В начале 2014 года участники движения «Вместе — за достойную медицину» вышли на улицы Москвы и Петербурга с плакатами «Кто и зачем приказал уничтожить Гематологический научный центр?». Вскоре появились официальная петиция, а также открытое письмо сотрудников центра (адресованные президенту России) — с требованием «прекратить разрушение» медицинского учреждения. Конфликт в ГНЦ продолжается уже несколько лет: одна сторона утверждает, что в центре массово закрываются лаборатории, а заслуженных ученых увольняют без объяснения причин; оппоненты возражают — это рутинная реорганизация, в результате которой всем станет только лучше. В ситуации разбиралась «Лента.ру».

Анализ крови

Вообразите кадры советского фильма о медицине образца 1980-х годов: двое медиков в белых халатах, оба — пытливые ученики академика Андрея Воробьева, занимаются любимым делом в перспективном научном центре. Массивное здание сталинской архитектуры, внутренние помещения просят ремонта, в коридоре — желтый от мастики паркет елочкой. На здании — вывеска «Гематологический научный центр РАМН». 

Одного из ученых, того, который постарше, зовут Владимир Городецкий — этот талантливый анестезиолог-реаниматолог в Гематологическом центре, помимо прочего, возглавляет Институт переливания крови. Второй ученый, Валерий Савченко — директор Института трансплантации костного мозга, стажировался в США (большая редкость для советского медика), в лаборатории нобелевского лауреата Эдварда Доннела Томаса, впервые совершившего удачную пересадку костного мозга пациенту с лейкозом.

Через 30 лет Городецкий и Савченко перестанут разговаривать друг с другом. Один из них займет место бывшего учителя и станет директором научного центра с паркетом в елочку. Второй уйдет с работы. 

* * *

Скандал в Гематологическом научном центре, крупнейшем федеральном лечебном учреждении для пациентов с заболеваниями крови, вошел в острую фазу в самом конце 2013 года. А первые признаки конфликта стали заметны еще в апреле — тогда в газете «Аргументы и факты» вышла статья «Болезнь российской науки: в Москве ликвидируют Институт переливания крови». Сообщалось, что институт, в котором с момента основания были проведены миллионы операций по переливанию крови, пытаются уничтожить. Лаборатории закрывают, пожилых сотрудников отправляют на пенсию; тех, кто моложе, против воли переводят в головную организацию, то есть в Гематологический научный центр. Директор института, член-корреспондент РАМН Владимир Городецкий, выйдя в начале прошлой весны из отпуска, обнаружил, по его собственным словам, что работает в несуществующей структуре: «Я получил письмо, что нашего института в уставе Гематологического центра нет. А чего тогда я директор?» — жаловался Городецкий «Аргументам и фактам».

Авторы этой же статьи цитируют директора ГНЦ, академика РАМН Валерия Савченко: «Некоторые лаборатории [в Институте переливания крови] неэффективны, они существуют уже лет 25 в рамках одного и того же уровня, ничего нового: ни публикаций в серьезных журналах, ни новых направлений нет. В некоторых лабораториях средний возраст — 68 лет. Работают люди, которым за 80». 

Это было только начало.

10 января 2014 года члены общественного движения «Вместе — за достойную медицину» вышли на улицы с плакатами «Минздрав, почем нынче кровь?» и «Кто и зачем приказал уничтожить Гематологический научный центр?». Часть активистов стояла у здания Минздрава в Москве, часть — у Северо-Западного представительства президента на Васильевском острове в Петербурге. В том же месяце на сайте Сhange.org была размещена петиция «Остановите разрушение Гематологического научного центра», направленная в администрацию президента России. Под ней подписались 2500 человек.

На сайте научно-просветительского журнала «Скепсис» было опубликовано открытое письмо сотрудников Гематологического центра Владимиру Путину. В копии — министр здравоохранения Вероника Скворцова. Авторы бьют тревогу: в ГНЦ за прошедшие два года уволены более 700 человек, в том числе 100 крупнейших ученых-гематологов; разрушены целые научные школы. Под письмом подписались более 50 человек. В статьях о ГНЦ журналисты открыто симпатизировали подписантам. А в самом центре пошли слухи о скором приезде ревизоров из Минздрава.  

