«Великая Отечественная превратилась в комикс» Как историческое событие становится мифом и стоит ли этого пугаться

Юбилей Победы запомнится не только выходом нескольких серий книг военной и документальной прозы, публикацией ранее неизвестных документов и свидетельств, но и снятием с прилавков книжных магазинов антифашистского графического романа Арта Шпигельмана «Маус». Книгу лауреата Пулитцеровской премии книготорговцы заподозрили в пропаганде фашизма (хотя она ровно про противоположное) только на том основании, что на ее обложке изображена карикатурная свастика. О парадоксальном восприятии Великой Отечественной войны «Лента.ру» поговорила с литературоведом, профессором Российского государственного гуманитарного университета Михаилом Одесским.

«Лента.ру»: Великая Отечественная война сейчас в сознании большинства все-таки конкретное историческое событие или его затмил красивый глянцевый миф о Великой Победе?

Михаил Одесский: Любое значимое событие со временем мифологизируется. Если мы посмотрим на многочисленные войны, которые пришлось вести России за ее историю, то увидим, что есть битвы, которые знают все, а есть, которые знают только историки. То есть ряд событий отбирается исторической памятью, на них построены государственные мифы, они находят отражение в искусстве, на них граждане строят свою жизнь. Блок когда-то назвал Куликовскую битву символическим событием. И Великая Отечественная война, безусловно, принадлежит к ряду таких событий. Но она еще не полностью стала мифом. Все-таки еще остались люди, которые ее помнят. Однако дело не только в этом. Про Великую Отечественную было столько написано и сказано, что окончательно выветрить всю сложность и трагичность этого события, превратить его в лакированную картинку, думаю, не получится.

Ведь военная проза — это в некотором смысле вся русская литература второй половины прошлого столетия, да и отчасти нашего. Во время Великой Отечественной и сразу после о ней писали те, кто сформировался еще в Серебряном веке: Ахматова, Пастернак, Толстой, Эренбург, даже Цветаева, если считать ее чешский цикл; советские светила — Гроссман, Катаев, Леонов, Платонов, Симонов, Сурков, Твардовский, Фадеев, Шолохов. Я специально не отвлекаюсь на оценки. Потом пришло время, так сказать, «лейтенантов», которые считали долгом продолжить дело павших товарищей (Коган, Кульчицкий, Майоров) и сказать свое слово (Гудзенко, Межиров, Окуджава, Самойлов, Слуцкий). Возник такой литературный факт, как «окопная проза» — новая правда о войне, которая открывалась каждому, обыкновенным солдатам (в той мере, в какой бывают обыкновенные солдаты): от их своего рода провозвестника Некрасова до долгожителя Астафьева. И пришло время детей войны (Виталий Семин), тех, кто не воевал, тех, кто был внуком солдат Великой Отечественной (Высоцкий, Владимов, в последнее время — Илья Бояшов, трансформировавший миф о белом ките в новый миф об убийственном белом «Тигре»).

В общем, по заказу и от всего сердца, русская литература отдала дань войне, естественно, ее мифологизируя и столь же естественно стремясь к слову правды.

На войне было и нечто такое, о чем поэт Давид Самойлов писал только в стол и при жизни не печатал. Такой это был ужас. Он совершенно искренне в замечательных стихах (мы говорим о поэте, который не писал того, чего не хотел писать!) пытался переплавить военный опыт, может, даже романтизировать его, увидеть сквозь призму переживаний молодого человека: «Сороковые, роковые, свинцовые, пороховые... Война шагает по России, а мы такие молодые!..» Однако его преследовало и то, что отправлялось в стол. И не по цензурным соображениям.

Меня больше всего поражает совершенно от меня далекий писатель Виктор Астафьев. Чем больше проходило времени, тем страшнее и страшнее он писал. Произошла своего рода антимифологизация. Какие жуткие формулы: «Вы посмотрите на любую из карт 1941 года и даже 1944 года: там обязательно 9 красных стрелок против 2-3 синих. Это 9 наших армий воюют против 2-3 армий противника. Мы залили своей кровью, завалили врагов своими трупами».

И все же, как долго способен жить военный миф? Уйдут последние старики, которые помнят эту войну. Что будет?

Вот, скажем, Куликовская битва, про которую мы все хорошо помним. Хотя 600 лет прошло. Но ведь были и другие знаменитые битвы XIV века. Но кто о них помнит? Даже если они были победоносными. При этом смысл события, которое помнят, может выветриться. Что произошло на Куликовом поле на самом деле, кто с кем сражался, где — специалисты постоянно спорят. А миф — ясен и светел. Настолько ясен и светел, что подменил историю и стал важнее исторической реальности. С Великой Отечественной, конечно, рано так далеко прогнозировать.

Тут важно другое.

В современной России мало праздников, которые люди понимают и чувствуют. Только что было Первое мая. И что мы праздновали? Как было сказано в рекламе одного из каналов — «ленивые майские». Что-то такое мудреное устроили с бывшим Седьмым ноября. В результате выбрано крайне сомнительное с исторической точки зрения событие, основанное на неприязни к полякам.

А праздников, смысл которых всем понятен, осталось два: Новый год и День Победы. Любой нормальный человек в России и не только в России знает, что Вторая мировая война — великая трагедия, трагедия — в античном смысле, приводящая к катарсису. Но чрезмерное акцентирование этого праздника заставляет задуматься: а что, больше ничего значимого в нашей истории не было? И еще: этот праздник, который может быть развернут в сторону человеческой памяти, может быть развернут и в сторону милитаризма. А ведь после Второй мировой многим мечталось, что эта война — последняя.

