Концептуализм с человеческим лицом Почему в Перми читают и почитают Пригова

В Музее современного искусства PERMM совместно с Государственной Третьяковской галереей и Фондом Пригова при поддержке министерства культуры и массовых коммуникаций Пермского края открылась выставка «Дмитрий Пригов: от Ренессанса до концептуализма и далее». Выставка проработает больше двух месяцев, до 28 июня. В рамках сопровождающей ее культурной программы реализуются образовательный литературно-художественный проект «Читаем Пригова» и интерактивный проект «Перемещение зрителей». Корреспондент «Ленты.ру» побывал в Перми, чтобы выяснить подробности.

По дороге из аэропорта, уже в центре города, когда такси катится по главной улице — естественно, Ленина, обращаешь внимание на длинный белый забор, на котором метровыми буквами начертано: «Граждане! Воспоминания детства за какую-то недвижимость попрятались! Дмитрий Алексаныч». «Дмитрий Алексаныч» — это Дмитрий Александрович Пригов (1940-2007), поэт и художник, представитель так называемого московского концептуализма. Указанная надпись выполнена местными художниками как произведение стрит-арта, то бишь уличного искусства. Цитируется одно из «Обращений к гражданам», сочиненных поэтом в 1980-е годы в жанре советских обращений партии и правительства к народу по случаю 1 Мая и 7 Ноября. Пригов печатал их на машинке, разрезал на узкие бумажные полоски и развешивал, как объявления, в самых неожиданных местах. Например, в лесной чаще:

«Граждане!
Кружевная тень, пение птиц, дыхание ветерка —
а что мы среди всего этого?!
Дмитрий Алексаныч».

Или на уличной скамейке:

«Граждане!
Скажем друг другу: я люблю тебя!
Дмитрий Алексаныч».

Так действует поэт-концептуалист. Или художник-концептуалист. Ему нужно именно действие, какой-то поступок, как говорят искусствоведы, художественный жест, акция. Дмитрий Александрович Пригов, чье 75-летие будет отмечаться 5 ноября, был большим мастером таких жестов и акций.

Надо сказать, что с этим самым концептуализмом у нас в России как-то не задалось. Широкая публика не слишком его привечает. Отчего так? Тому есть свои объективные причины. Но для начала попробуем разобраться в том, что же это такое концептуализм?

Концептуальное искусство — это искусство концепта, идеи. То есть когда художник создает и демонстрирует не столько художественное произведение, сколько определенную художественную стратегию, концепцию, которая, в принципе, может выражаться любым артефактом или просто артистическим жестом, перформансом, акцией.

Корни концептуализма — в творчестве ряда авангардистских групп 10-20-х годов ХХ века: футуристов, дадаистов, Обэриу. В России концептуализм осознали как особое художественное направление в неофициальном искусстве 1970-х годов. Автор термина «московский концептуализм», философ Борис Гройс, предложил его с эпитетом «романтический», однако эпитет вскоре был отставлен за ненадобностью (трудно привести в пример искусство более антиромантическое, чем концептуализм). В поэзии данное явление связано в первую очередь с творчеством Всеволода Некрасова (1934-2009), Дмитрия Александровича Пригова (именно так — Дмитрия Александровича, это его литературное и отчасти сценическое имя, как у артистов), Льва Рубинштейна и Андрея Монастырского (Пригов и Рубинштейн позднее образуют своеобразный дуэт, а Монастырский создаст акционную группу «Коллективные действия»), в прозе — Владимира Сорокина (речь идет не о его нынешних сочинениях, а о текстах 1980-х годов), в изобразительном искусстве — Ильи Кабакова, Эрика Булатова, Олега Васильева (1931-2013) и ряда других художников 1970-80-х годов. Всеволод Некрасов, Эрик Булатов и Олег Васильев в 1970-е годы настолько сблизятся, что тоже сформируют своего рода художественно-поэтическую группу.

В целом, следуя авангардистскому стремлению к чистоте и самодостаточности выделенной художественной формы, концептуалисты переводят центральную проблематику в иную плоскость, занимаясь уже не формой самой по себе, а условиями ее возникновения, не столько текстом, сколько контекстом. В результате меняются отношения между автором и зрителем. За зрителем предполагается существенно более активная позиция.

