18 октября в российский прокат вышла новая лента Эдгара Райта «Армагеддец» (оригинальное название — «The World’s End») — комедия о друзьях, решивших вспомнить молодость, и инопланетном вторжении. Это заключительная часть трилогии «Кровь и мороженое», также включающей фильмы «Зомби по имени Шон» и «Типа крутые легавые». Во время работы над трилогией Райт тесно сотрудничал с комиком Саймоном Пеггом — тот не только сыграл ключевых персонажей во всех трех картинах, но еще и принял участие в написании сценария для каждой из них.
В честь российской премьеры фильма «Армагеддец» Пегг рассказал «Ленте.ру» о самой картине, пивной культуре, инфантилизме и хоббитских ногах.
Как сценарист вы часто пишете о себе — и в Шоне из «Зомби по имени Шон», и в Николасе Энджеле из «Типа крутых легавых» можно легко разглядеть ваши черты характера. Насколько, как вам кажется, автобиографичным персонажем является Гэри Кинг?
Боюсь, что таким, как Гэри, я все-таки не был. Я был скорее как Стивен, персонаж Падди Консидайна — такой же тихий, скромный и ответственный. Но у нас в классе учился один крутой альфа-самец, который изображал из себя гота. И я благоразумно с ним подружился, и тоже стал маленьким готиком — его правой рукой и верным приспешником. Так что до Гэри мне далеко. Но, я уверен, все мы либо знаем какого-нибудь такого Гэри, либо им являемся.
Вы согласны, что в фильме комичность во многом строится на трагичности? Гэри — он все же рыцарь очень печального образа...
Согласен, а все потому, что нам с Эдгаром и Ником всегда было важно, чтобы наш юмор опирался на серьезные темы. Если снимать ржач ради ржача, то кино разваливается на глазах, стоит только одной-единственной шутке не сработать. Лучшие комедии всегда строились на интересных историях, колоритных персонажах, смыслах и чувствах. Так вот, несмотря на весь этот сумасбродный энтузиазм, непредсказуемость и неподконтрольность, Гэри Кинг — глубоко трагический герой. Он — подверженный депрессиям и алкоголизму суицидальный пациент психбольницы в бегах. Самый подходящий персонаж для комедии, не так ли? (Смеется.)
Были ли у вас в ваши зрелые годы такие моменты, когда вы себе говорили: «Пора взрослеть уже!»?
Почему-то многие воспринимают меня как законченного кидалта, большого инфантильного придурка, которому давно пора повзрослеть. Возможно, в этом есть доля правды, но помимо этого я еще и состоявшийся семьянин. Я не пью — потому что, ну, сколько можно уже. Я все время спешу домой к жене и дочери. Мой дом не заставлен сверху донизу игрушками и статуэтками героев комиксов. Ну, хорошо, в какой-то мере заставлен, но для этого у меня отведена отдельная комната, а все остальное — нормальный среднестатистический дом, в котором ничего не выдает гик-логово. (Смеется.) Я даже в последнее время полюбил антикварную мебель. Мой Тим из сериала Spaced — это был я на тот момент времени, но с тех пор я, как ни крути, возмужал и изменился.
Просто в наше время вообще не принято взрослеть быстро. У моих родителей детство кончилось в 19 лет, а то и раньше. Они поженились еще совсем молодыми, рожали детей и ходили на серьезные работы в строгих костюмах, застегнутых на все пуговицы. Сейчас же на молодежь нет того давления, что раньше, и никто не заставляет их взрослеть в подростковом возрасте. Как раз наоборот — в обществе пестуется всеобщая инфантилизация. Например, видеоигры или кино про супергероев, космические корабли и прочие довольно детские штуки — его все больше в последнее время. Мне 43 года, и я до сих пор играю в видеоигры. Во времена наших родителей это звучало бы дико и возмутительно. Возможно, потому, что в их времена не было видеоигр. (Смеется.) Хотя, если честно, сейчас я уже играю не так часто. Слишком много времени уходит на покупку антикварной мебели — тут уж совсем не до видеоигр!
Пусть вы и не пьете сейчас, но скажите хотя бы в теории, сколько пабов вы бы смогли окучить в ходе паб-тура, показанного в вашем фильме?
Ну, скажем, семь. Максимум восемь, но в восьмом пабе мне было бы уже совсем нехорошо. Вообще я всегда предпочитал прийти в паб и остаться в нем. Какой смысл куда-то идти, если ты просто хочешь напиться? Думаю, эти пробеги по пабам возникли потому, что это единственный способ выпить 12 пинт подряд и при этом не признавать, что ты — алкоголик. Мы сами себе говорим: «Если ходить из паба в паб, то это своего рода квест, а не просто пьянка!» Самое смешное, когда кто-то говорит, что пьет пиво, чтобы утолить жажду. (Смеется.) Слушайте, я, например, люблю чай, но, пожалуй, 12 пинт за одну ночь пить не стану.
Это как сцена из Spaced, где вам предлагают чай, а вы говорите: «Нет, спасибо, 12 кружек — это мой предел». Но вернемся к Гэри Кингу. Расскажите, почему вам пришелся по душе этот персонаж?