С одной стороны, за последний год вышла масса изданий и переизданий очень реалистичной военной прозы, сборников документов, с другой — красивое официальное празднование юбилея. Как одно уживается с другим?

Лет тридцать назад было хорошо видно, имеют люди доступ к особым источникам информации или нет. Либо вы читаете только подцензурную литературу — и тогда у вас один круг знания. Либо вам удалось прочесть что-то в самиздате, в «тамиздате» (или вдруг что-то советское, но не всем открытое) и сформировать другой круг. Сейчас люди имеют одни и те же технические возможности и пользуются различными источниками информации. Но усваивают все равно только то, что каждый из них хочет. И тут — парадокс: возможность получить информацию совершенно не означает, что человек готов ее получить. Да, сейчас на поверхности лежит такая отлакированная информация о войне. Это понятно. Она не может не быть лакированной, потому что она праздничная, юбилейная, парадная. Однако эта парадность почти бесконфликтно уживается с окопной правдой и историческим знанием о событиях того времени, потому что в современной России довольно аморфное общественное сознание. Постмодернистское, что ли. А такого рода аморфность странным образом гарантирует устойчивость. Что ни добавь — все усваивается, все со всем уживается. Выйдет новая книга, страшная, жуткая, аналогичная поздним книгам Астафьева, узнаем мы еще какие-то ужасы — ничего не изменится. Да, война — это всегда страшно, сложно, неоднозначно. Рассказывать все это людям в праздник, может быть, и не надо. Кстати, детям, школьникам — тоже, может быть, не надо. А вот студентам, взрослым людям — уже надо обязательно. Но эти области должны быть разграничены, а если парадность подменяет исторические свидетельства — это уже опасно.

Любой человек, когда проходит время, мифологизирует событие. Даже участники войны это делают. Нужно иметь великий дар и великое мужество, чтобы этой мифологизации не поддаться. Кстати, писатель Виталий Семин рассказывал про потрясающие психические технологии, посредством которых он из себя доставал правду, так глубоко она была запрятана в подсознание. Почти как Пруст — через запах, вкус… Мы все люди и мы мифологизируем. Но все-таки важно не утонуть в мифах и символах.

Кажется, еще один миф всплыл с этим праздником — миф об СССР. Логика такая: раз в Великой Отечественной победил Советский Союз, значит, Советский Союз — это хорошо. А кое-где даже портрет Сталина на плакатах появился.

Вопрос, кто победил в войне, народ или государство — вопрос хитрый. С одной стороны, конечно, государство. Мы же не в каменном веке. Мы живем в сложно организованном обществе и без государства народ ничего не сделает. Забавно, что продолжается научная полемика, кто выиграл войну 1812 года — народ или Кутузов. Такой независимый в суждениях историк, как Николай Троицкий, доказывал, что Кутузов был раздутой величиной, а воевал за него народ. Я, к сожалению, думаю, что так не бывает. И не принадлежу к тем, кто считает, что Жуков был злодей и карьерист. Но видеть в Великой Отечественной победу государственного строя — логическая подмена. Выходит, что если бы в Германии был социализм, она войну бы выиграла? А США и Великобритания не участвовали в войне? Это демагогия. На войне воевали народ и государство. Политики, безусловно, совершали ужасные ошибки, и на Сталине много крови, в том числе за с исторической точки зрения сомнительные политические и военные решения. То, что народ воевал не сам по себе, а управлялся государством, не означает, что государство было устроено наилучшим образом. Логика мифа: мы победили, потому что был великий Сталин. Логика идеологии: мы победили, потому что у нас было самое хорошее государство. И то и то имеет отношение к реальности, но полностью реальность не описывает.

История вообще мифологизируется совершенно комфортно.

Ленин, как известно, не был в октябре в Петрограде, когда шла революция, что ему никак не помешало ее возглавить и ею руководить. Понятно, что все это было сделано для того, чтобы никто не вспомнил про Троцкого, который этим занимался хотя бы потому, что был председателем Петроградского Совета.

Если позволить себе совсем уж широкое обобщение, то мы все помним, что в былинах есть Владимир Красно Солнышко. А Владимир это Святославич или Владимир Мономах — уже не так важно. Бьется он с «татарвой проклятой» — а то, что там никакой «татарвы» не было, да и половцев тоже — не важно.

Миф стремится к простоте. Мифологизированное повествование отличается от немифологизированного тем, что оно всегда проще и линейней. Оно будет, так сказать, по сюжетной схеме фольклориста Владимира Проппа. А история, она — сложная. То же самое в идеологии. Если идеология претендует на массовость, она должна быть проще и сильнее бить в бессознательное. А значит, быть ближе к мифу. Все же помнят, что победоносный Сталин к установлению праздника Победы отношения не имеет.

Конечно, это заслуга Брежнева.

В этом смысле Брежневым говорила эпоха. Ушли ужасы, проблемы. Чисто физически людей, которые к войне имели отношение, стало меньше. И стало понятно, что это — удобный праздник. И официальный, и народный. Извините, мне кажется порою, что наше время уже воспринимает Великую Отечественную как комикс. То ли про Сталина и Гитлера, то ли про Штирлица и «шпиона». Ярко и плоско. И, наверное, это закономерно. Прошло время. Время требует простенького и эффектного. А дальше это простенькое можно развернуть в идеологию, можно — в развлечения, можно — в «старые песни о главном». Параллельно же, раз нет цензуры и ограничения на информацию, кому надо — пусть изучают документы и собирают факты. Но общественному сознанию сложная и многомерная информация особенно не нужна.