Двое

Одна из подписей под открытым письмом президенту принадлежала Городецкому. В ГНЦ он пришел в 1988-м, через год стал заведовать первым отделением анестезиологии и реанимации на девять коек. 

До этого, вспоминает Городецкий, интенсивная терапия при гематологических заболеваниях практически не проводилась: «Когда в 1987 году ГНЦ возглавил новый директор, Андрей Иванович Воробьев, для гематологических больных была маленькая — всего на 40 коек — клиника, которой руководил профессор Файнштейн. Мы с ним почти каждое утро ходили вместе до работы, и он мне внушал: "Володя, все больные лейкозом умрут. Бог дал, бог взял, какие переливания крови раковому больному?! Чем они ему помогут?!" А мы пришли с совершенно другими идеями: в 1972 году Воробьев и легендарная женщина Марина Давыдовна Бриллиант вылечили первых больных с лейкозом. Мы уже знали, что интенсивная терапия и переливания жизненно необходимы». 

В 2003 году Воробьев попросил Городецкого взять на себя обязанности директора Института переливания крови, пребывавшего, по его мнению, «без руля и без ветрил». 

Параллельно с Городецким свою карьеру в центре строил гематолог Валерий Савченко, занимавшийся трансплантацией костного мозга. Оба считались учениками Воробьева — и оба долгое время числились его заместителями. «У нас с Валерой все время идет такое соревнование: кандидатскую он защитил первым, докторскую — я», — признается Городецкий. Особой дружбы между учеными не было, но и ругани — тоже. 

В феврале 2009 года Воробьева хватил инсульт. «Я был в отпуске, тут звонит телефон. Воробьев с трудом говорит: "Володя, у меня кондрат". Мое сердце тут же кровью обливается», — рассказывает Городецкий. Некоторое время Воробьев провел в реанимации и даже потом вернулся на работу, но полностью так и не восстановился; в центре начали поговаривать о скорой смене власти. По одной из версий, директор сначала назвал в качестве своего преемника Савченко, а потом передумал в пользу Городецкого, но тот отказался. 

В 2010 году, по решению Воробьева, формально числившегося директором, ГНЦ сняли с баланса Академии медицинских наук (в ее составе он находился почти два десятка лет) и перевели под крыло Минздрава. По слухам, среди сотрудников центра началась паника: многие считали, что переход в министерство из Академии медицинских наук чреват реорганизацией, массовыми сокращениями и закрытием лабораторий. В том же году был назначен очередной претендент на власть — профессор Олег Рукавицын из госпиталя имени Бурденко. «Я ему звоню из своего кабинета: "Олег, привет. Правда, что ты к нам идешь? Да зачем тебе, у нас таких докторов наук, как ты, еще пять штук", — рассказывает Городецкий. — Кладу трубку, Валера Савченко сидит напротив. Отправляю факс [тогдашнему министру здравоохранения] Татьяне Голиковой, через месяц назначают встречу. Мы говорим с Голиковой битый час, я лично уговариваю ее назначить Савченко на место Воробьева. Мне хотелось, чтобы центром руководил наш человек, который разбирается в ситуации». 

В 2011 году Савченко был назначен директором ГНЦ. «Когда Валера стал начальником, то сказал, что Институт переливания крови давно умер», — в голосе Городецкого слышится горькая обида, смешанная с недоумением. «А ведь мы открыли лабораторию СПИДа и гепатитов, модернизировали лабораторию получения тромбоцитов, разработали производство 8-го и 9-го факторов свертываемости крови. А теперь я, получается, никому не нужен?!» — горячится Городецкий.

19 июля 2013 года он ушел из центра. 

Ученик

В шкафах просторного кабинета Валерия Савченко — диски с сериями «Доктора Хауса», книги Германа Гессе и Анатолия Наймана. Говорят, во время утренних планерок он цитирует «Колыбель для кошки» и «Уловку-22». 

