«В Гражданской войне не победил никто» Историки о причинах и последствиях российских революций 1917 года

В Музее Современной истории России прошел круглый стол «100 лет Великой российской революции: осмысление во имя консолидации». Он состоял из двух сессий. Тезисы первой части «Лента.ру» публиковала. Кроме историков, на круглом столе выступил министр культуры России Владимир Мединский. По мотивам его выступления в конце мероприятия экспертам было предложено принять проект обращения к общественности, — некое подобие программы национального примирения. Так что кроме коротких докладов о разных аспектах Октябрьской революции историки высказывались и о тезисах Мединского.

Забегая вперед, стоит отметить, что обращение так и осталось проектом: эксперты отказались принять документ в предложенных министром формулировках. Например, Мединский предложил осудить только идеологию революционного террора, а про контрреволюционный террор упомянуть забыл, также в тексте проекта говорится о важности для России сильной государственной власти, поддерживаемой «всеми слоями населения страны», что эксперты сочли утопией. В итоге договорились опубликовать обращение как проект и замечания к нему участников круглого стола. Кроме того, решили провести в 2017 году Всероссийскую научно-практическую конференцию «100 лет Великой российской революции: осмысление во имя консолидации».

«Лента.ру» приводит конспекты основных выступлений Второй секции круглого стола «100 лет Великой российской революции: осмысление во имя консолидации».

О покаянии и борьбе с красными бесами

Главный научный сотрудник Института российской истории РАН, профессор, академик РАЕН Владимир Лавров:

Для людей русских и православных самым главным авторитетом в вопросе взгляда на революцию является святой патриарх Тихон. Свою оценку произошедшему патриарх дал в первый день 1918 года в храме Христа Спасителя: «Минувший год был годом строительства Российской державы. Но увы! Не напоминает ли он нам печальный опыт вавилонского строительства?»

Патриарх понимал, что строительство коммунизма утопично. Он говорил: «Эту высокомерную затею их постигает та же участь, что и замыслы вавилонян: вместо блага приносится горькое разочарование». Послушали бы слова патриарха, и скольких ужасов удалось бы избежать. Через несколько недель после расстрела большевиками демонстраций в Петрограде, Иркутске, Москве, Севастополе, патриарх обратился ко всем чадам Православной церкви: «Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы, — требовал православный пастырь. — Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело: это поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей — загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей — земной. Властью, данной нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас… извергов рода человеческого, безбожных властелинов тьмы века сего». То есть руководители большевиков были подвергнуты анафеме, где «тьма века сего» означает строящийся в России социализм.

Важнейшая точка зрения была выражена патриархом в обращении к советскому правительству от 7 ноября 1918 года, он говорил: «Соблазнив темный и невежественный народ возможностью легкой и безнаказанной наживы, вы отуманили его совесть, заглушили в нем сознание греха; но какими бы названиями ни прикрывались злодеяния, — убийство, насилие, грабеж всегда останутся тяжкими и вопиющими к небу об отмщении грехами и преступлениями». И дальше он писал: «Да, мы переживаем ужасное время вашего владычества, и долго оно не изгладится из души народной, омрачив в ней образ Божий и запечатлев в ней образ зверя». Вот такие глубокие, мужественные и очень не простые слова.

Никто не спасет нас, кроме нас самих, но необратимо покаяние, а его нет. Я как раз уверен, что оно необходимо. Оно должно включать в себя государственное, юридически закрепленное решение об осуждении преступлений Ленина-Сталина и их партии. Без такого очищения, без всенародного всероссийского покаяния не будет подлинного духовно-нравственного возрождения России, не связанного с ним должного экономического развития. Безусловно, никакой консолидации с теми, кто служил и служит делу Сталина, то есть с красными бесами, быть не может. Когда такие попытки совершаются, это приводит к тому, что люди перестают различать добро и зло, теряются нравственные ориентиры, происходит деградация народа.

Предстоящий юбилей этого события вызывает у меня тревогу. С божьей помощью, с помощью новомучеников, мы смогли пережить 70 лет коммунистического ига и вырваться из него. Но спустя 100 лет мы не смогли преодолеть до конца марксизм, ленинизм и сталинизм. Даже ренессанс некоторый сталинизма имеет место, но с развала СССР прошло уже много времени, можно же было эти преступления неоднократно осудить! Преодолеть марксизм, ленинизм и сталинизм, провести просветительскую работу. Я боюсь, как бы Господь не переложил милость на гнев в связи с этим предстоящим 100-летием.