Гэри классный — очень фактурный и неоднозначный. Я старался сделать его как можно более неприятным — он должен был раздражать зрителей, казаться злодеем и представлять угрозу куда более ощутимую, чем, собственно, инопланетные захватчики. Пришельцы как раз прибыли с достойной миссией — сделать нашу планету лучше. Правда, их методы подразумевают тотальный контроль над разумом и телом человека, но в конечном итоге они хотели, чтобы мы все жили одной большой, счастливой коммуной. Гэри был против этого, всячески чинил препятствия, хотя я не исключаю, что многие зрители в конце даже ловят себя на мысли: «Отстал бы он уже от них и дал бы им сделать все, что они хотят».
И снова у вас получился двусмысленный финал: вроде все плохо, но при этом все хорошо.
(Смеется.) Да, то же самое было и в остальных фильмах трилогии. В «Шоне», например, герой Ника [Фроста] превращается в зомби, но при этом он счастлив, что ему не надо искать работу и взваливать на себя разного рода обязательства. Теперь он может с чистой совестью сидеть, мычать, истекать слюной и играть в видеоигры. В «Легавых» мой персонаж в итоге построил тоталитарное общество, против которого боролся на протяжении всего фильма. В финале он по-фашистски ходит в черных перчатках в этом его маленьком полицейском государстве — тоже довольно двусмысленная концовка. В «Армагеддеце» же приходит конец цивилизации как таковой, но так ли уж это плохо, если Гэри по-прежнему имеет возможность зависать с друзьями?
Кадр из фильма «Зомби по имени Шон»
Кстати, о друзьях... Вы этих колоритных персонажей писали специально для актеров, которые их в итоге и сыграли?
Да, и более того, в какой-то момент мы в сценарии даже поменяли имена персонажей на имена актеров. Ну, к чему тут лукавить, ведь мы все знаем, что «Оливер» — это, на самом деле, Мартин Фриман, «Стивен» — Падди Консидайн, а «Питер» — Эдди Марсан. Мы очень хотели, чтобы Питера сыграл именно Эдди, потому что он всегда берется за роли каких-то омерзительных типов, а тут, для разнообразия, ему достался бы хороший парень. С Мартином мы работали и раньше, но теперь старались сделать его роль более существенной, а то в «Шоне» он провел на экране две секунды, а в «Легавых» — три минуты. Согласитесь, было бы глупо пригласить в свой фильм Бильбо Бэггинса — и тут же от него избавиться! Мы ему на площадке придумали новую кличку: называли его только «Маленький Мартин», да еще и с новозеландским акцентом. Наш гример предлагал даже сделать ему хоббитские ноги — все равно их бы не было видно под костюмом, зато Маленький Мартин чувствовал бы себя в своей тарелке. (Смеется.)
У вас, наверное, на площадке царила сплошная веселуха? Вы ведь все не только отличные комики, но еще и друзья.
Эдгар отказывается в этом признаваться, но я убежден, что мы впятером его страшно бесили. Нам нельзя собираться вместе — мы тут же начинаем дурачиться и вести себя, как гиперактивные дети на амфетаминах. Мне так стыдно. Хуже всех, конечно, был Падди Консидайн — он мог нон-стоп нести какую-то фигню. Говорил что-нибудь страшно оскорбительное, а в следующую секунду Эдгар кричал «Мотор!», и мы тут же должны были начать отыгрывать сцену. Но в тот момент все, о чем мы думали, это как бы после команды «Снято!» получше ответить Падди на его выпад. (Смеется.) Как малые дети, честное слово.
Когда вы с Эдгаром и Ником только приступали к съемкам «Зомби по имени Шон», могли вы хотя бы в самых своих смелых мечтах представить себе, что это будет начало трилогии?
Ни за что! Мы были уверены, что это наш первый и последний фильм и что нам больше никогда не дадут ничего снять. Эта обреченность нам, конечно, не мешала получать удовольствие от процесса, но и не позволяла думать о будущем. Однако наше кино внезапно обрело успех, а затем мы взялись за «Легавых», и раскидали по всему фильму маленькие отсылки к «Шону». Нам показалась дельной эта идея снять своего рода сиквел — стилистический, а не сюжетный. Так, чтобы зрители смотрели оба фильма и понимали, что их создавали одни и те же люди.
Ну еще бы не понять, ведь в обоих фильмах были вы с Ником.
Черт, действительно. Это сильно нас выдает, да? (Смеется.) Но мы всего лишь актеры, и наше присутствие в фильме могло быть совпадением. А вот всякие еле заметные связующие звенья, будь то прыжки через забор или поедание определенного сорта мороженого — это уже более тонкая материя, с ней нам было интересно поиграть.
«Армагеддец» во многом посвящен теме ностальгии и возвращения в родной город. Какие у вас, парня из Глостера, отношения со своим родным городом?
Когда я был моложе, мне казалось, что Глостер остался далеко в прошлом, я уехал оттуда и вычеркнул это место из своей жизни. Возвращался только повидаться с мамой и родственниками, но никаких особых чувств по этому поводу не испытывал. Сейчас же я стал человеком более осмысленным и, как мы уже выяснили, взрослым, поэтому приезды в родной город я начинаю ценить, словно это маленькие, кратковременные путешествия в детство. С возрастом уходит цинизм и ему на смену приходит сентиментальность, и я пока понятия не имею, что с ней делать! (Смеется.)