Невысокий, в очках и белом халате, Савченко предлагает взглянуть на ситуацию с его стороны: вот в открытом письме ученых президенту написано, что в центре за последние два года закрыли 17 лабораторий (13 — в Институте переливания крови); Савченко утверждает, что все 50 подразделений центра работают, как и прежде: «Просто в центре идет реорганизация, вызванная переходом института из РАМН в Минздрав». Институт переливания крови перекроили в первую очередь — на ремонт потратили 87 миллионов рублей, переименовали в «Подразделение трансфузиологии», назначили новую заведующую — молодого ученого Татьяну Гапонову. 

Вспоминая старое, Савченко заметно раздражается: «Раньше доноры крови под одеялами лежали, дуло из всех щелей! В лабораториях всего по двое человек работали, три года нормального отчета не было, зато некоторые сотрудники в открытую занимались успешным бизнесом на стороне, получая бюджетную зарплату» (имеется в виду НПО «Ренам», производящий и продающий реагенты для лабораторной диагностики в городских поликлиниках и больницах; им руководил сотрудник ГНЦ, профессор Альберт Козлов. По его словам, НПО арендовало часть помещений в ГНЦ; Савченко утверждает, что размер аренды не соответствовал объему занимаемых помещений: «Платили за 150 метров, занимали 300, да еще у нас деньги получали». Прошлым летом Козлов написал заявление об уходе, «Ренам» переехал). 

Позже под реорганизацию попала поликлиника центра. В интервью сайту Vademecum Савченко объяснял, с чем эта реорганизация связана и что, собственно, значит: «У нас, кстати, деньги все федеральные. У нас просто нет бюджетных денег, чтобы бесплатно консультировать москвичей. Если люди живут в Москве, они должны наблюдаться в гематологическом медицинском центре своего района. Если наступает действительно серьезный случай, они должны обращаться к нам, по направлению этих гематологов. И мы никогда пациентам не отказываем, потому что здесь нельзя отказывать… Но мы не можем лечить бесплатно пациентов, которые должны проходить обследование по месту проживания. Учитывайте, что наша диагностика иногда стоит очень дорого — это сложные процедуры». 

В том же 2011 году, когда Савченко стал директором, обветшалый ГНЦ получил из федерального бюджета на ремонт 2,7 миллиарда рублей. Всего за три года в институт направили полтора миллиарда рублей — по 400 миллионов рублей в год; остаток выдадут до конца 2016-го. Ремонт начали на год позже, чем планировали — в 2012-м. 

«Вы посмотрите в окно, — Савченко показывает в сторону многоэтажного корпуса. — В нем фактически семь этажей, а по плану БТИ — пять, два надстроены без разрешения, причем с железобетонными перекрытиями. Корпус стал в два раза тяжелее, а фундамент треснул и просел. Мы потратили год на то, чтобы внести самострой в экспликацию». На укрепление перестроенного корпуса, строительство конференц-зала, оборудование подвалов и пандусов и ремонт двух отделений химиотерапии потратили 1,4 миллиарда рублей (то есть почти все деньги, полученные из федерального бюджета).

От прежней администрации, сетует Савченко, ему досталось сложное хозяйство: «Все документы были запутаны — я не знаю, осознанно или нет. В штатном расписании числились 1900 человек, работали — 1200. 700 ставок "подснежников" делились между персоналом и администрацией, базовая зарплата составляла три тысячи, и к ней все время что-то приплюсовывали». 

В 2011 году в штатном расписании ГНЦ действительно было 1905 человек, а фактических работников — 1391. За два года, если верить официальным документам, разрыв между числом ставок и количеством занятых мест сократился до 150-ти; под сокращение, по официальным данным, в этот период попали 72 человека. С другой стороны, за эти же два года заявления об уходе по собственному желанию написали 605 человек. «Нормальная ротация кадров, — комментирует Савченко. — В основном, уходили медсестры, недовольные низкой зарплатой. Зато теперь, когда мы избавились от мертвых душ, средняя зарплата медсестры составляет 23 тысячи рублей, и впервые за всю историю центра персонал укомплектован полностью». 