О том, была ли неизбежной революция, и почему ей стоит предпочесть реформы

Ведущий научный сотрудник института всеобщей истории РАН, доктор исторических наук Александр Шубин:

Есть ли в истории сослагательное наклонение? Есть, но обращаться с ним нужно очень аккуратно. Эта тема существовала и в советской историографии как проблема субъективного фактора, как альтернативы в истории — в этих терминах проблема вполне уважаема. Что бы случилось, если бы Ленин не доехал до России в апреле 1917 года? Как говорил Троцкий, этот вопрос легче поставить, чем на него ответить. Похожий вопрос можно задать и относительно самого Троцкого, и относительно тех политических деятелей, которые не дожили до 1917 года. Так есть ли фатализм социальных факторов, который привел нас в ту же точку, или этого фатализма нет, а есть набор разных исторических альтернатив? Я признаю, что социальные тенденции крайне сильны, что нужен их тщательный анализ. Каковы основные развилки, болевые точки революции?

Революция была неизбежной — таков постулат. Почему она была неизбежной? Потому что было несколько возможностей провести реформы, и они не сняли те противоречия, которые были. Возникает вопрос: когда она была неизбежна? Есть ли неизбежность момента? Ее нет совершенно: она могла разразиться до мировой войны, после окончания Первой мировой войны. Все зависело от того, как изменилось положение людей в столице и в крупных городах, каким образом решатся или не решатся действовать политические лидеры, в конечном итоге все зависело от женщин с кастрюлями (только кастрюль у них на тот момент не было) — в Петрограде волнения начались с разбрасывания листовок в честь восьмого марта.

Да, это субъективный фактор. А если бы не эти листовки? А если бы не забастовка на Путиловском заводе? А если бы не беспорядок на железных дорогах? Революция в этот момент бы не разразилась, она бы разразилась позднее, потому что не были сняты социальные причины. Было бы другое сочетание обстоятельств, другой расклад борьбы, структура момента, как сейчас принято говорить. Разразившись после Первой мировой войны, она бы снова имела совершенно другой характер.

Допустим, приходят к власти либералы. И мы сразу понимаем, чем бы все кончилось. Мы понимаем, что либерализм плохо совместим с русской душой. Но если мы взглянем на эту ситуацию исторически, мы увидим, что либералы в марте 1917 года пользуются колоссальной популярностью, потому что остальные политические силы не показали себя — говоря современным языком, не пропиарились. Что делают либералы? Они устанавливают либеральную диктатуру. Хочу напомнить, что временное правительство ликвидировало Государственную Думу и присвоило себе все властные полномочия. Откатило страну на уровень 1905 года. О чем они мыслят? О священном праве частной собственности. Идея движет этими людьми: они пытаются загнать революцию обратно в трущобы. И быстро теряют общественный потенциал во всем обществе, кроме миноритарной его части, которая потом активно себя проявляет. Здесь говорилось о ключевом различии между большевизмом и, условно говоря, Корниловым. Так вот, в 1917 году было экспериментально доказано, что этого противоречия не было, потому что корниловская авантюра рухнула с треском по совершенно объективным причинам. Только с началом Гражданской войны эта альтернатива действительно стала реальной. Только Гражданская война ликвидирует возможность вот этих промежуточных состояний, разводит лагеря друг от друга. Ключевая альтернатива 1917 года — это альтернатива между диктатурой и Гражданской войной (одно порождает другое) и другим путем — путем консолидации, компромисса.

И тут мы переходим к другой фазе, потому что истинными подвижниками в сфере компромисса были левые либералы и правые социалисты. Здесь, конечно, на первый план выходит фигура Керенского как символ того пути. Хотя это, конечно, не единственный представитель этого пути. Экспериментально было доказано, что именно желание примирить правое и левое в некоторой точке покоя все погубило. В то время, когда общество требовало радикальных преобразований, образовался тяни-толкай, невозможность двигаться ни в одном направлении, и авторитет тех партий, которые были мегапопулярными в начале революции, начал стремительно падать. Мораль этого этапа заключается в том, что успех или неуспех идеологии, политики заключается в умении соотносить намерения и реальную расстановку социальных сил.