Широко известно каноническое определение концептуализма, принадлежащее Илье Кабакову. «Художник мажет по холсту. Зритель смотрит. Художник перестает мазать по холсту и начинает мазать по зрителю». Менее известно, но не менее существенно, уточнение этой формулировки, данное в свое время Всеволодом Некрасовым: «Художник мажет по зрителю — но так, чтобы его не испачкать».

Отсюда и все коллизии последних лет — вплоть до «Тангейзера» — между прогрессивной арт-тусовкой и мракобесным гражданским обществом. Не секрет, что многие на дух не переносят то, что называется contemporary art — актуальное искусство. Например, известный художник и писатель Максим Кантор не раз заявлял, что весь этот московский концептуализм — просто жульничество, и с точки зрения искусства — пустое место. И ассоциировал это с названием прикрытого пару лет назад портала Open Space, посвященного как раз тому самому contemporary art. Тут, прямо скажем, виноваты обе стороны — и художественное сообщество, так репрезентирующее свои передовые идеи, что гражданам вне прогрессивной тусовки тошно делается, и публика, принимающая в штыки все, что не укладывается в поп-культурное или ложноклассическое поле.

И возникло это взаимное непонимание, к сожалению, сразу после краха коммунизма и торжества общечеловеческих ценностей. Причем передовое искусство и некоторые его кураторы сами об этом позаботились. «Премудрости теорий постмодернизма — премудростями, а решительные действия немецкой власти на месте советской по отсеву-фильтрации в том же ЦДХ 92 не могут не восхищать классической германской определенностью: тут хочешь не хочешь, а сам собой просвечивает losung вроде того, что стране дураков подобает искусство-уродство», — писал Некрасов об одной из тогдашних выставок (в Центральном доме художника в 1992 году). Давно забылись те немецкие кураторы (своих хватает), да и вряд ли они действительно хотели подчеркнуть то, что мы живем в стране дураков, а они — в стране умных, но лозунг искусства-уродства продолжал звучать, и как его непрогрессивной, а тем более мракобесной, общественности было не услышать. Вот и услышали.

Эрик Булатов в своей книге «Живу дальше» приводит такой пример. Когда художник Олег Кулик в рамках своего проекта «человек-собака» покусал кого-то в каком-то зарубежном музее, у одного тамошнего арт-критика спросили, почему он не написал о столь яркой художественной акции. «Я занимаюсь искусством, — ответил арт-критик. — А этим занимается полиция». На самом деле Олег Кулик — хороший художник (по крайней мере, временами). Но мелкое хулиганство, названное гордым именем contemporary art, остается мелким хулиганством. А провокация, в том числе политическая, провокацией.

Где грань между художественной провокационностью, которая часто идет на пользу искусству, и банальной провокацией, хулиганством, хамством? А вот здесь, в некрасовской добавке к определению Кабакова: не пачкайте зрителя. С другой стороны, и зрителю, конечно, не следует быть таким уж белоручкой и шарахаться от всего, что выходит за рамки программы начальной школы.

Наверное, первое произведение концептуального искусства — выставленная в экспозиционном пространстве «скульптура» французского дадаиста Марселя Дюшана (1887-1968) «Фонтан» (1917 год), представляющая собой писсуар заводского производства с автографом художника. Пару лет назад по интернету распространилась картинка: мужской туалет, ряд писсуаров, а одного нет, оторвали — и на его месте надпись по-английски: «Здесь был Дюшан».

Возникает вопрос: а чем безымянный автор шутки «Здесь был Дюшан» уступает мэтру авангарда, автору инсталляции «Фонтан»? Правильный ответ такой: ничем. Инсталляция Дюшана точно такая же шутка.

Но извечный антиавангардистский аргумент «И я так могу» тут совершенно ни при чем. И дело даже не в несопоставимости контекстов, семантических полей и соответствующего историко-культурного значения этих двух шуток (а они действительно несопоставимы, поэтому правильный ответ «ничем не отличаются» правилен лишь в первом приближении). Похожим вопросом задавался Всеволод Некрасов в своей статье «Фикция как искусство, но не искусство как фикция, или Как дело было с концептуализмом».