Одновременно с этим из ГНЦ ушли почти все медики, чей возраст превышал 65-летнюю планку. «Врач должен работать до определенного возраста, дальше он становится непростым человеком: в Германии любой профессор покидает пост в 65, максимум — в 67 лет. Мы никого не увольняли, мы предлагали работать консультантами на договоре — да, сокращалась зарплата, но сокращались и рабочие часы. Многие отказались», — резюмирует Савченко. 

По его мнению, сбой в отлаженной процедуре реорганизации центра случился в тот момент, когда Любовь Колосова, врач-гематолог поликлиники ГНЦ, взяла в руки телефон и позвонила кинокритику Диляре Тасбулатовой.

Крестовый поход

На сайте радиостанции «Эхо Москвы» 21 декабря 2013 года появился длинный пост Диляры Тасбулатовой «Крик души: убивают гематологический научный центр».

Краткий пересказ: Диляре позвонила «талантливейший врач, кандидат наук с огромным опытом работы, Колосова Любовь Юрьевна», которая маму автора «буквально из могилы вытащила, спасла», и «упавшим голосом сказала: "Увольняют, Диль, приезжай…"». «Ну, ладно моя мама, — пишет Тасбулатова. — Там таких "мам", и молодых в том числе, тысячи, ТЫСЯЧИ, и я не преувеличиваю; на столе у Колосовой лежат истории болезней горой: эти папки повсюду в ее тесном кабинете... Однако с 17 числа сего месяца ей было приказано уволиться без объяснения причин… Показав мне на тысячи папок с историями болезни, Колосова так и сказала: теперь это кандидаты на кладбище... Больные в коридоре сокрушались точно так же: если уйдет Любовь Юрьевна, мне не выжить....».

«Центр находится на грани исчезновения: никакой ремонт, лишь маскирующий тупое администрирование и разрушение центра, больным не поможет», — выносит свой вердикт Тасбулатова. В той же записи упоминается врач Людмила Мещерякова; по информации Тасбулатовой, она награждена грамотой «Лучший врач Европы»; ее планировали уволить еще «год назад», но Мещерякову «временно спасли пациенты, которых она вызвала к себе в кабинет»; в тот же кабинет с видеокамерой проникла Тасбулатова, однако «охранники выгнали ее буквально в толчки».

В беседе со мной Диляра Тасбулатова, известный российский кинокритик, называет себя «влиятельным блогером»; поясняет, что она «вообще человек активный — и недавно вошла в Общественную наблюдательную комиссию по правам заключенных в Москве». Ситуация с центром ее волнует до глубины души: «Уничтожена институция донорства, уничтожен запас крови на всю страну! При этом на ремонт центра выделили три миллиарда долларов!» Я переспрашиваю ее, уверена ли она в размерах суммы; Диляра поправляется: «Не долларов, рублей, но на что пошли эти деньги? Я уверена, осели в чьих-то карманах». 

За ГНЦ Тасбулатова сражалась бок о бок с Аллой Фроловой — гражданской активисткой, руководительницей общественного движения «Вместе — за достойную медицину». Когда я звоню Фроловой в первый раз, говорить она почти не может: «Сильно охрипла, на Красной площади протестовала против Олимпиады». Про скандал в ГНЦ Фролова узнала от врачей: «К нам обратились медики. Сказали, что закрывают лаборатории, та же Колосова обращалась. Все спрашивали, можно ли что-то сделать, и 10 января мы провели пикет у Минздрава: вышли, постояли около часа под проливным дождем». 

Парадокс в том, что упомянутая в посте Тасбулатовой Людмила Мещерякова никогда, по словам Фроловой, не говорила о том, что ее увольняют. А Любовь Колосова по-прежнему работает в ГНЦ и утверждает, что весь скандал — недоразумение. «18 декабря шел прием больных, меня вызвали в отдел кадров, дали мне уведомление. Там написано было, что до 18 февраля я имею право работать, а потом — либо увольняться, либо переходить на должность дежурного врача-гематолога. Я говорю: не могу сейчас это подписать, устала. Больные в коридоре спрашивают: когда прийти? А я не знаю, где я через два месяца буду, поскольку я ничего сначала не поняла — что это значит, "дежурный гематолог"? Может, ночами дежурить нужно? Пациенты ко мне ходят по 20 лет, они, конечно, заволновались», — рассказывает Колосова при встрече в ГНЦ. По ее версии, она вообще ничего не знала о том, что пациенты «что-то выложат в интернет», поскольку «ничего не читает».