И, наконец, последняя альтернатива — народное социалистическое или народно-демократическое правительство. Можно по-разному рассуждать о нем: вот не приехал бы Ленин, тогда на лидирующие позиции выходит Каменев. Напомню, что в начале сентября 1917 года Ленин протягивал руку своим оппонентам из социалистического лагеря, и эта рука была отвергнута. Весь 1917 год пронизан этими альтернативами, где очень многое в судьбе нашего отечества зависело от людей. Уроки этого года вытекают из сказанного: необходим социальный анализ, необходима не ликвидация противоречий и конфронтация в обществе, а преодоление только путем преобразования.

О трагедии российской социал-демократии в интерьере политических битв 1917 года

Заведующий кафедрой новейшей истории России Московского государственного областного университета, доктор исторически наук Валерий Журавлёв:

Почтенный исторический возраст российской социал-демократии с трудом позволяет сегодня в полной мере осознать тот очевидный факт, что РСДРП исполнилось всего 19 лет, когда она вознамерилась действовать с двух концов (меньшевистского и большевистского), перевернуть Россию. Если же вести счет с того момента, когда РСДРП фактически оформилась в партию, расколовшись надвое, то к 1917 году она пришла в 14-летнем отроческом возрасте. По человеческим меркам в пору активного бурления гормонов, наибольшего проявления максимализма, неуступчивости и радикализма. Что нашло более яркое проявление у большевиков. Российская социал-демократия возникла не из пролетарского движения, а была интеллигентским рычагом, побудителем этого движения.

РСДРП окунулась в водоворот событий 1917 года, ставшего для нее и этапом наивысшего взлета и сокрушительного падения. Исторический опыт заставляет менять акценты видения ряда важных событий прошлого. Сегодня для меня очевидно, что своей кульминацией, с точки зрения судьбы демократической альтернативы России, наиболее важными были политические процессы не в октябре, а в ноябре 1917 года. Это были выборы в Учредительное собрание 12 ноября, осуществленные по самой демократической на тот момент пропорционной системе, сочетавшей выдвижение кандидатов от территориальных округов — 68 тыловых и 7 фронтовых, голосование по партийным спискам. В этих выборах приняло участие 58 миллионов человек, впервые включая женщин. Добавим, что пришли они к урнам политически подкованными. Согласно крылатой фразе писателя Паустовского: с февраля до осени 17 года Россия выговорила все, о чем молчала столетиями.

Страна тогда подошла к исторической развилке, точке бифуркации цивилизационного масштаба и значения. Вопрос стоял лишь в том, в каких социально политических догмах этот назревший вопрос эпохи найдет свое рациональное решение. Именно итоги выборов 12 ноября представляются моментом истины для российской социал-демократии. Большевики и меньшевики получили не в пылу митинговых страстей, а в ходе демократических выборов, четвертую часть голосов российского электората. Для 14-летней политической партии, находящейся в публичной политике всего 8 месяцев, тем более, находящейся в состоянии раскола, это был выдающийся успех. Но он не был абсолютным, он требовал кропотливого диалога с другими партиями марксистского и неонароднического толка.

Нравится ли это кому-то или нет, но я остаюсь убежден, что осенью 1917 года путь России к радикальному социальному эксперименту цивилизационного масштаба и значения был объективно неизбежным. Страна была обречена на этот эксперимент, более 39 миллионов россиян, то есть более 80 процентов однозначно высказались за демократическое, на базе многопартийности, будущее страны в русле так или иначе понимаемого принципа социальной справедливости. Это был вердикт народа. Однако вердикта этого претенденты на звание демократов сочли нужным не заметить.

Подводя итоги, следует сказать, что трагедия социал-демократического движения в России, на мой взгляд, заключалась даже не в том, что его радикальное большевистское крыло пыталось осуществить на том этапе неосуществимое. Прежде всего ошибка была в том, что социал-демократия вместе с другими социалистическими и неонародническими партиями не выразила готовности найти форм и методов движения страны по пути органической модернизации.