«Почему, в самом деле, скажем, гениальная острота и ее автор ходят какими-то неприкаянными и пропадают в конце концов невесть куда? — писал он. — Почему они лишены прав? Чем острота хуже любого произведения искусства? Истинная правда: Жигалов с Абалаковой (Анатолий Жигалов, Наталья Абалакова — московские художники-концептуалисты, работающие в дуэте — прим. «Ленты.ру») поставили стул в людном тесном экспозиционном помещении, а на стул положили записочку: "Стул не для тебя. Стул для всех". И лучшей эпиграммы на нашу систему я, например, просто не знаю. Я за то, чтоб этот стул входил во все хрестоматии, чтоб он как-нибудь покупался, продавался и чтоб авторы могли этим в достатке прожить до конца дней — стул стоит того».

То есть ответ на вопрос такой: пусть и «Здесь был Дюшан» входит во все хрестоматии. Концептуализм — искусство демократичное, «ярый демократ», как говорил тот же Некрасов.

Концептуализм — это вовсе не искусство-уродство, пресловутая демонстрация художником собственного, извините, дерьма в экспозиционном пространстве — была в начале 1960-х такая акция у итальянского концептуалиста Пьеро Мандзони, о которой только и твердят все борцы с постмодернизмом-концептуализмом с позиций поборников традиций классического искусства. Конечно, когда концептуализм в нашей суровой реальности представляет разные арт- или даже почему-то панк-группы, привечаемые на Западе самой Йоко Оно (вдова Джона Леннона, если кто из битломанов не знает, — заслуженный художник-концептуалист), может сложиться и такое впечатление. Но следует иметь в виду, что все эти арт-панк-группы с художественной точки зрения даже не абсолютные нули, а сугубо отрицательные величины, и Йоко Оно или даже сам Джозеф Кошут, толковавший в недавнем интервью «Ленте.ру» о том, что у нас несчастных концептуалистов за решетку бросают, нам тут, при всем почтении, не указ.

У нас есть блестящая плеяда художников, так или иначе принадлежащих этому течению, а концептуализм, как совершенно справедливо говорила «Ленте.ру» комиссар павильона России на Венецианской биеннале, глава московского выставочного фонда Stella Art Стелла Кесаева, — «самое главное направление после Малевича и русского авангарда». И Дмитрий Александрович Пригов — бесспорный классик этого направления.

Тем-то прежде всего и ценна привезенная из Третьяковки в Пермь выставка Пригова, что она показывает: концептуализм — это не пустое место, не жульничество, а важный этап мирового и русского искусства, основанный как раз на классических традициях европейской художественной культуры («от Ренессанса»). В том главная заслуга — помимо самого Пригова, конечно, — куратора выставки, искусствоведа, завотделом новейших течений Государственной Третьяковской галереи Кирилла Светлякова, давшего квалифицированный комментарий к каждой серии работ Пригова, показавшего их связь именно с традицией, действительно от Ренессанса. И, понятно, арт-директора Музея современного искусства PERMM Наили Аллахвердиевой, так умело и элегантно организовавшей экспозиционное пространство всех трех этажей вверенного ей здания, что пермский вариант выставки смотрится даже лучше московского.

Если бы в перестройку и гласность начинали с таких экспозиций, наши соотечественники давно бы уже разбирались в современном искусстве не хуже иных кураторов. Вкусы, конечно, у всех разные, и каждый волен по-прежнему считать московский концептуализм пустым местом, а Пригова — не поэтом. Но теперь такое мнение, мягко говоря, непрофессионально. Искусство Пригова вам может быть неблизко, неинтересно, но если вы беретесь выносить профессиональные суждения об искусстве, о литературе, будьте любезны считаться с художественными реалиями. А они именно таковы.

Не удивляйтесь, увидев где-нибудь, да хоть бы в трамвае, такое объявление:

«Граждане!
Не жизнь порождает радость, но
радость порождает жизнь!
Дмитрий Алексаныч».

Ведь Дмитрий Алексаныч, как всегда, прав.