Копии уведомлений, полученных Колосовой, есть у Фроловой — в них и правда предлагается должность дежурного врача-гематолога. Эту должность Колосова сейчас и занимает — уже в реорганизованной поликлинике; ее работа от этого пока никак не изменилась.

Учитель 

Знаменитый медик Андрей Воробьев родился в 1926 году в семье революционеров-большевиков; когда ему исполнилось 11, отца расстреляли, мать на десять лет сослали в лагеря. В 18 Воробьев работал маляром, в 20 поступил в 1-й московский мед, по окончании работал в Волоколамской больнице — терапевтом, педиатром, а если придется, то и патологоанатомом. Позже Воробьев сконцентрировался на гематологии и даже стал инициатором создания правительственной медицинской комиссии по расследованию аварии на Чернобыльской атомной электростанции: ездил в Чернобыль, первым в стране разработал эффективные методики лечения лучевой болезни. 

В 1987 году он стал директором ГНЦ. Долгое время занимал просторный кабинет на восьмом этаже. Сейчас академик Воробьев, крупный человек пожилого возраста с красивым несовременным лицом, приезжает в центр трижды в неделю; его кабинет размещен в палате отделения хирургии на пятом этаже. На стенах — старинные фотографии, у двери — инвалидное кресло: академик частично парализован.

Охотнее всего он говорит о прошлых достижениях центра — без преувеличения великих: «Этот институт создавал ваш покорный слуга, набиравший народ из ординаторов и аспирантов. Здесь мы впервые добились небывалых результатов в излечении лимфосаркомы — 80 процентов ремиссий по России, 90 процентов — по Москве». И делали это, продолжает Воробьев, те самые врачи, которые когда-то были молодыми: теперь они постарели и были вынуждены покинуть центр. «Но ведь им же, — пытаюсь я возразить, — предлагали должности консультантов, чтобы передать опыт молодежи». «Было бы кому передавать, — снисходительно кривится Воробьев. — Вот если бы я Эмилю Григорьевичу Гилельсу предложил заменить его треньканье пальцами на рояле на игру на саксофоне, а за это я бы ему сохранил положение в обществе, то мне было бы непонятно, какого черта этот старый еврей еще чем-то недоволен».

От вопроса про 700 пустых ставок, долгие годы существовавших в его штатном расписании, Воробьев отмахивается как от назойливой мухи: «Денежный разговор — от начала и до конца лживый, это полная брехня. Я — врач, мое дело — лечить больных, а не удовлетворять похоти финансистов, которых помещают на руководящие должности». Примерно так же он реагирует на вопрос о незаконно надстроенных двух этажах: «Я утроил коечный фонд, вы можете понять? Этого надо было добиваться обманом, подтасовкой, уговорами: где-то на коленях стоять, кому-то в морду дать. Как надстроили два этажа? По нахалке! Надстроил, и все! Да, Воробьев всех обманул, но если бы я этого не сделал, у меня бы не было одноместных палат для интенсивной терапии!» 

Еще сложнее он реагирует на мое предположение о том, что его собственное решение о переводе центра из РАМН в Минздрав спровоцировало реорганизацию в ГНЦ. «Знаете, была мной составлена одна бумага, — заметно мрачнеет Воробьев. — "Уважаемая Татьяна Алексеевна Голикова, за последние годы нами была проделана уникальная работа: мы научились вылечивать до 90 процентов больных, ранее умиравших, от лимфосарком. Я должен это распространить на всю страну. Мощности РАМН мне в должном масштабе этого не обеспечивают, это организационный вопрос в масштабах Минздрава. Поэтому, я думаю, было бы целесообразно перевести институт из ведомства РАМН в Минздрав"». 