О том, почему нельзя мерить революцию и ее последствия современной этикой и моралью

Заведующий научно-исследовательской лабораторией по изучению рыночной экономики экономического факультета МГУ им. Ломоносова, доктор экономических наук Андрей Колганов:

Для объективной оценки российской революции, причем я говорю не только о феврале-октябре 1917 года, но обо всем комплексе развития революционных процессов в России, начиная с 1903 года (обострение крестьянского вопроса, крестьянские беспорядки) и кончая 1921 годом (окончание Гражданской войны), необходимо в первую очередь оценить те социально-экономические противоречия, которые ее вызвали. В первую очередь это сохранение сословно-монархического политического режима с гражданским неравноправием различных слоев общества, нерешенность земельного вопроса и обострение противоречий капиталистического развития, свойственного начальной стадии промышленного переворота.

Интересным для анализа является сближение к концу Гражданской войны программ красных и белых. Решения, которые легли в основу НЭПа, вначале были опробованы в Дальневосточной республике, затем только применены по всей России. Они в значительной степени учитывали те требования, которые выдвигались с противоположной стороны. С другой стороны программы белых к концу войны отходили от радикального отрицания всего того, что было сделано большевиками. Особо стоит проанализировать причины и механизмы Гражданской войны. Например, мировая война, которая провела через окопы миллионы людей, снизила для них ценность человеческой жизни.

Важно, рассматривая события Гражданской войны сейчас, избежать накладывания кальки современной этики и морали на события начала ХХ века. Тогда политическая этика и мораль отличались от современной. Надо учитывать сложившуюся к тому моменту практику гражданских войн предшествующего периода и военного решения политических вопросов. Например — беспощадное истребление людей в ходе колониальных войн. Это была нормальная практика цивилизованных европейских государств. Не учитывать их нельзя, когда мы говорим о происхождении гражданской войны. Точно также можно вспомнить кровавую майскую неделю в Париже в 1871 году, когда население истреблялось вне зависимости от причастности к революционным событиям, надо помнить про белый террор в Финляндии, который в процентном соотношении унес столько же жизней, сколько вся Гражданская война в России, по оценке консервативных финских историков.

Также следует учитывать, что обе стороны после революции располагали вооруженными контингентами людей. Все стороны утратили политическую преемственность и легитимность. После февраля 1917 года не было легитимной власти. И наконец, следует учесть, что в столкновениях участвовали городские меньшинства, так как крестьянское большинство организованно в революции не участвовало. Крестьянство было в революцию вовлечено, но не имело своей организованной стороны. Поэтому оно стояло перед выбором, к какой стороне примкнуть. Отсюда силовые действия по принуждению со стороны меньшинства.

Очень острым является вопрос о революционном терроре. Обе стороны перешли границы целесообразного в применении насилия как инструмента в гражданской войне. Вопрос: почему это произошло? И понять, как противоборствующие стороны решали вопрос о контроле над террором. Решали по-разному. Красные официально объявили террор и поэтому у них были выработаны слабые и не эффективные средства по контролю за террором. Белые отрицали террор, но применяли его на практике, в связи с этим у них практически отсутствовали границы между официально осуществлявшимся террором и так называемыми эксцессами исполнителей. При этом красные оказались относительно эффективнее в подавлении эксцессов исполнителей.

Что касается оценки последствий революции, мы встаем на зыбкую почву, где работает интересный логический принцип: после того — не значит вследствие того. Сложно выяснить, какие именно последствия являлись прямым продолжением и обусловливались революционным процессом, а какие были вызваны сложившейся политической или экономической ситуацией после революции, но не имевшей связи с революцией. Поэтому тут остается большое поле для спекуляций.

