и стали торговать пушниной, полностью все это забросили вследствие сырьевой экономики.

Тут, вероятно, правы сторонники Мердока, которые считают, что есть много путей эволюции, история может двигаться как вперед, так и назад. Постоянное путанье потенциально имеющейся тенденции с реально осуществившимся процессом — действительно слабое место не только работы Энгельса, но и марксизма в целом. Одной прогрессивной тенденции недостаточно, надо все время убеждать людей ее осуществить и стараться низвести настроение «не мешайте нам жить, как мы привыкли».