Подумав, он продолжает: «И это, конечно же, была моя ошибка: Минздрав не будет заниматься конкретными делами больных, структура эта сложна для переваривания специалистами его деяний. Я ошибся, перевел центр под министерство». Перед тем, как я выхожу из палаты, Воробьев бросает мне вслед: «Журналисты интересуются хрен знает чем! А ведь раньше в этот центр брали всех, самых старых и тяжелых, больных. Любой знал, что если больной никому не нужен, он нужен одному человеку — Воробьеву. А сейчас, насколько мне известно, в центр таких больных не берут». 

Прошлое и настоящее

Перед входом в отремонтированное отделение переливания крови стоит блестящая передвижная станция; у входа — стенд, на котором висят фотографии с надписями «Было» и «Стало». Были — советского типа скромные кабинеты, стал — обширный зал с большими окнами, в котором 20 современных кресел для доноров. После кровосдачи можно перекусить в специальном буфете. На плазменных панелях крутят фильмы о пользе донорства. 

По отделению меня водит Татьяна Гапонова: ей 37 лет, она недавно вступила в должность заместителя генерального директора центра. О своей работе она рассказывает взахлеб: «У нас 111 доноров в прошлом месяце безвозмездно сдали кровь, это очень хороший результат. Смотрите, вот тут у нас заготавливают кровь, мы впервые сделали достаточный запас тромбоцитов, а раньше бегали по надобности. Вот отделения развития донорства, клинической трансфузиологии, а это — отделение вирусной безопасности, в котором тестируют, кстати, и больных, и доноров». Все оборудование — свежее, с иголочки. Гапонова бойко продолжает перечислять названия отделений: «апробация донорской крови», «контроль качества компонентов», «лечебный гемофарез». По словам Екатерины Чистяковой из фонда «Подари жизнь», «донорство в ГНЦ резко рвануло вперед: мы отправляем в центр людей на переливания, от них об отделении слышим только восторженные отзывы».

Преемницей бывшего директора Института переливания крови Городецкого Гапонова себя не считает: «Я слишком мелка в сравнении с ним, нельзя даже сравнивать. Я счастлива бы стать преемницей, но так получилось, что я к Городецкому приходила за помощью трижды, и трижды он мне сказал: "Я не буду вам помогать. Не потому, что на вас лично обижен, а просто — не буду"». 

Обида — ключевое слово, фундамент конфликта в ГНЦ. Вот бывшие сотрудники центра пишут жалобы на администрацию: «Савченко В.Г. — болезненно честолюбивый, бесциримонный с садистскими наклонностями человек (цинично мстил своему учителю и наставнику). Цинично расправился со многими сотрудниками, которые ему помогали, способствовали его продвижению по служебной лестнице» (орфография и пунктуация сохранены). А в дирекции в ответ составляют документ под названием «Факты. И только факты», где, в частности, написано следующее: «Печально, что одна взбалмошная женщина и с ней еще десяток неуравновешенных париев почем зря три года поливают грязью весь коллектив, и это воспринимается власть предержащими как должное». 

Пресс-служба «власть предержащих» — в данном случае Министерства здравоохранения — в ответ на просьбу прояснить ситуацию пишет: «В настоящее время действительно запланировано проведение проверки в Гематологическом научном центре. Проверки деятельности ГНЦ проводятся регулярно в установленном законом порядке не только Министерством здравоохранения, но и иными федеральными органами по компетенции». 

В ожидании ревизии стороны раздают комментарии. «Я отдал этому институту четверть века, до меня в гематологии не было реанимации, а сейчас — есть, а мне в отделе кадров сказали: "Все, кто старше 70 лет, — статистическая погрешность"», — переживает Городецкий. «Я отдал этому институту 25 лет и очень хочу его сохранить. Когда я увижу, что все растет и движется само, я уйду, я не буду держаться. В этом коллективе очень много ярких молодых людей, им просто нужно немного помочь», — это уже Савченко.