«Непростые выводы» о причинах Гражданской войны в России

Заместитель исполнительного директора по науке Российского военно-исторического общества, доктор исторических наук Михаил Мягков:

Гражданскую войну в России часто сравнивают со смутным временем XVII века, ведь эти события во многом определили дальнейшее развитие страны, ее внешнюю и внутреннюю политику, менталитет народа. Говоря о главных причинах войны, многие историки выдвигают на первое место насильственный захват большевиками политической власти и проводимый ими курс на экспроприацию частной собственности. Более детально это выглядит так: отказ большевиков от принципов парламентаризма, разгон Учредительного собрания и другие недемократические меры, экономическая политика большевиков в деревне, которая фактически отменила Декрет о земле. Все это заставило значительную часть населения сопротивляться проводимой большевиками политике. Заключенный советским правительством Брестский мир был расценен в широких кругах российского общества, особенно среди офицерства и интеллигенции, как унизительный, грабительский и угрожающий самим основам российской государственности. Буржуазия же, напуганная размахом национализации промышленности, не хотела терять свою собственность. Создание однопартийной системы оттолкнуло от большевиков другие социалистические партии и демократические общественные организации, которые вскоре подняли знамя борьбы против большевиков.

Но глубинные причины Гражданской войны лежат в сфере идеалов и ценностей. Революционные события — не просто удар по экономическому положению имущих слоев, это вызов старому порядку, при котором привыкли жить многие среди элиты. Часть поддержала слом, другая же часть восприняла это как гибель государства и восстала против слома, побуждаемая иррациональными мотивами.

Октябрьская революция вызвала неприятие во всех воюющих лагерях Первой мировой войны. Однако Германия, Турция, Австро-Венгрия, страны Антанты увидели в революции не только пугающую опасность для себя, но и возможность поживиться за счет России. И те и другие применили блокаду Советской России, поддерживали растущие, как грибы, национальные и самочинные правительства на территории России, финансировали их, обеспечивали оружием, вплоть до танков. Это сыграло важнейшую роль в развязывании войны. Лишь после начала интервенции и восстания чехословацкого корпуса весной 1918 года движение против большевиков, которое начали называть белым, окончательно сформировалось. На стороне большевиков воевали многочисленные интернационалисты — от бывших пленных австрийских социалистов до добровольцев из Китая. Внутренний конфликт быстро стал интернациональным.

Нарастание антагонизма, замешанного на манерности, а, следовательно, и на предпосылке к гражданскому противостоянию братоубийственного характера, наблюдались в российском обществе еще с февраля 1917 года. В начале 1918 года антагонизм стал обретать окончательное духовно-идеологическое очертание. Среди рабочих и крестьян это была ненависть к сытым буржуям и помещикам, «столетиями пившим народную кровь». А среди бывшего господствующего слоя — злоба на «восставшего хама, который губит Россию». Происхождение, воспитание и социальное положение играли большую, но не всегда решающую роль при выборе стороны конфликта. В Красной армии служили царские офицеры, а в контрреволюционных армиях — рабочие и крестьяне.

За годы интервенции и Гражданской войны во время боевых действий, от голода и болезней, по некоторым оценкам, погибло около 8 миллионов человек, около 2 миллионов человек составили первую волну эмиграции. Советская страна лежала в развалинах. Экономика была в руинах. На внешнеполитической арене России как великой державы больше не было. Первая мировая и гражданские войны окончились для России большими территориальными потерями. Главными виновникам этих потерь в советское время было принято считать контрреволюцию и интервентов. После распада СССР основная критика пала на коммунистический режим. Но надо признать, что ответственность за российскую смуту несут все стороны — белые, красные, интервенты. Последние сделали немало, чтобы Гражданская война приняла самый ожесточенный характер.

Среди причин победы большевиков необходимо выделить широкую поддержку советской власти среди огромной массы рабочих и крестьян; диктатуру большевиков, не останавливающихся перед репрессиями; организаторские способности коммунистических лидеров, позволившие создать многомиллионную Красную армию и сплотить общество; пропаганда социальных и национально-освободительных целей войны; поддержка новой власти со стороны международного рабочего движения.

Продолжавшаяся два года война закончилась сохранением России как единого государства, ставшей ядром для последующего объединения народов бывшей империи. Но война закрепила заложенную прежде традицию решать политические и социальные проблемы с помощью грубой силы. До предела возрос антагонизм между различными слоями российского общества, который продолжал оказывать сильнейшее воздействие на последующую стратегию большевистских властей.

Лидеры ведущих западных стран с этого времени начали рассматривать Россию как изгоя, готового разжечь пожар революции в их странах. Несмотря на проигрыш белых, победителем нельзя назвать ни одну из сторон. Огромный ущерб был нанесен всему российскому обществу и его средствам существования.